— А ты мне покажешь эти инструменты?
— Конечно. Потом.
Изат кивнула. Они направились к дому. Айша-апа сидела, прислонившись к стене.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Мурат, здороваясь.
— Хорошо, сынок.— Айша-апа улыбнулась, перевела взгляд на Изат. — О чем тебя спрашивает эта негодница?
— Станцию, говорит, покажи. И еще, говорит, покажи поезд,— шутливо бросил Мурат.
Изат обиделась.
— Ну, дядя Мурат... Я ведь уже поняла, что станция не только там, где поезда ходят.
— Не сердись, маленькая, я же шучу... Все тебе покажу, может, еще и работать на этой станции будешь.
— Заходи в дом, сынок, чаю попьем,— пригласила Айша- апа.
— Сейчас, только коз из загона выгоню, — сказал Мурат.
Гюлыпан расстелила скатерть, разлила чай. Сидит на
торе1 Айша-апа, к ее коленям прислонилась Изат. Ближе к порогу Гюлыпан. Мурат огляделся.. Все как будто по-прежнему: сложенные одеяла, деревянная кровать ручной работы, марлевые занавески на окнах. И все же — явственное ощущение пустоты. Той самой пустоты, что резко овладела всем существом Мурата сегодня утром... Нет Тургунбека. И не войдет он в этот дом ни сегодня, ни завтра... Да и войдет ли вообще? И Дубаш не придет, не примет пиалу с чаем из рук хозяйки дома...
Мурат искоса взглянула на Гюлыпан. Она тоже как будто изменилась, хотя и недели не прошло, как он видел ее. И прежде не слишком разговорчивая, всегда спокойная и уравновешенная, теперь она выглядела особенно грустной и замкнутой. Видно, та же печаль и пустота коснулись ее.
Не успели выпить и по одной пиале, как почти одновременно, будто сговорившись, пришли Дарийка и Сакинай, почтительно поздоровались с Айшой-апа, присели к дастархану. Гюлыпан подала им чай. Сакинай, отхлебнув из пиалы, повернулась к Мурату:
— Ну что, посмотрел? Ничего не случилось?
— Да что может случиться? — пожал плечами Мурат.— Записал показания, вот попьем чаю — и выйду на связь.
Молчали все. Мурат подумал, что, не будь здесь Айши- апа, все давно бы уже набросились на него с расспросами —
'Тор — почетное место в доме.
как да что, куда отправились Тургунбек и Дубаш, на чем, когда ждать от них вестей? Вчера приехали уже поздно, усталые, Мурат в двух словах рассказал что и как, но ведь Гюлыпан и Дарийке двух слов мало, им все нужно знать. И Мурат, откашлявшись, принялся рассказывать:
— Ну вот, приехали мы в райцентр. Народу полно, яблоку негде упасть. Не поймешь, кто кого провожает. Ну, направили нас на комиссию...
Мурат помолчал, вспоминая. Таким далеким уже казался тот день... Потому, видно, что разделил он жизнь Мурата на две таких разных половины, оторвал его от друзей, приговорил его к тому, о чем он и не думал... Ряды столов в большом зале, доктора в белых халатах. Тургунбек и Дубаш шли впереди, не задерживаясь у столов, одна за другой ложились подписи в их медицинских картах «годен», «годен», «годен»... До поры до времени и в карте Мурата были такие подписи. И тут встал на пути маленький старичок в круглых железных очках. И задал-то он вопрос, к делу как будто не относящийся: почему Мурат не закончил техникум? И черт дернул Мурата сказать: «Болел». «Ну-ка, ну-ка,— сразу оживился старичок,— поподробнее, чем болел, как болел?..» И пришлось Мурату отвечать на множество вопросов. А старичок еще двух докторов пригласил, и те тоже с вопросами лезут — как да что? Старичок вдруг стал ужасно строгим, да и эти двое смотрели на него сурово. У одного в руках были какие-то шипцы, на лбу блестело круглое зеркало, другой был с молоточком. Вконец оробевшему Мурату они напомнили Мункур-Нанкура1, о которых он слышал в детстве от покойного Маркабай-Молдоке2.
Мурата посадили на небольшой холодный стульчик, один из докторов ударил его по колену молоточком, и нога резко дернулась. Этот удар показался Мурату таким сильным, словно на него обрушилась кувалда Мункур-Нанкура, хотя он отлично видел, что это всего-навсего маленький резиновый молоточек... За раскрытым окном послышался шум, детский плач, чье-то длинное, взахлеб, женское причитание. Мурат взглянул туда и увидел, что новобранцев построили и куда- то уводят. Тургунбек и Дубаш стояли рядом, Мурату казалось, что они взглядами ищут его, чтобы проститься. Он
1 Мункур-Нанкур — имена двух ангелов, которые якобы являются к покойнику сразу после того, как его закопают, и, как только люди отходят от могилы, начинают «допрос с пристрастием».
2 Молдоке — почтительное обращение к священнику, в прошлом — просто к грамотному человеку.
почувствовал, как перехватило у него дыхание, резкой болью свело скулы, тяжело зазвенело в ушах. Так всегда начинался у него приступ...
Мурат замолчал, обвел взглядом застывших в неподвижности женщин. Они ни о чем не спрашивали его, но в их глазах он читал одинаковый вопрос: «Дальше?» Надо было рассказывать дальше...
Когда он открыл глаза и, еще не понимая, где он, огляделся, увидел пустую комнату и жесткую, обтянутую черной кожей кушетку, на которой лежал,— первое, о чем подумал: «Где Тургунбек и Дубаш? Ведь мы же были вместе... Почему я один?»
Но он не был один. У изголовья сидела девушка в белом халате, уронившая на колени раскрытую книгу. Мурат хрипло спросил: «Где они?» «Кто?» —испуганно спросила сестра, подхватывая падавшую с колен книгу. «Мои друзья!» Сестра закрыла книгу и с тревогой в голосе сказала: «Лежите, вам нельзя двигаться. Все давно уехали, и ваши друзья тоже...» Открылась дверь, и из соседней комнаты вышел пожилой мужчина и еще с порога спросил: «Ну как, сынок? Отдохнул?» Мурат молча кивнул. А какой уж там отдых... Мурату казалось, что во сне его долго и больно били, ныло все тело, кружилась голова, пересохло во рту. Врач присел на кушетку, ощупал лоб Мурата. «Ничего, джигит, теперь все будет хорошо. Такая уж эта болезнь. Часто у тебя такие приступы бывают?» «Нет»,— торопливо солгал Мурат под испытующим взглядом врача. «Надо быть осторожнее, особенно когда один бываешь». Мурат давно и сам знал это, но кивнул головой с таким видом, как будто услышал впервые. «Доктор, у меня это редко бывает... Всего второй... нет, третий раз в жизни...— неуклюже лгал он.— Вы же понимаете, что мне нельзя отставать от друзей. Дайте справку о том, что я годен. Я даже не помню, когда это у меня в последний раз было. Очень давно, лет семь назад, а может, и десять. И еще десять лет не будет...» «Нет!» — негромко сказал врач. Если бы он по-другому сказал — резко, приказ» тоном, то Мурат, наверно, еще попытался бы убедить его, но этот мягкий голос не оставлял никакой надежды, ясно было, что хитрость Мурата врач видит насквозь...
Хорошо ему тот день запомнился, но сейчас он рассказывал притихшим женщинам кое-как, сбивчиво, ему хотелось поскорее покончить с этим, и он замолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78