«Ты больно много понимаешь... Лучше бы за собой смотрел, вон какой стал, только кожа и кости остались...»
Мурат всегда был сухопарым, но за последние полгода действительно похудел почти до изнеможения. Он и сам не понимал, почему так. Конечно, работы у него было больше, чем у всех,— станция, уход за скотиной, рубка дров, уроки с Изат. Но не в том, в конце концов, было дело. Мучила его неизвестность. Казалось, все мог бы отдать за то, чтобы узнать, как идут дела на фронте, отогнали ли немцев от Москвы, где сейчас идут бои и скоро ли конец войне. А что он будет делать с женщинами, если это затянется надолго? Жили бы в аиле — дело другое. А тут глухие горы, и вряд ли стоит надеяться на чью-то помощь. Пока запасы еды есть, но ведь когда-то они кончатся... Проклятая высота! Нечем поживиться в этих горах. А что, если весной спуститься вниз, к Озеру, к людям? А как же станция, ледник?
Такие вопросы мучили не только Мурата. Особенно много думала об этом Айша-апа и тоже не видела выхода. А впрочем, пока они ровным счетом ничего не могли сделать, надо было ждать весны. И они жили этим ожиданием, долгими вечерами собирались вместе, чаще всего у Айши-апа, и она рассказывала им о прошлом:
— Долгую жизнь прожила я, родные мои... И чего только не пришлось пережить — и хорошего, и плохого. Хорошего- то, конечно, больше было... Место, где я родилась и провела детство, называлось раньше Сары-Кол. Сейчас-то вы его по- другому называете — то ли Памыл, то ли Памыр... Там горы были намного выше, чем здесь. И равнины шире и не такие извилистые, словно раскатанное тесто. Реки многоводнее и текут не так быстро. А озера... Кара-Куль, Ыран- Куль, прекрасное, словно верблюжий глаз, озеро Ак-Балык- Ата. Много озер...— Айша-апа вздыхала и продолжала негромко перечислять, вслушиваясь в родные с детства названия: — Шор-Куль, Туз-Куль, Муз-Куль. Разве о каждом расскажешь? Да и не все озера я видела, о многих знаю понаслышке... Но и земля, и горы — везде камень. До сих пор не могу понять, чем там питается скот, хотя мясо вкуснее,
чем здесь. Наверно, такая уж там трава, медовая, что ли. А поглядеть, так и травы особенной нет — полынь, острец, низенькие кустарники. Деревьев, как здесь, не было, топили кизяком и корнями кустарников...
Наш аил был у подножия Ак-Таша, недалеко от Бакбур- Ата, а дальше уже Китай и Афганистан. Небольшой аил, всего-то дворов пятнадцать. Питались мы мясом яков и айраном, тоже из молока яков. А молоко у них жирное, пахучее. А вот кумыс там редкость, лошадей мало, очень уж высоко, даже для них. Высота такая, что, стоит чуть перенапрячься, кровь идет из носу. Зимы морозные, вьюжные, и всегда ветры — и зимой, и весной, и осенью, и летом... Но мы как будто и не замечали всех этих неудобств — ведь это была наша земля, наша родина, наша золотая колыбель... Весной, когда наступал праздник Наврус, люди целыми аилами перекочевывали к Мазару Бакпур-Ата. Не знаю, есть ли места более прекрасные, чем там. Горячие целебные источники, минеральные воды били ключом прямо из земли, рядом река шумит... Люди резали скот, приносили жертвы духам, молились. Потом начинались игры, состязания: кто сильнее всех, кто быстрее...
— А почему вы переехали сюда?
— Э, милые мои... Чего только не было в те времена... Когда-нибудь расскажу и об этом... Не только мы, многие тогда уехали оттуда. Кто сюда, на север, некоторые обосновались в Токтомуше, другие в Шат-Путе и на берегах Ыран- Куля. Мы, семьи трех братьев, перевалили Ак-Байтал, Кызыл-Арт и спустились в Чон-Алай, оттуда через перевал Талдык в Ошскую долину. Но и там мы прожили недолго. Сейчас уже не помню, какой дорогой мы приехали сюда, на берег Иссык-Куля. Один из младших братьев отца умер в пути. Детей у него не было. А бедная его жена умерла через три месяца. Не знаю уж отчего, вроде бы не болела, может быть, от горя, от тоски по родине... А мой отец быстро освоился на новом месте, появилось у него много друзей, он вообще умел находить общий язык со всеми... Я подросла, вышла замуж. А потом... потом начался Уркун. У нас с отцом Тургунбека уже был ребенок...
Многое могла рассказать Айша-апа. Целые поэмы грусти. Чего только стоили ее рассказы об Уркуне, о невыносимых тяготах жизни в Китае... Она вынесла такое, что не приснится и в самом страшном, сне. Не потому ли она так мудра, не потому ли не только родственники, но и все окружающие прислушивались к ее словам и советам, искали у нее помощи?
Но что прошлое? Жить-то приходится настоящим. И сейчас ее сегодняшний день кажется Айше-апа тяжелее, чем вся прошлая жизнь. Тургунбек... Вот о чем все ее помыслы, о нем неустанно молится она: спаси моего сына, убереги от бед, сохрани ему жизнь... Дай увидеть его, прежде чем мне придется уснуть последним сном.
Мурата давно занимала мысль о происхождении Изат. Кто она такая? Айша-апа слишком стара, чтобы быть ей матерью. Гюлыпан вошла в их дом недавно. Приемная дочь? Возможно... Хотя относятся к Изат совсем не как к приемной... А впрочем, какая разница, главное — Изат есть и все ее любят.
Суровой выдалась в этом году зима. Много снега, мороз пробирает до костей. Кажется, что даже горы и небо потрескивают от этого мороза. Не слышно шума реки, забронированной толстым ледовым панцирем. Все живое и неживое упряталось под снегом в ожидании теплых весенних дней. Никого вокруг, тишина поистине гробовая. Страшно и бесприютно человеку в эту пору в горах.
Мурат с нетерпением ждал весны. Давно уже приготовил мешок пшеницы и мешок ячменя, узел с чапаном и теплыми рукавицами. Только бы перевалы очистились от снега, только бы наступило тепло и можно было ехать.
Заканчивался февраль, а зима продолжала лютовать. Сено для скота таяло на глазах. Раньше, бывало, в эту пору козы и овцы уже паслись на склонах...
Но, как говорится, у всякого начала есть конец. С середины марта холода стали отступать. Солнце с каждым днем все выше поднималось над Кок-Аска. На склонах гор появились бурые проплешины, и в воздухе ощутимо чувствовался запах весны.
Однажды Айша-апа сообщила, что завтра праздник Нав- рус. Наутро она зажгла веточку арчи, сорванную в прошлом году по пути сюда, и, окуривая всех ароматным дымом, попросила духов уберечь их от всяческих бед. Когда они сели за чай, Мурат с надеждой спросил:
— Айша-апа, может быть, я завтра выеду? Перевалы, наверно, уже открыты?
Айша-апа, по. обыкновению, помолчала, прежде чем ответить.
— Суета никого до добра не доводит, сынок. Подожди еще немного. Долго ждали, подождем еще. Погода может еще
испортиться. Может быть, дней через десять... А пока рано.
Мурат промолчал, соглашаясь с ней. Права Айша-апа. Дорога дальняя и трудная, мало ли что может случиться.
А остальным и в голову не пришло не согласиться с таким решением.
IX
И наконец-то наступил долгожданный день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Мурат всегда был сухопарым, но за последние полгода действительно похудел почти до изнеможения. Он и сам не понимал, почему так. Конечно, работы у него было больше, чем у всех,— станция, уход за скотиной, рубка дров, уроки с Изат. Но не в том, в конце концов, было дело. Мучила его неизвестность. Казалось, все мог бы отдать за то, чтобы узнать, как идут дела на фронте, отогнали ли немцев от Москвы, где сейчас идут бои и скоро ли конец войне. А что он будет делать с женщинами, если это затянется надолго? Жили бы в аиле — дело другое. А тут глухие горы, и вряд ли стоит надеяться на чью-то помощь. Пока запасы еды есть, но ведь когда-то они кончатся... Проклятая высота! Нечем поживиться в этих горах. А что, если весной спуститься вниз, к Озеру, к людям? А как же станция, ледник?
Такие вопросы мучили не только Мурата. Особенно много думала об этом Айша-апа и тоже не видела выхода. А впрочем, пока они ровным счетом ничего не могли сделать, надо было ждать весны. И они жили этим ожиданием, долгими вечерами собирались вместе, чаще всего у Айши-апа, и она рассказывала им о прошлом:
— Долгую жизнь прожила я, родные мои... И чего только не пришлось пережить — и хорошего, и плохого. Хорошего- то, конечно, больше было... Место, где я родилась и провела детство, называлось раньше Сары-Кол. Сейчас-то вы его по- другому называете — то ли Памыл, то ли Памыр... Там горы были намного выше, чем здесь. И равнины шире и не такие извилистые, словно раскатанное тесто. Реки многоводнее и текут не так быстро. А озера... Кара-Куль, Ыран- Куль, прекрасное, словно верблюжий глаз, озеро Ак-Балык- Ата. Много озер...— Айша-апа вздыхала и продолжала негромко перечислять, вслушиваясь в родные с детства названия: — Шор-Куль, Туз-Куль, Муз-Куль. Разве о каждом расскажешь? Да и не все озера я видела, о многих знаю понаслышке... Но и земля, и горы — везде камень. До сих пор не могу понять, чем там питается скот, хотя мясо вкуснее,
чем здесь. Наверно, такая уж там трава, медовая, что ли. А поглядеть, так и травы особенной нет — полынь, острец, низенькие кустарники. Деревьев, как здесь, не было, топили кизяком и корнями кустарников...
Наш аил был у подножия Ак-Таша, недалеко от Бакбур- Ата, а дальше уже Китай и Афганистан. Небольшой аил, всего-то дворов пятнадцать. Питались мы мясом яков и айраном, тоже из молока яков. А молоко у них жирное, пахучее. А вот кумыс там редкость, лошадей мало, очень уж высоко, даже для них. Высота такая, что, стоит чуть перенапрячься, кровь идет из носу. Зимы морозные, вьюжные, и всегда ветры — и зимой, и весной, и осенью, и летом... Но мы как будто и не замечали всех этих неудобств — ведь это была наша земля, наша родина, наша золотая колыбель... Весной, когда наступал праздник Наврус, люди целыми аилами перекочевывали к Мазару Бакпур-Ата. Не знаю, есть ли места более прекрасные, чем там. Горячие целебные источники, минеральные воды били ключом прямо из земли, рядом река шумит... Люди резали скот, приносили жертвы духам, молились. Потом начинались игры, состязания: кто сильнее всех, кто быстрее...
— А почему вы переехали сюда?
— Э, милые мои... Чего только не было в те времена... Когда-нибудь расскажу и об этом... Не только мы, многие тогда уехали оттуда. Кто сюда, на север, некоторые обосновались в Токтомуше, другие в Шат-Путе и на берегах Ыран- Куля. Мы, семьи трех братьев, перевалили Ак-Байтал, Кызыл-Арт и спустились в Чон-Алай, оттуда через перевал Талдык в Ошскую долину. Но и там мы прожили недолго. Сейчас уже не помню, какой дорогой мы приехали сюда, на берег Иссык-Куля. Один из младших братьев отца умер в пути. Детей у него не было. А бедная его жена умерла через три месяца. Не знаю уж отчего, вроде бы не болела, может быть, от горя, от тоски по родине... А мой отец быстро освоился на новом месте, появилось у него много друзей, он вообще умел находить общий язык со всеми... Я подросла, вышла замуж. А потом... потом начался Уркун. У нас с отцом Тургунбека уже был ребенок...
Многое могла рассказать Айша-апа. Целые поэмы грусти. Чего только стоили ее рассказы об Уркуне, о невыносимых тяготах жизни в Китае... Она вынесла такое, что не приснится и в самом страшном, сне. Не потому ли она так мудра, не потому ли не только родственники, но и все окружающие прислушивались к ее словам и советам, искали у нее помощи?
Но что прошлое? Жить-то приходится настоящим. И сейчас ее сегодняшний день кажется Айше-апа тяжелее, чем вся прошлая жизнь. Тургунбек... Вот о чем все ее помыслы, о нем неустанно молится она: спаси моего сына, убереги от бед, сохрани ему жизнь... Дай увидеть его, прежде чем мне придется уснуть последним сном.
Мурата давно занимала мысль о происхождении Изат. Кто она такая? Айша-апа слишком стара, чтобы быть ей матерью. Гюлыпан вошла в их дом недавно. Приемная дочь? Возможно... Хотя относятся к Изат совсем не как к приемной... А впрочем, какая разница, главное — Изат есть и все ее любят.
Суровой выдалась в этом году зима. Много снега, мороз пробирает до костей. Кажется, что даже горы и небо потрескивают от этого мороза. Не слышно шума реки, забронированной толстым ледовым панцирем. Все живое и неживое упряталось под снегом в ожидании теплых весенних дней. Никого вокруг, тишина поистине гробовая. Страшно и бесприютно человеку в эту пору в горах.
Мурат с нетерпением ждал весны. Давно уже приготовил мешок пшеницы и мешок ячменя, узел с чапаном и теплыми рукавицами. Только бы перевалы очистились от снега, только бы наступило тепло и можно было ехать.
Заканчивался февраль, а зима продолжала лютовать. Сено для скота таяло на глазах. Раньше, бывало, в эту пору козы и овцы уже паслись на склонах...
Но, как говорится, у всякого начала есть конец. С середины марта холода стали отступать. Солнце с каждым днем все выше поднималось над Кок-Аска. На склонах гор появились бурые проплешины, и в воздухе ощутимо чувствовался запах весны.
Однажды Айша-апа сообщила, что завтра праздник Нав- рус. Наутро она зажгла веточку арчи, сорванную в прошлом году по пути сюда, и, окуривая всех ароматным дымом, попросила духов уберечь их от всяческих бед. Когда они сели за чай, Мурат с надеждой спросил:
— Айша-апа, может быть, я завтра выеду? Перевалы, наверно, уже открыты?
Айша-апа, по. обыкновению, помолчала, прежде чем ответить.
— Суета никого до добра не доводит, сынок. Подожди еще немного. Долго ждали, подождем еще. Погода может еще
испортиться. Может быть, дней через десять... А пока рано.
Мурат промолчал, соглашаясь с ней. Права Айша-апа. Дорога дальняя и трудная, мало ли что может случиться.
А остальным и в голову не пришло не согласиться с таким решением.
IX
И наконец-то наступил долгожданный день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78