Для себя он жаждет остановить и стереть, как
он жаждал этого, когда в том последнем сражении набросился на
врагов, рубил и крушил, когда рубили и крушили его самого, и он
наносил раны и получал их в ответ, покуда не рухнул на землю. А
что же было потом? Потом наступил провал беспамятства, или
дремоты, или смерти. И тут же опять пробуждение, и в сердце
вновь врывается волна жизни, поток чудовищных, прекрасных и
страшных видений, бесконечный, неотвратимый, и ты не увернешься
от него до следующего беспамятства, до следующей смерти. Да и
она, возможно, будет лишь кратким перерывом, недолгим роздыхом,
чтобы ты перевел дух и снова стал одной из тысяч фигур в этой
дикой, дурманящей и безнадежной пляске жизни. Нет, это
неизгладимо, этому нет конца.
Какое-то беспокойство заставило его вскочить. Если уж в
этой проклятой круговой пляске не дано покоя, если его
единственное заветное желание нельзя исполнить, что ж, ничто не
мешает ему снова зачерпнуть воды и отнести ее старику, как тот
ему приказал, хотя никакого права не имел что бы то ни было
приказывать. Это была услуга, какую от него потребовали,
поручение, и его можно было послушно выполнить, это лучше, чем
сидеть тут и выдумывать различные способы самоубийства, вообще
послушание и служение куда легче и лучше, куда невинней и
полезней, нежели власть и ответственность - это-то он хорошо
знал. Итак, Даса, возьми-ка сосуд, зачерпни воды и отнеси ее
своему господину!
Когда он подошел к шалашу, учитель встретил его каким-то
странным взглядом, и были в этом взгляде и вопрос, и
сочувствие, и веселое понимание: это был взгляд, каким юноша
встречает подростка после того, как тот пережил трудное и
вместе с тем немного постыдное приключение, какое-нибудь
испытание мужества. Этот царевич-пастух, этот приблудный
горемыка, хоть и бегал сейчас только к источнику, да и
отсутствовал всего каких-нибудь четверть часа, но за это время
успел побывать в темнице, потерять жену, сына, целое княжество,
завершить целую человеческую жизнь, узреть вечно вращающееся
Колесо. Скорей всего этот молодой человек и раньше пробуждался
один или несколько раз и вдыхал глоток истины, иначе он не
пришел бы сюда и не оставался бы так долго; но теперь он
пробудился по-настоящему, теперь он созрел для долгого пути.
Нужен будет не один год, чтобы только поставить ему дыхание,
научить его правильно сидеть.
И этим одним взглядом, содержащим лишь намек на участие,
на возникшие между ними узы, узы учителя и ученика, - только
этим одним взглядом йог совершил обряд приема Дасы в учение.
Этот взгляд изгонял ненужные мысли из головы ученика и призывал
его к покорности и служению.
Больше нам нечего рассказывать о жизни Дасы, все остальное
произошло по ту сторону образов и действий. Леса он больше не
покидал{3_2_3_04}.
* ПРИМЕЧАНИЯ *
[0_01]
ИЗДАТЕЛЬСТВО "ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Москва 1969
HERMANN HESSE
Das Glasperlenspiel
1943
Перевод с немецкого Д. КАРАВКИНОЙ и Вс. РОЗАНОВА.
Редакция перевода, комментарии и перевод стихов С.
АВЕРИНЦЕВА.
[1_00_1]
Альберт Второй, трактат о кристалл. дух., изд. Клангор и
Коллоф. кн. 1, гл. 28 (лат.):
[1_01]
Паломникам в страну Востока. - Посвящение намекает
на появившуюся десятилетием раньше повесть Гессе "Паломничество
в страну Востока" и имеет по меньшей мере троякий смысл.
Во-первых, оно апеллирует к той утопии интимного духовного
братства, которая является темой обеих книг. Прекрасно зная,
насколько фальсифицированы в окружающем его обществе массовые
связи между людьми, как легко против воли стать частью
всеискажающей литературной промышленности, Герман Гессе личным,
почти заговорщическим жестом кладет книгу в руки "своему"
читателю, своему "собрату по Ордену", который поймет его с
полуслова. Во-вторых, автор подчеркивает единство содержания
обеих книг; и в том, и в другом случае речь идет о проблематике
соотношения между духовностью и жизнью, о диалектике веры,
сохраняющей свою бодрость при всех разочарованиях и вопреки им.
В-третьих, чисто литературно, "Игра в бисер" продолжает линию,
намеченную "Паломничеством в страну Востока". Прозрачность и
одухотворенность образной системы, господствующая в обеих
книгах, нисколько не исключает выпуклой пластичности образов. В
обоих случаях место действия, говоря словами самого Гессе, -
"это не страна или некое географическое понятие, но родина и
юность души, то, что повсюду и нигде, тождество всех времен".
Вторая необычная черта, характеризующая литературную технику
обеих книг Гессе и часто наталкивающаяся на непонимание,
-непрестанная подвижность точки зрения, при которой почти
каждая последующая фраза дает предмет изображения в иной
смысловой перспективе, чем предыдущая, а конечный "итог"
остается намеренно многозначным. Так, "Паломничество в страну
Востока" рисует некое Братство, которое потерпело крушение,
распалось и забыто, и только его бывший член Г. Г. хочет писать
историю этого некогда высокого начинания; незаметно все
сдвигается, и становится ясно, что все эти годы, проведенные Г.
Г. в горестном разочаровании, Братство продолжало совершать
свой путь, и только один Г. Г. по слабости отпал от него; и в
конце концов отчаявшемуся, но честному члену Братства предстоит
узнать что и сам он на более глубоком уровне своего бытия
неизменно сохранял верность своему служению. Соответственно и в
"Игре в бисер" смысл колеблется между возвеличением
"касталийского" идеала духовности и преодолением этого идеала.
Напоминая о близости той и другой книги, посвящение стремится
сделать их более понятными друг через друга.
[1_02]
...и пусть люди легкодумные... - Эпиграф
принадлежит Гессе, а его перевод на схоластическую латынь
выполнен друзьям писателя - филологами Шаллем и Файнхальсом.
Измышленное имя автора текста "Альберт Второй" намекает на
известного средневекового схоласта Альберта Великого
(1193-1280), учителя Фомы Аквинского. Альберт Великий,
прозванный современниками "Универсальным Доктором", стремился
ко всеобъемлющему духовному синтезу и к стройному упорядочению
всей суммы интеллектуальных ценностей своей эпохи, то есть к
тому идеалу, о которой идет речь и в романе Гессе и который он
воплотил в образе Игры в бисер.
[1_1_01]
Магистр Игры Иозеф III (лат.)
[1_1_02]
Содружество, целокупность наук (лат.).
[1_1_03]
Побочные, не относящиеся к делу занятия, пустячки
(греч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
он жаждал этого, когда в том последнем сражении набросился на
врагов, рубил и крушил, когда рубили и крушили его самого, и он
наносил раны и получал их в ответ, покуда не рухнул на землю. А
что же было потом? Потом наступил провал беспамятства, или
дремоты, или смерти. И тут же опять пробуждение, и в сердце
вновь врывается волна жизни, поток чудовищных, прекрасных и
страшных видений, бесконечный, неотвратимый, и ты не увернешься
от него до следующего беспамятства, до следующей смерти. Да и
она, возможно, будет лишь кратким перерывом, недолгим роздыхом,
чтобы ты перевел дух и снова стал одной из тысяч фигур в этой
дикой, дурманящей и безнадежной пляске жизни. Нет, это
неизгладимо, этому нет конца.
Какое-то беспокойство заставило его вскочить. Если уж в
этой проклятой круговой пляске не дано покоя, если его
единственное заветное желание нельзя исполнить, что ж, ничто не
мешает ему снова зачерпнуть воды и отнести ее старику, как тот
ему приказал, хотя никакого права не имел что бы то ни было
приказывать. Это была услуга, какую от него потребовали,
поручение, и его можно было послушно выполнить, это лучше, чем
сидеть тут и выдумывать различные способы самоубийства, вообще
послушание и служение куда легче и лучше, куда невинней и
полезней, нежели власть и ответственность - это-то он хорошо
знал. Итак, Даса, возьми-ка сосуд, зачерпни воды и отнеси ее
своему господину!
Когда он подошел к шалашу, учитель встретил его каким-то
странным взглядом, и были в этом взгляде и вопрос, и
сочувствие, и веселое понимание: это был взгляд, каким юноша
встречает подростка после того, как тот пережил трудное и
вместе с тем немного постыдное приключение, какое-нибудь
испытание мужества. Этот царевич-пастух, этот приблудный
горемыка, хоть и бегал сейчас только к источнику, да и
отсутствовал всего каких-нибудь четверть часа, но за это время
успел побывать в темнице, потерять жену, сына, целое княжество,
завершить целую человеческую жизнь, узреть вечно вращающееся
Колесо. Скорей всего этот молодой человек и раньше пробуждался
один или несколько раз и вдыхал глоток истины, иначе он не
пришел бы сюда и не оставался бы так долго; но теперь он
пробудился по-настоящему, теперь он созрел для долгого пути.
Нужен будет не один год, чтобы только поставить ему дыхание,
научить его правильно сидеть.
И этим одним взглядом, содержащим лишь намек на участие,
на возникшие между ними узы, узы учителя и ученика, - только
этим одним взглядом йог совершил обряд приема Дасы в учение.
Этот взгляд изгонял ненужные мысли из головы ученика и призывал
его к покорности и служению.
Больше нам нечего рассказывать о жизни Дасы, все остальное
произошло по ту сторону образов и действий. Леса он больше не
покидал{3_2_3_04}.
* ПРИМЕЧАНИЯ *
[0_01]
ИЗДАТЕЛЬСТВО "ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Москва 1969
HERMANN HESSE
Das Glasperlenspiel
1943
Перевод с немецкого Д. КАРАВКИНОЙ и Вс. РОЗАНОВА.
Редакция перевода, комментарии и перевод стихов С.
АВЕРИНЦЕВА.
[1_00_1]
Альберт Второй, трактат о кристалл. дух., изд. Клангор и
Коллоф. кн. 1, гл. 28 (лат.):
[1_01]
Паломникам в страну Востока. - Посвящение намекает
на появившуюся десятилетием раньше повесть Гессе "Паломничество
в страну Востока" и имеет по меньшей мере троякий смысл.
Во-первых, оно апеллирует к той утопии интимного духовного
братства, которая является темой обеих книг. Прекрасно зная,
насколько фальсифицированы в окружающем его обществе массовые
связи между людьми, как легко против воли стать частью
всеискажающей литературной промышленности, Герман Гессе личным,
почти заговорщическим жестом кладет книгу в руки "своему"
читателю, своему "собрату по Ордену", который поймет его с
полуслова. Во-вторых, автор подчеркивает единство содержания
обеих книг; и в том, и в другом случае речь идет о проблематике
соотношения между духовностью и жизнью, о диалектике веры,
сохраняющей свою бодрость при всех разочарованиях и вопреки им.
В-третьих, чисто литературно, "Игра в бисер" продолжает линию,
намеченную "Паломничеством в страну Востока". Прозрачность и
одухотворенность образной системы, господствующая в обеих
книгах, нисколько не исключает выпуклой пластичности образов. В
обоих случаях место действия, говоря словами самого Гессе, -
"это не страна или некое географическое понятие, но родина и
юность души, то, что повсюду и нигде, тождество всех времен".
Вторая необычная черта, характеризующая литературную технику
обеих книг Гессе и часто наталкивающаяся на непонимание,
-непрестанная подвижность точки зрения, при которой почти
каждая последующая фраза дает предмет изображения в иной
смысловой перспективе, чем предыдущая, а конечный "итог"
остается намеренно многозначным. Так, "Паломничество в страну
Востока" рисует некое Братство, которое потерпело крушение,
распалось и забыто, и только его бывший член Г. Г. хочет писать
историю этого некогда высокого начинания; незаметно все
сдвигается, и становится ясно, что все эти годы, проведенные Г.
Г. в горестном разочаровании, Братство продолжало совершать
свой путь, и только один Г. Г. по слабости отпал от него; и в
конце концов отчаявшемуся, но честному члену Братства предстоит
узнать что и сам он на более глубоком уровне своего бытия
неизменно сохранял верность своему служению. Соответственно и в
"Игре в бисер" смысл колеблется между возвеличением
"касталийского" идеала духовности и преодолением этого идеала.
Напоминая о близости той и другой книги, посвящение стремится
сделать их более понятными друг через друга.
[1_02]
...и пусть люди легкодумные... - Эпиграф
принадлежит Гессе, а его перевод на схоластическую латынь
выполнен друзьям писателя - филологами Шаллем и Файнхальсом.
Измышленное имя автора текста "Альберт Второй" намекает на
известного средневекового схоласта Альберта Великого
(1193-1280), учителя Фомы Аквинского. Альберт Великий,
прозванный современниками "Универсальным Доктором", стремился
ко всеобъемлющему духовному синтезу и к стройному упорядочению
всей суммы интеллектуальных ценностей своей эпохи, то есть к
тому идеалу, о которой идет речь и в романе Гессе и который он
воплотил в образе Игры в бисер.
[1_1_01]
Магистр Игры Иозеф III (лат.)
[1_1_02]
Содружество, целокупность наук (лат.).
[1_1_03]
Побочные, не относящиеся к делу занятия, пустячки
(греч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181