И все почти пришли. И среди двадцати человек были такие, о которых Аброр никогда не слыхал.
Гости в одной комнате не помещались, и потому женщины расположились в комнате у стариков на курпачах, угощаясь фруктами и орешками. А мужчины сидели в гостиной за столом. Словом, разговоров было допоздна.
Вдобавок к жаре целый день горел на кухне газ. Вазира раскраснелась, голова у нее кругом шла. Из кухни к гостям то и дело надо было подносить чайники с настоянным чаем, маставу, фрукты, сладости. Иные родственницы порывались помочь Вазире, но Ханифа-хола, важно восседавшая в центре, не разрешала:
— Сиди, да буду я твоей жертвой, отдыхай, ты наша гостья, милая.
Ханифа-хола, которая любила укреплять родственные чувства, была очень рада, что сегодня у них собралось столько родни и что такой почет оказан ей самой, старейшей. Все видели, каким уважением пользуется она в доме старшего сына, как достойно ведет она себя в доме.
Плов был съеден, потом арбузы и медовые дыни. Снова пили кок-чай. Наконец стали обсуждать тонкости, связанные с бешик-тоем. По договоренности один из родственников в следующее воскресенье должен был пригнать к их дому грузовую машину с открывающимся бортом. Другой купит маленькую кроватку, третий — педальный велосипед «Ракета» (это ничего, что ребенок сможет на нем ездить через три-четыре года,— забота важна, дорог подарок); еще кто-то взялся обеспечить младенца большой деревянной лошадкой. Все это вместе с нарядной, радужной колыбелькой и коляской будет погружено в машину. У одного из дядюшек был «Москвич». «Жигули» Аброра и этот «Москвич» должны были доставить к месту праздника женщин поважнее и посолиднее, девушки и молодухи поедут на украшенном грузовике, постелив кошмы на пол в кузове, а на задний борт — ковер.
Да, укреплять родственные отношения — задача важная и непростая, убеждалась Вазира. Много ведь значит, когда люди собираются вот так вместе и одной семьей берутся за проведение большого дела. Как было бы трудно молодым собрать столько необходимых вещей! А теперь и хлопоты распределены между родственниками, а сообща хлопотать — легче и веселей.
Ханифа-хола выбрала трех пожилых родственников, чтобы Аброр отвез их после застолья по домам.
Устал Аброр за эту неделю, измотался, да, конечно, и выпил немного со всеми. Но тем не менее домой развез всех.
Его долго не было дома, даже Вазира беспокоилась:
— Мама, напрасно вы послали сына. Совсем недавно авария была, и он только-только отремонтировал машину.
— Ничего, ничего. В глаз, слишком береженный, скорей соринка попадет. Ничего с ним не случится по воле аллаха.
II
«Неужто мать может быть такой безжалостной? —думала Вазира.— Ничуть не волнуется. Почему? Оттого что сидит дома и не представляет, как сложна и трудна работа Аброра? Хвастается, что ее сын «ари-хи-тек-тор», а превращает его в шофера».
Сколько же недовольства накопила у себя на душе Вазира, как трудно сдержаться и не высказать... Слава богу, Аброр явился невредимый.
— Зачем же вы сели за руль после выпивки?..— стала Вазира упрекать мужа.— Дать бы им по три рубля и отправить на такси.
Разве так нельзя было сделать? Или опять не по обычаю?
— Я и сам сидел за баранкой как на иголках... Но отказать не мог. Гости же, да еще так редко у нас бывают.
Аброр молча закурил сигарету и вышел на балкон.
Когда перевалило за двенадцать, он направился в спальню. Но заснуть не мог почти до трех часов ночи: не спадала напряженность, чувство тревоги, воспоминание о том, как неуверенно вел он машину. Несколько раз Аброр выходил на балкон, курил, пил воду, зашел даже в ванную и принял душ.
А под утро, когда охватил его крепкий сон, Ханифа-хола, стуча своими кавушами, невольно разбудила.
Вазира купила свекрови тапочки с мягкой подошвой, однако Ханифа-хола не пожелала расстаться со своими кожаными грохота-лами. Сама-то она днем, когда дома никого нет, сладко выспится, а потом чуть свет просыпается и с шумом и звоном свершает предмолит-венное омовение, ходит по комнате и на кухню, стуча кавушами и хлопая дверьми. Все это раздражало Вазиру, не говоря уж о том, что не давало ей выспаться.
— Эй, Аброр, вставай, до ухода на работу съезди-ка на базар, сынок. Лучшее казы продают по прохладе, утречком. Для бешик-тоя сделаем нарын1.
Значит, не невольно разбудила сына. Опять заботу на него перекладывает.
Агзам-ата тихим голосом ворчит на жену:
— Э, чтоб тот нарын остался на твои поминки! Тише ты, пусть парень отдохнет немного! Вчера заставила его ишачить в три смены... Совесть у тебя есть? Всю ночь человек не спал. А ему еще на работу надо. Он же не домохозяйка!
Обычно тихий Агзам-ата, если рассердится... ох, не приведи аллах, Ханифе ли об этом не знать.
— Не ворчите, ладно, пускай спит, не стану будить! — сказала Ханифа-хола и ушла в свою комнату.
Однако Аброр уже проснулся. Встал с головной болью, пересохшим ртом. Обычно до завтрака он не курил, но сейчас, вспомнив про этот треклятый бешик-той, вышел на балкон, задымил натощак.
Надо было купить на базаре все необходимое для плова на пятьдесят — шестьдесят человек, а также самых разнообразных лепешек (патыр, ширмой2); съездить за город, там должны зарезать
Нарын — еда из теста с вареной говядиной и кониной.
2 Патыр, ширмой — предпраздничные лепешки, барана.
Взять мясную тушу, доставить сюда, а часть вместе с рисом и морковью отправить в дом Рисолат, равно как и несколько тазов, наполненных самсой, нарыном, баурсаком1...
Аброр каждый вечер по нескольку раз ездил на базар, в магазины, туда-сюда... Дни стоят знойные. Аброр заходит домой словно обожженный изнутри, достает из холодильника что-нибудь похолоднее, пьет воду со льдом. Горло охрипло, закоптилось табачным дымом; Аброр кашляет и жалуется:
— В горле першит, будто бритвой скоблят.
И ложится без сил, выпив перед сном теплого молока.
Назавтра снова беготня, снова потный, снова пьет холодные напитки и беспрестанно курит.
Вазира до глубокой ночи печет слоеные лепешки, баурсаки; Ханифа-хола, конечно, помогает. Раскатывает тесто. А потом уходит в свою комнату и занимается украшением колыбельки.
Она сшила треугольный матерчатый талисман, положила внутрь душистый имбирь, снаружи прикрепила две бусинки и повесила на бешик, к той стороне, где будет лежать головка младенца. Летнее покрывало Ханифа-хола сделала из легкого атласа, а зимнее — из красного бархата, на подкладку пошел красный ситец.
Ах, как она любит бешик! Нынешние молодые мамы не знают, как им пользоваться... А вот тут горшочек есть и деревянное приспособление к нему. И не надо тебе без конца стирать и сушить бесчисленные мокрые пеленки... Ежели ребенок привыкнет лежать в бешике, он доставляет матери забот в десять раз меньше, чем в коляске.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Гости в одной комнате не помещались, и потому женщины расположились в комнате у стариков на курпачах, угощаясь фруктами и орешками. А мужчины сидели в гостиной за столом. Словом, разговоров было допоздна.
Вдобавок к жаре целый день горел на кухне газ. Вазира раскраснелась, голова у нее кругом шла. Из кухни к гостям то и дело надо было подносить чайники с настоянным чаем, маставу, фрукты, сладости. Иные родственницы порывались помочь Вазире, но Ханифа-хола, важно восседавшая в центре, не разрешала:
— Сиди, да буду я твоей жертвой, отдыхай, ты наша гостья, милая.
Ханифа-хола, которая любила укреплять родственные чувства, была очень рада, что сегодня у них собралось столько родни и что такой почет оказан ей самой, старейшей. Все видели, каким уважением пользуется она в доме старшего сына, как достойно ведет она себя в доме.
Плов был съеден, потом арбузы и медовые дыни. Снова пили кок-чай. Наконец стали обсуждать тонкости, связанные с бешик-тоем. По договоренности один из родственников в следующее воскресенье должен был пригнать к их дому грузовую машину с открывающимся бортом. Другой купит маленькую кроватку, третий — педальный велосипед «Ракета» (это ничего, что ребенок сможет на нем ездить через три-четыре года,— забота важна, дорог подарок); еще кто-то взялся обеспечить младенца большой деревянной лошадкой. Все это вместе с нарядной, радужной колыбелькой и коляской будет погружено в машину. У одного из дядюшек был «Москвич». «Жигули» Аброра и этот «Москвич» должны были доставить к месту праздника женщин поважнее и посолиднее, девушки и молодухи поедут на украшенном грузовике, постелив кошмы на пол в кузове, а на задний борт — ковер.
Да, укреплять родственные отношения — задача важная и непростая, убеждалась Вазира. Много ведь значит, когда люди собираются вот так вместе и одной семьей берутся за проведение большого дела. Как было бы трудно молодым собрать столько необходимых вещей! А теперь и хлопоты распределены между родственниками, а сообща хлопотать — легче и веселей.
Ханифа-хола выбрала трех пожилых родственников, чтобы Аброр отвез их после застолья по домам.
Устал Аброр за эту неделю, измотался, да, конечно, и выпил немного со всеми. Но тем не менее домой развез всех.
Его долго не было дома, даже Вазира беспокоилась:
— Мама, напрасно вы послали сына. Совсем недавно авария была, и он только-только отремонтировал машину.
— Ничего, ничего. В глаз, слишком береженный, скорей соринка попадет. Ничего с ним не случится по воле аллаха.
II
«Неужто мать может быть такой безжалостной? —думала Вазира.— Ничуть не волнуется. Почему? Оттого что сидит дома и не представляет, как сложна и трудна работа Аброра? Хвастается, что ее сын «ари-хи-тек-тор», а превращает его в шофера».
Сколько же недовольства накопила у себя на душе Вазира, как трудно сдержаться и не высказать... Слава богу, Аброр явился невредимый.
— Зачем же вы сели за руль после выпивки?..— стала Вазира упрекать мужа.— Дать бы им по три рубля и отправить на такси.
Разве так нельзя было сделать? Или опять не по обычаю?
— Я и сам сидел за баранкой как на иголках... Но отказать не мог. Гости же, да еще так редко у нас бывают.
Аброр молча закурил сигарету и вышел на балкон.
Когда перевалило за двенадцать, он направился в спальню. Но заснуть не мог почти до трех часов ночи: не спадала напряженность, чувство тревоги, воспоминание о том, как неуверенно вел он машину. Несколько раз Аброр выходил на балкон, курил, пил воду, зашел даже в ванную и принял душ.
А под утро, когда охватил его крепкий сон, Ханифа-хола, стуча своими кавушами, невольно разбудила.
Вазира купила свекрови тапочки с мягкой подошвой, однако Ханифа-хола не пожелала расстаться со своими кожаными грохота-лами. Сама-то она днем, когда дома никого нет, сладко выспится, а потом чуть свет просыпается и с шумом и звоном свершает предмолит-венное омовение, ходит по комнате и на кухню, стуча кавушами и хлопая дверьми. Все это раздражало Вазиру, не говоря уж о том, что не давало ей выспаться.
— Эй, Аброр, вставай, до ухода на работу съезди-ка на базар, сынок. Лучшее казы продают по прохладе, утречком. Для бешик-тоя сделаем нарын1.
Значит, не невольно разбудила сына. Опять заботу на него перекладывает.
Агзам-ата тихим голосом ворчит на жену:
— Э, чтоб тот нарын остался на твои поминки! Тише ты, пусть парень отдохнет немного! Вчера заставила его ишачить в три смены... Совесть у тебя есть? Всю ночь человек не спал. А ему еще на работу надо. Он же не домохозяйка!
Обычно тихий Агзам-ата, если рассердится... ох, не приведи аллах, Ханифе ли об этом не знать.
— Не ворчите, ладно, пускай спит, не стану будить! — сказала Ханифа-хола и ушла в свою комнату.
Однако Аброр уже проснулся. Встал с головной болью, пересохшим ртом. Обычно до завтрака он не курил, но сейчас, вспомнив про этот треклятый бешик-той, вышел на балкон, задымил натощак.
Надо было купить на базаре все необходимое для плова на пятьдесят — шестьдесят человек, а также самых разнообразных лепешек (патыр, ширмой2); съездить за город, там должны зарезать
Нарын — еда из теста с вареной говядиной и кониной.
2 Патыр, ширмой — предпраздничные лепешки, барана.
Взять мясную тушу, доставить сюда, а часть вместе с рисом и морковью отправить в дом Рисолат, равно как и несколько тазов, наполненных самсой, нарыном, баурсаком1...
Аброр каждый вечер по нескольку раз ездил на базар, в магазины, туда-сюда... Дни стоят знойные. Аброр заходит домой словно обожженный изнутри, достает из холодильника что-нибудь похолоднее, пьет воду со льдом. Горло охрипло, закоптилось табачным дымом; Аброр кашляет и жалуется:
— В горле першит, будто бритвой скоблят.
И ложится без сил, выпив перед сном теплого молока.
Назавтра снова беготня, снова потный, снова пьет холодные напитки и беспрестанно курит.
Вазира до глубокой ночи печет слоеные лепешки, баурсаки; Ханифа-хола, конечно, помогает. Раскатывает тесто. А потом уходит в свою комнату и занимается украшением колыбельки.
Она сшила треугольный матерчатый талисман, положила внутрь душистый имбирь, снаружи прикрепила две бусинки и повесила на бешик, к той стороне, где будет лежать головка младенца. Летнее покрывало Ханифа-хола сделала из легкого атласа, а зимнее — из красного бархата, на подкладку пошел красный ситец.
Ах, как она любит бешик! Нынешние молодые мамы не знают, как им пользоваться... А вот тут горшочек есть и деревянное приспособление к нему. И не надо тебе без конца стирать и сушить бесчисленные мокрые пеленки... Ежели ребенок привыкнет лежать в бешике, он доставляет матери забот в десять раз меньше, чем в коляске.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81