.. Но сумеет ли она учиться в третьем классе? А если нет — плохой из тебя вышел учитель, Мурат Бекмурзаев... Грамматикой с Изат занималась Гюлыпан, но и она, похоже, довольно смутно помнила о том, что полагалось проходить по программе второго класса... Но что делать, кто же знал, что жизнь так повернется.
И совсем уж плохо было то, что Изат росла лишь в окружении взрослых. А придет в настоящую школу, увидит, что у ее сверстников совсем иной мир, свои особые увлечения и интересы, и наверняка растеряется, и вряд ли кто будет считаться с тем, что она росла в таких необычных условиях...
Он подробно объяснил Изат, почему у нее не получался пример, она быстро все поняла и даже в ладоши захлопала от радости:
— Ой, оказывается, это совсем несложно!
—- Ну ты же у нас умница,— улыбнулся Мурат.
— Я бы лучше хотела быть умником, а не умницей,— вздохнула Изат.
— Опять ты за свое,— недовольно нахмурилась Айша- апа.— Пора бы уже привыкнуть,— если родилась девочкой, значит, так богу было угодно, и жить надо, как и полагается девочке.
— И все равно я не буду такой, как другие девочки,— серьезно сказала Изат.— Все девочки когда-нибудь выйдут замуж, а я — нет. Я всегда буду с вами, апа...— Она прижалась лицом к морщинистой руке Айши-апа.
— Да падут твои беды на меня, жалостливая моя,— тихо сказала Айша-апа.
И что-то было в ее голосе, заставившее Мурата очень внимательно взглянуть на нее. Конечно, и нездоровье явно читалось на ее поблекшем лице, но не только в этом было дело. Сильно сдала Айша-апа за эти полтора года жизни в горах. Наверно, ей приходится тяжелее всех. Вряд ли она предполагала, что так печальна и одинока будет ее старость. Все тут намного моложе ее, а ведь и в старости так нужен человек, с которым можно поговорить обо всем за чашкой чая. Да и об опустевшем доме в аиле тоже, видно, мысли покоя не дают. А главное — нет рядом Тургунбека, единственного сына, и неизвестно, увидит ли она его когда-нибудь...
Мурат подумал, что, если бы Айша-апа сейчас попросила его перекочевать вниз, он не смог бы отказать ей. Но он был уверен, что она даже не заговорит об этом.
— Ты хочешь о чем-то поговорить со мной? — вдруг спросила Айша-апа, прямо взглянув на него.
— Да, — не сразу отозвался Мурат и замолчал, не зная, с чего начать.
— Говори, сынок. Я ведь вижу — что-то мучает тебя...
— Да все то же, апа,— медленно заговорил Мурат.— Как дальше жить... Может быть, и в это лето к нам никто не приедет.— Он опустил голову и не без труда выговорил привычную ложь: — Война кончилась, но, наверно, солдаты восстанавливают разрушенные города, и внизу только старики, женщины и дети, некому к нам ехать... Как быть? Уехать отсюда я не могу, здесь моя работа, и сделать ее, кроме меня, некому. Конечно, трудное у нас положение, но ведь не безвыходное. И крыша над головой есть, и голодать нам еще не приходилось... Продержаться бы до осени...
— А что осенью? — пристально глядела на него Айша- апа.— Или у нас есть засеянные поля, чтобы ждать от них урожая?
— Вот об этом я и хотел посоветоваться с вами... Может быть, сейчас съездить в центр, привезти мешок-другой пшеницы и засеять, пока время не ушло?
— Где?
— Да можно на Кок-Джайыке, земля там хорошая, вода близко, сделаем арыки — и будем к осени с зерном.
— А как же ты думаешь вспахать? Ведь у нас даже сохи нет. Или тоже из центра повезешь? На чем? Лошадь-то у нас всего одна.
— Сделаю буурсун1.
Айша-апа с сомнением покачала головой:
— Много ли буурсуном напашешь? Там ведь целина, ее и настоящей сохой трудно будет поднять. К тому же Алаяк — лошадь верховая, к пахоте он не приучен...
— Значит, будем лопатами копать,— упрямо сказал Мурат.
— Намучаетесь.
— Но ведь что-то делать надо!. Не ждать же, когда манна небесная посыплется!
Задумалась Айша-апа. Мурат с нетерпением ждал ее слов.
1 Буурсун — самодельный лемех.
— Ты прав, сынок, что-то делать надо... Ну давайте соберемся все, обсудим.
— Изат! — Обрадованный Мурат повернулся к девочке.— Сбегай позови Дарийку и Гюлыпан.
Совещались недолго — по всему выходило, что другого выхода нет. Кроме, конечно, одного — всем отправляться вниз. Но об этом даже не заговаривали.
Мурат на следующий же день принялся мастерить буурсун. Он еще в детстве видел, как это делается. Тщательно обстругал две жерди, скрепил их поперечинами, нашлось и железо для наконечника. Тяжеловатое получилось сооружение, но, похоже, довольно прочное. Лишь бы Алаяк потянул... Надо было еще борону соорудить. На счастье, отыскался ящик крупных гвоздей, оставшихся еще с тех времен, когда строилась станция, и Мурат управился с бороной довольно быстро.
На третий день все, кроме Айши-апа и Изат, выехали на Кок-Джайык.
Не так-то просто оказалось надеть на Алаяка хомут, он никак не мог понять, что это за странная и неудобная штука, в которую пытаются вдеть его голову, и все пытался встать на дыбы, но наконец-то смирился. Мурат вытер пот со лба, оглядел стоявших поодаль женщин:
— Ну что, начнем? Кто поведет Алаяка? Может, ты, Сакинай?
— Хорошо, — согласилась она.
Дернулся Алаяк, Мурат с силой нажал на ручки буурсуна — и потянулась первая борозда. Она была неровной и не слишком-то глубокой, но она была! И прежде неведомый в этих горах острый влажный запах свежевспаханной земли разносился вокруг... И все ровнее тянул Алаяк, начиная понимать, что ему не избавиться от этой не столько тяжелой, сколько непривычной и унизительной для него работы... Мурат не спускал глаз с буурсуна. Только бы он выдержал, только бы не наткнуться на камень или какой-нибудь корень, только бы не рванул Алаяк, испугавшись чего-нибудь... А самое главное — были бы целы мешки с зерном, спрятанные в Конул-Джаре, иначе вся работа полетит к черту, и тогда уж точно не останется иного выхода, как перекочевать вниз...
Земля, против ожидания, оказалась не такой уж жесткой, и Мурат окончательно воспрянул духом. «Не-ет, мы еще повоюем, проклятая скотина Адольф Гитлер, чума на весь твой род до десятого колена... Понадобится — я зубами буду
грызть эту землю, но зерно посажу, и вырастет урожай, и я останусь здесь и буду работать, работать, работать, до тех пор, пока это будет нужно, пока не получу приказ спускаться вниз! Ты, исчадие зла, ничего не знаешь ни обо мне, ни о маленькой Изат, ни обо всех нас, но мы есть, нас много — тысячи, миллионы,— и наших сил хватит, чтобы в конце концов свернуть тебе шею, и ты сдохнешь, как бешеная собака, которая перед смертью пытается укусить себя за хвост!»
Пролегла первая борозда... И хоть невелико плато Кок- Джайык, но хорошо было видно, как много еще таких борозд понадобится, чтобы вспахать его. И все-таки — уже на одну меньше, чем всего несколько минут назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78