Протирал приборы, разбирал бумаги, старые журналы. Тут же крутилась Изат. Вдруг она воскликнула:
— Дядя Мурат, а что там такое?
— Где? — не понял Мурат.
— Да вон, под журналами... Книга, да?
И такая робкая еще, но радостная надежда прозвучала в ее голосе. Книга... Изат давно прочитала все, что нашлось во всех трех домах: «Коджоджаша», давно уже выученного наизусть, разрозненные части «Манаса», обрывки газет, даже метеорологические инструкции,— а тут вдруг книга... Мурат вытащил ее. Ни обложки, ни переплета, ни даже названия.
— Дядя Мурат,— умоляюще сказала Изат, прижав руки к груди,— дай ее мне.
— Конечно, возьми.— Мурат протянул ей книгу.
Изат тут же стала листать ее, жадно скользила взглядом по строчкам. Пыталась понять: «Изображение объективных процессов природы, а также в известной степени социально- политическая проблематика...» И дальше так — длинные, непонятные предложения, пока доберешься до конца, забываешь, что было в начале, и, сколько ни перечитывай, все равно непонятно...
— Дядя Мурат, что такое «социально-политическая проблематика» ?
— Что? — Мурат взял книгу, стал читать.— Н-да, это так просто не объяснишь... Дома разберемся, надо сначала убраться.
Изат принялась помогать ему, но краем глаза посматривала на книгу. Пусть и непонятно написано, но ведь на киргизском языке, это можно читать, и она прочтет десять, сто раз, но что-нибудь да поймет. И потом, там много картинок, да не простых, а цветных, можно долго рассматривать их.
Дома она сразу уселась за книгу, и тут же пришлось обратиться к Мурату:
— Что это такое?
Мурат прочел: «В живописи XVII века...» Палец Изат уперся в непонятную ей цифру XVII. Мурат объяснил, что кроме обычных, арабских цифр есть еще римские. Изат быстро поняла и стала читать дальше, но скоро устала от обилия незнакомых слов и принялась разглядывать картинки. И вдруг передернула плечами:
— Эй, нехорошо как.
— Что нехорошо? — взглянула на нее Гюлыпан.
— Голая... Смотри, такая же женщина, как вы, только совсем голая. Разве не стыдно, а?
— Что ты говоришь? — недовольно отозвалась Айша- апа.— Такого не может быть!
— Не верят еще, — недовольно сказала Изат и показала картинку.— Смотрите сами!
Айша-апа близко наклонилась к книге — и даже вздрогнула:
— О аллах... И в самом деле голая... Да убери ты ее!
Изат рассмеялась, сказала с торжеством:
— А кто говорил «не может быть»? Разве я вру когда-нибудь?
— Не смотри эту книгу,— сердито сказала Айша-апа.
— Но ведь если ее напечатали,— возразила Изат,— значит, всем можно смотреть и читать. Тут ведь и другие картинки есть...
Гюлыпан заинтересованно смотрела через плечо Изат и сказала, когда она задержалась взглядом на одной картинке:
— Это бурлаки. «Бурлаки на Волге».
— Откуда ты знаешь? — удивилась Изат.
— Знаю, — улыбнулась Гюлыпан.— Эта картина висела у нас в школе.
— А кто ее нарисовал?
— Репин. Да ты прочитай,— посоветовала Гюлыпан.
— И правда, Репин... А кто он?
— Художник... Великий русский художник. О нем рассказывала нам учительница истории.
— Все ты знаешь, джене, — с завистью вздохнула Изат.
— Ну откуда... Ты тоже будешь знать. Вот пойдешь в настоящую школу — много всякого узнаешь. Даже больше, чем я и дядя Мурат...
— А что такое «бурлак»? — спросила Изат.
— Это... как тебе объяснить...— Гюлыпан помедлила, вглядываясь в картинку.— Видишь, вон там река... Волга... А там баржа...
— Пароход? — подсказала Изат.
( — Нет, не совсем... Пароход сам может плыть, а баржа нет. Ее тянут люди. Они и называются бурлаками. То есть
назывались, — поправилась Гюлыпан. — Это давно было, сейчас бурлаков нет.
— Бедные, они же устанут,— пожалела Изат, пристально вглядываясь в картинку.— Ой, смотри! Вот у этого, который впереди, борода в точности такая, как у дяди Мурата. И волосы тоже... Смотри, дядя Мурат!
Мурат тоже склонился над книгой, сказал с усмешкой:
— Да, похож...
— А это пионер, да? — Изат показала на маленькую фигурку.— Помогает взрослым?
— Да,— сказал Мурат и задумчиво повторил: — Помогает взрослым... Как ты помогаешь нам... Правда, в то время пионеров не было...— Он задумался и спросил: — А сколько тебе лет, Изат?
— Сколько мне лет? — озадаченно переспросила Изат.
— Нынешний год курицы, так? — вступила в разговор Айша-апа.
— Никакой не курицы, а тысяча девятьсот сорок пятый,— сказала Изат.
— Не мешай,— недовольно остановила ее Айша-апа.— Да, год курицы... Значит, ей исполнится двенадцать. Она родилась тоже в год курицы, когда созревали яблоки. Точно, двенадцать будет,— уверенно заключила Айша-апа.
— Тогда тебя надо принимать в пионеры,— сказал Мурат.
— В пионеры? — недоверчиво переспросила Изат, и глаза ее загорелись.— Тогда принимай!
— Ты думаешь, это так легко? Есть ведь правила для этого, надо... клятву дать. Ну, не клятву, а... как это называется...
— Торжественное обещание,— подсказала Гюлыпан.
— Да, торжественное обещание... Но я не помню, как там написано.
— А ты придумай! — решительно потребовала Изат.
— «Придумай»... Думаешь, это так легко? Давай вспоминать, Гюлыпан, ты ведь тоже была пионеркой...
— Хорошо учиться, уважать старших, всегда быть готовым прийти на помощь другим,— перечисляла Гюлыпан, припоминая.— Но ведь так давно это было, разве все вспомнишь...— Она замолчала. Мурат взглянул на нее и подытожил:
— В общем, пионер должен быть во всем примером для других. Ты все поняла?
— Да...— Изат встала и выпрямилась.— Я обещаю... торжественно обещаю... что буду хорошо учиться... уважать
вас — апа, джене, тебя, дядя Мурат,— всегда слушаться вас...
— Быть правдивой и честной,— подсказала Гюлыпан, вспомнив слова торжественного обещания.
— Быть правдивой и честной...— как эхо повторила Изат.— Помогать другим... Что еще? — растерянно спросила она.
— Все, — тихо, серьезно сказал Мурат.— Ты теперь пионерка, Изат... У тебя должен быть красный галстук... Я сам куплю тебе его, когда поеду в долину. Договорились?
— Да,— растерянно сказала Изат.
XX
Подразнила весна недолгим теплом — и снова закружило, грянули морозы, снег под ногами скрипел по-зимнему. Но улеглась метель, выглянуло солнце, погрело несколько дней, и под его яростным натиском дружно сели сугробы, истаяли звонкими ручьями, обнажились дымящиеся паром камни, зазеленела первая робкая трава. Весна... Мурат выпустил из стойла Алаяка. Тот, пошатываясь, сделал несколько неуверенных шагов. Больная нога почти не сгибалась и высохла выше колена так, что смотреть было страшно. Свалявшаяся шерсть местами вылезла, обнажив серую, покрытую струпьями и язвами кожу. «Не выживет»,— думал Мурат. Впрочем, в душе он давно уже смирился с этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Дядя Мурат, а что там такое?
— Где? — не понял Мурат.
— Да вон, под журналами... Книга, да?
И такая робкая еще, но радостная надежда прозвучала в ее голосе. Книга... Изат давно прочитала все, что нашлось во всех трех домах: «Коджоджаша», давно уже выученного наизусть, разрозненные части «Манаса», обрывки газет, даже метеорологические инструкции,— а тут вдруг книга... Мурат вытащил ее. Ни обложки, ни переплета, ни даже названия.
— Дядя Мурат,— умоляюще сказала Изат, прижав руки к груди,— дай ее мне.
— Конечно, возьми.— Мурат протянул ей книгу.
Изат тут же стала листать ее, жадно скользила взглядом по строчкам. Пыталась понять: «Изображение объективных процессов природы, а также в известной степени социально- политическая проблематика...» И дальше так — длинные, непонятные предложения, пока доберешься до конца, забываешь, что было в начале, и, сколько ни перечитывай, все равно непонятно...
— Дядя Мурат, что такое «социально-политическая проблематика» ?
— Что? — Мурат взял книгу, стал читать.— Н-да, это так просто не объяснишь... Дома разберемся, надо сначала убраться.
Изат принялась помогать ему, но краем глаза посматривала на книгу. Пусть и непонятно написано, но ведь на киргизском языке, это можно читать, и она прочтет десять, сто раз, но что-нибудь да поймет. И потом, там много картинок, да не простых, а цветных, можно долго рассматривать их.
Дома она сразу уселась за книгу, и тут же пришлось обратиться к Мурату:
— Что это такое?
Мурат прочел: «В живописи XVII века...» Палец Изат уперся в непонятную ей цифру XVII. Мурат объяснил, что кроме обычных, арабских цифр есть еще римские. Изат быстро поняла и стала читать дальше, но скоро устала от обилия незнакомых слов и принялась разглядывать картинки. И вдруг передернула плечами:
— Эй, нехорошо как.
— Что нехорошо? — взглянула на нее Гюлыпан.
— Голая... Смотри, такая же женщина, как вы, только совсем голая. Разве не стыдно, а?
— Что ты говоришь? — недовольно отозвалась Айша- апа.— Такого не может быть!
— Не верят еще, — недовольно сказала Изат и показала картинку.— Смотрите сами!
Айша-апа близко наклонилась к книге — и даже вздрогнула:
— О аллах... И в самом деле голая... Да убери ты ее!
Изат рассмеялась, сказала с торжеством:
— А кто говорил «не может быть»? Разве я вру когда-нибудь?
— Не смотри эту книгу,— сердито сказала Айша-апа.
— Но ведь если ее напечатали,— возразила Изат,— значит, всем можно смотреть и читать. Тут ведь и другие картинки есть...
Гюлыпан заинтересованно смотрела через плечо Изат и сказала, когда она задержалась взглядом на одной картинке:
— Это бурлаки. «Бурлаки на Волге».
— Откуда ты знаешь? — удивилась Изат.
— Знаю, — улыбнулась Гюлыпан.— Эта картина висела у нас в школе.
— А кто ее нарисовал?
— Репин. Да ты прочитай,— посоветовала Гюлыпан.
— И правда, Репин... А кто он?
— Художник... Великий русский художник. О нем рассказывала нам учительница истории.
— Все ты знаешь, джене, — с завистью вздохнула Изат.
— Ну откуда... Ты тоже будешь знать. Вот пойдешь в настоящую школу — много всякого узнаешь. Даже больше, чем я и дядя Мурат...
— А что такое «бурлак»? — спросила Изат.
— Это... как тебе объяснить...— Гюлыпан помедлила, вглядываясь в картинку.— Видишь, вон там река... Волга... А там баржа...
— Пароход? — подсказала Изат.
( — Нет, не совсем... Пароход сам может плыть, а баржа нет. Ее тянут люди. Они и называются бурлаками. То есть
назывались, — поправилась Гюлыпан. — Это давно было, сейчас бурлаков нет.
— Бедные, они же устанут,— пожалела Изат, пристально вглядываясь в картинку.— Ой, смотри! Вот у этого, который впереди, борода в точности такая, как у дяди Мурата. И волосы тоже... Смотри, дядя Мурат!
Мурат тоже склонился над книгой, сказал с усмешкой:
— Да, похож...
— А это пионер, да? — Изат показала на маленькую фигурку.— Помогает взрослым?
— Да,— сказал Мурат и задумчиво повторил: — Помогает взрослым... Как ты помогаешь нам... Правда, в то время пионеров не было...— Он задумался и спросил: — А сколько тебе лет, Изат?
— Сколько мне лет? — озадаченно переспросила Изат.
— Нынешний год курицы, так? — вступила в разговор Айша-апа.
— Никакой не курицы, а тысяча девятьсот сорок пятый,— сказала Изат.
— Не мешай,— недовольно остановила ее Айша-апа.— Да, год курицы... Значит, ей исполнится двенадцать. Она родилась тоже в год курицы, когда созревали яблоки. Точно, двенадцать будет,— уверенно заключила Айша-апа.
— Тогда тебя надо принимать в пионеры,— сказал Мурат.
— В пионеры? — недоверчиво переспросила Изат, и глаза ее загорелись.— Тогда принимай!
— Ты думаешь, это так легко? Есть ведь правила для этого, надо... клятву дать. Ну, не клятву, а... как это называется...
— Торжественное обещание,— подсказала Гюлыпан.
— Да, торжественное обещание... Но я не помню, как там написано.
— А ты придумай! — решительно потребовала Изат.
— «Придумай»... Думаешь, это так легко? Давай вспоминать, Гюлыпан, ты ведь тоже была пионеркой...
— Хорошо учиться, уважать старших, всегда быть готовым прийти на помощь другим,— перечисляла Гюлыпан, припоминая.— Но ведь так давно это было, разве все вспомнишь...— Она замолчала. Мурат взглянул на нее и подытожил:
— В общем, пионер должен быть во всем примером для других. Ты все поняла?
— Да...— Изат встала и выпрямилась.— Я обещаю... торжественно обещаю... что буду хорошо учиться... уважать
вас — апа, джене, тебя, дядя Мурат,— всегда слушаться вас...
— Быть правдивой и честной,— подсказала Гюлыпан, вспомнив слова торжественного обещания.
— Быть правдивой и честной...— как эхо повторила Изат.— Помогать другим... Что еще? — растерянно спросила она.
— Все, — тихо, серьезно сказал Мурат.— Ты теперь пионерка, Изат... У тебя должен быть красный галстук... Я сам куплю тебе его, когда поеду в долину. Договорились?
— Да,— растерянно сказала Изат.
XX
Подразнила весна недолгим теплом — и снова закружило, грянули морозы, снег под ногами скрипел по-зимнему. Но улеглась метель, выглянуло солнце, погрело несколько дней, и под его яростным натиском дружно сели сугробы, истаяли звонкими ручьями, обнажились дымящиеся паром камни, зазеленела первая робкая трава. Весна... Мурат выпустил из стойла Алаяка. Тот, пошатываясь, сделал несколько неуверенных шагов. Больная нога почти не сгибалась и высохла выше колена так, что смотреть было страшно. Свалявшаяся шерсть местами вылезла, обнажив серую, покрытую струпьями и язвами кожу. «Не выживет»,— думал Мурат. Впрочем, в душе он давно уже смирился с этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78