Вазира-хон, недавно вы мне подали прекрасную идею: для будущего сооружения мрамор и каменную крошку. Вы приобрели, вообще-то говоря, большой опыт по интерьерам. А я много лег подряд занимался только проектированием жилья. Гранит, мрамор— все это материалы весьма каверзные. Вот я и подумал: не возьметесь ли за эту часть проекта вы сами?
Куда клонит Шерзод, об этом Вазира пока не догадывалась, но он затевал, судя по всему, серьезный разговор.
— Не скромничайте, Шерзод,— возразила она.— Вы архитектор, как и я. Мы с вами вместе изучали, как использовать крошку, гранит и мрамор...
— Все верно, но теоретические знания — одно, а опыт — совсем другое.
— Ну, если потребуется, я готова быть внештатным консультантом.
— Одними консультациями не обойтись, Вазира... Я прошу вас стать соавтором.
Вазира не сразу ответила. Конечно, быть одним из авторов крупного сооружения в самом центре города — лестно. Верно и то, что вряд ли в группе Шерзода есть достойный специалист по облицовочным материалам и интерьерным украшениям. Ее творческое честолюбие получало возможность проявиться заметно, крупно. А муж? Она и так пошла, можно сказать, против заветной мечты Аброра, поддержав проект Бахрамова. Впрочем .. Она, Вазира, самостоятельный человек. В служебных обязанностях, в творческих вопросах — тем более... И опять она не могла убить, задавить в себе чувства обиды на мужа, раздражало ее и то, что он потакал капризу своих стариков; ее-то он в расчет не принял, с нею не посоветовался! Это тягостное ощущение будто оправданной мести мужу, которое почти рассеялось после того, как предложение Бахрамова она сумела провести через Садриева, теперь вновь будоражило душу.
Усилием воли она все же его превозмогла. Стать соавтором Бахрамова — это и неловко, и страшновато, и означало бы зайти слишком далеко.
— Шерзод, вы меня ставите в трудное положение.
— Перед Аброром? — прямо спросил Бахрамов.
— Да!
— Наоборот! Я продумал эту деталь. Наоборот, вы окончательно помирите меня с ним. Нам нечего делить — вот что мы ему скажем. Канал протянулся на десятки километров. А в нашем проекте задействован лишь один участок... какой-нибудь километр русла. Прибрежных мест всем хватит. Пожалуйста, пусть Аброр благоустраивает остальное... Соглашайтесь, соглашайтесь, дорогая Вазира!
— Но у вас соавторов и так достаточно. Сайфулла Рахманович ваш соавтор. К сожалению, Аброр сейчас и с ним не ладит.
— Вы возведете мост взаимопонимания между нами. Ведь многое плохое, вообще-то говоря, происходит из-за того, что люди не могут, а порой и не хотят понять друг друга, верно? Вы же так хорошо понимаете и Аброра, и меня. У вас есть удивительная широта во взглядах и редкостный природный такт в обращении с людьми.
Конечно, Вазира чувствовала, что Шерзод напропалую льстит ей, но, если разобраться объективно, думала она, разве слова о ее широте и тактичности совсем лишены оснований? Невольно и потихоньку-полегоньку женская неуступчивость в одном сменялась уступчивостью в другом. Шерзод для нее, Вазиры, только товарищ по работе, но он
и в самом деле ценит ее — не только как милую, привлекательную женщину, но как специалиста. И в конце концов хотелось бы развязать этот запутанный, усложненный недоразумениями узел в отношениях между мужем и Шерзодом, а еще теперь и Сайфуллой Рах-мановичем.
Шерзод наседал:
— Эта работа не отнимет у вас много времени, Вазира. Некоторые свои соображения вы сможете высказать просто по телефону, как сегодня. Всю черновую работу выполнят мои люди. Мы же с вами будем подавать принципиальные, оригинальные идеи... Не отказывайтесь, Вазира. Подумайте. Через недельку-другую давайте встретимся, и вы скажете мне свое — да будет оно позитивным! — решение.
Вазира тяжело покачала головой:
— Пусть сначала ваш проект получит полное одобрение. А я при случае с Наби Садриевичем посоветуюсь.
— Так я и сам скажу Наби Садриевичу, какие ценные, неординарные творческие решения вы нам предложили.
— Не делайте этого, Шерзод. Пожалуйста, не ставьте меня в неловкое положение.
— Да почему же, Вазира? Разве это не естественно, не прекрасно, когда архитекторы двух проектных организаций рука об руку работают над одним проектом? Большие наши руководители недаром призывают к преодолению ведомственности, к творческому содружеству всех заинтересованных сторон...
— Хорошо, к этому разговору мы еще вернемся, Шерзод. А пока, я вас, пусть все останется между нами.
Тем самым Вазира как бы признавала, что теперь некая тайна связывает их. Это уже немалая победа. И когда Шерзод прощался с Вазирой, ему снова захотелось прижать к губам тонкие, изящные пальцы женщины, немолодой, но, странное дело, манящей его сильней иных молодых. Однако он прочел в глазах Вазиры теперь не строгий запрет, а просьбу: «Не делайте этого». Потому рукопожатие деловое, чуть-чуть нежней обычного,— и он распрощался.
Вазира добиралась к матери по проспекту Руставели. Оживленная и шумная магистраль от палящего солнца к вечеру раскалилась, как сковородка на долгом огне. Нечем было дышать; спертый, неподвижный воздух насыщен едкой бензиновой гарью и горячей пылью. Вазира потом изошла, пока сходила на расположенный неподалеку от магистрали базарчик, чтоб купить матери свежих фруктов, пока дотащилась с тяжелой сумкой в руках до ее дома рядом с текстильным институтом. Дом этот строился в пятидесятых годах: лифта не было, лестницы крутые, потолки раза в полтора иышо обычных, нынешних.
Нле дошла до знакомой двери на четвертом этаже, остановилась, взглядом кнопку звонка.
Кнопка, оказалось, выпала, а в углублении, где она некогда сидела, торчали искривленные концы проводков. Вазира, оторвав кусочек от бумажного пакета, осторожно до них дотронулась. Прозвенел звонок. Из квартиры доносилась громкая музыка (магнитофон младшего брата Алибека, большого любителя современного грохотанья1), и Вазира поняла, что звонок никто не услышал. «Чем без конца одурманивать себя поп-музыкой, мог бы потратить чуточку своего драгоценного времени, чтоб звонок починить!» — разозлилась она и, смахнув со лба тыльной стороной ладони пот, заливавший лицо, сильней надавила на проводки. В палец ударило током, и Вазира испуганно отдернула руку.
Наконец за дверью послышалось шарканье домашних шлепанцев. Открыла сама Зумрад Садыковна. На лестничной клетке было темно, и Зумрад Садыковна, стоя в дверном проеме, долго вглядывалась в гостя.
— Ой, да неужели не узнаете, мама?!
— Вазира-джан! — воскликнула удивленно и обрадованно мать.— Заходи, доченька, заходи!..
Они обнялись, расцеловались. Пошли на кухню. Вазира сразу заметила, что глаза у матери потухшие, ноги она переставляет осторожно, будто ослепшая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81