Это когда сторона невесты посылает жениху кусок белого шелка и сладости. Сладости раздаются соседям жениха, а белый шелк означает пожелание светлого пути будущей семье. В этом есть какая-то поэтичность.
— Ну, не уверен. Не возьму в толк, зачем каждый раз привлекать к нашему делу соседей, чуть ли не всю махаллю?
— Тут есть своя логика, Шакир. Строится новая семья. Вот вы и должны видеть и помнить: множество рук клало кирпичи в это новое здание. А то ведь как бывает? Четыре человека соберутся, поставят на стол две бутылки, и все. Семью, создаваемую столь легко, боюсь, разрушить тоже нетрудно. В иных городах половина всех молодых семей оказывается непрочной. А в наших махаллях разводов, сам знаешь, мало бывает, из десяти семей, может, одна рушится. Так ведь?.. А трудностей,— Аброр решил закончить разговор шуткой,— трудностей на собственной свадьбе не пугайся. Испытаешь их вдоволь, тем верней будешь: не захочешь вторично жениться.
А Нигора, оказывается, жила в кооперативном доме, так неуклюже поставленном в их дворе. С тех пор как Аброр об этом узнал, сам этот «шедевр архитектурной мысли» стал пробуждать в нем иногда и теплые чувства.
Однажды вечером Аброр вошел в этот дом вместе с отцом и старшим зятем, мужем старшей своей сестры; празднично одетые, степенные, хотя и немного смущенные ролью сватов, они медленно поднялись на третий этаж.
И одним из первых, кто вежливо вышел им навстречу, кто учтиво ожидал их на лестничной площадке, был Шерзод Бахрамов. Дядя Нигоры. Младший дядя, но, видимо, пользуется уважением в доме.
Все вошли в гостиную. На одной из стен висел большой красивый шелковый ковер. Сервант, до отказа заполненный японским фарфором и чешским хрусталем, сверкал вовсю. На мягких стульях бросались в глаза красные бархатные накидки. Белоснежность скатерти подчеркивали умело расставленные по столу виноград, урюк и груши; здесь же зажаренные целиком куры, нарын с тонко нарезанными кружками конской колбасы; на приставленном к углу большого стола маленьком столике сгрудились бутылки боржоми, армянского коньяка, водки.
Принесли шурпу. Шерзод обернулся к старшему за столом:
— Агзам-ата, если разрешите... по маленькой...
— Наливайте спокойно, сынок. Всем, кто хочет и может. Я попью чаю. Не стесняйтесь... Дай бог всем радости!
После второй рюмки у всех языки подразвязались. Начали говорить о молодых.
— Звезда вашей дочери сошлась со звездой нашего братишки,— начал витиевато Аброр.— Иначе мы не смогли бы встретиться за этим прекрасным дастарханом. Как говорится, если суждено, то в скором будущем станем и родственниками.
Отец девушки — среднего роста, полный, представительный мужчина лет сорока пяти — приложил ладонь к сердцу, склонил курчавую голову:
— В добрый час!
Съели плов. Посуду унесли на кухню. После этого заговорил старший дядя девушки:
— Если махаллю не угостим пловом, будет нехорошо, согласны? Наши переехали сюда недавно. Чтоб познакомиться с соседями, сделаем плов человек на двести. Утром перед свадьбой, согласны? Для этого купим сообща мешок риса, барана, соответственно и муку, продукты, вино и фрукты.
Аброр обдумывал, как бы деликатно отказаться от этой идеи, но Аг^зам-ага опередил:
— Согласны, согласны. Еще какие у вас пожелания? Говорите, не стесняйтесь.
Опять старший дядя взял слово; бесконечные его «согласны?» звучали совсем не вопросительно.
— Мать с большими надеждами растила свою дочь. Есть обычай — вносить молочные деньги... Немного... Четыреста рублей, согласны?
Установилась неловкая тишина.
Аброр исподлобья посмотрел на Шерзода, будто приглашал его раскрыться, определить свое — современное! — отношение к услышанной нелепости. Шерзод повернулся к старшему брату, с видимой иронией спросил его:
— Как это понять, ака? Вы просите у сватов калым?
— Да нет! Какой там калым — четыреста рублей? В кишлаках, бывает, мно-о-го тысяч берут, вот это калым! Мы говорим только о молочных деньгах... матери за ее молоко, согласны?
Агзам-ата посмотрел на Аброра: говори, мол, ты.
— Это что, какой-то новый обычай или забытый из старых? — спросил Аброр.
— Раньше такого обычая не было,— сказал Агзам-ата тихо.
— Свадьба требует больших расходов. Матерям тоже нужны деньги, согласны?
— Если для свадебных расходов,— намеренно, с видом облегчения вздохнул Аброр,— четыреста рублей мы дадим. От души. Как подарок. Пятьсот дадим. Только просьба наша такая: не называть это молочными деньгами. Потому что материнское молоко нельзя продавать за деньги. Мы так думаем. Вы с этим согласны? Глаза отца Нигоры затуманились — ему было стыдно.
— Вы правильно сказали, не надо эти деньги так называть... Теперь мы готовы услышать пожелания и наших гостей... Вот, например, фатыха-той...
— Для нас выполнять этот обычай кажется необязательным. Правильно, отец? — Аброр обратился к Агзаму-ата.
Агзам-ата утвердительно кивнул головой. Отец девушки тоже тотчас согласился: нет так нет, зачем лишние хлопоты.
Старший дядя посмотрел на Шерзода, который до поры до времени сидел молча, теребил салфетку.
— Не очень ли все упрощается, а? Как бы не возникло сплетен да насмешек.
Шерзод не сразу ответил. Посмотрел на отца Нигоры, тот напряженно посмотрел на него,— Аброр понял, что все будет так, как скажет сейчас Шерзод.
Шерзод обратился к сватам с видом человека, который дает взаймы большие деньги:
— Если вы так хотите, мы идем на эту уступку. Однако не забывайте, что наша племянница достойна самых больших свадебных торжеств.
— Правильно! Нигора — первая у отца и матери. Потому... у них немало заветных желаний,— подхватил старший дядя.— На свадьбе должны быть пара карнаев, пара сурнаев, барабан-нагара. И двух знаменитых певцов с музыкантами надо пригласить. Договориться заранее, согласны?
Аброр спросил у Шерзода, вспомнив, что когда-то Шерзод выступал против таких свадебных концертов с микрофонами:
— Как вы на это смотрите, Шерзод Исламович? Мы, конечно, можем пригласить. Но микрофоны... лишний шум...
Шерзод уклонился от прямого ответа:
— Вопрос о карнаях и сурнаях будем решать позже, времени у нас еще много: после того как молодые подадут заявление в загс, пройдет полтора месяца. Сейчас о другом, вообще говоря, надо подумать... Свадьбу назначим...
Он вытянул из кармана маленькую книжку-календарь. Полистал ее. Выбрал субботний день, что попадал на середину августа. Отец Нигоры и старший дядя сразу согласились с Шерзодом. Сторона жениха тоже ничего не имела против этой даты.
Наконец по знаку Шерзода вынесли из внутренних покоев три шелковых бекасамовых чапана. Старший дядя поднялся со стула. Первый чапан он надел на свата Агзама, два других — на остальных сватов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Ну, не уверен. Не возьму в толк, зачем каждый раз привлекать к нашему делу соседей, чуть ли не всю махаллю?
— Тут есть своя логика, Шакир. Строится новая семья. Вот вы и должны видеть и помнить: множество рук клало кирпичи в это новое здание. А то ведь как бывает? Четыре человека соберутся, поставят на стол две бутылки, и все. Семью, создаваемую столь легко, боюсь, разрушить тоже нетрудно. В иных городах половина всех молодых семей оказывается непрочной. А в наших махаллях разводов, сам знаешь, мало бывает, из десяти семей, может, одна рушится. Так ведь?.. А трудностей,— Аброр решил закончить разговор шуткой,— трудностей на собственной свадьбе не пугайся. Испытаешь их вдоволь, тем верней будешь: не захочешь вторично жениться.
А Нигора, оказывается, жила в кооперативном доме, так неуклюже поставленном в их дворе. С тех пор как Аброр об этом узнал, сам этот «шедевр архитектурной мысли» стал пробуждать в нем иногда и теплые чувства.
Однажды вечером Аброр вошел в этот дом вместе с отцом и старшим зятем, мужем старшей своей сестры; празднично одетые, степенные, хотя и немного смущенные ролью сватов, они медленно поднялись на третий этаж.
И одним из первых, кто вежливо вышел им навстречу, кто учтиво ожидал их на лестничной площадке, был Шерзод Бахрамов. Дядя Нигоры. Младший дядя, но, видимо, пользуется уважением в доме.
Все вошли в гостиную. На одной из стен висел большой красивый шелковый ковер. Сервант, до отказа заполненный японским фарфором и чешским хрусталем, сверкал вовсю. На мягких стульях бросались в глаза красные бархатные накидки. Белоснежность скатерти подчеркивали умело расставленные по столу виноград, урюк и груши; здесь же зажаренные целиком куры, нарын с тонко нарезанными кружками конской колбасы; на приставленном к углу большого стола маленьком столике сгрудились бутылки боржоми, армянского коньяка, водки.
Принесли шурпу. Шерзод обернулся к старшему за столом:
— Агзам-ата, если разрешите... по маленькой...
— Наливайте спокойно, сынок. Всем, кто хочет и может. Я попью чаю. Не стесняйтесь... Дай бог всем радости!
После второй рюмки у всех языки подразвязались. Начали говорить о молодых.
— Звезда вашей дочери сошлась со звездой нашего братишки,— начал витиевато Аброр.— Иначе мы не смогли бы встретиться за этим прекрасным дастарханом. Как говорится, если суждено, то в скором будущем станем и родственниками.
Отец девушки — среднего роста, полный, представительный мужчина лет сорока пяти — приложил ладонь к сердцу, склонил курчавую голову:
— В добрый час!
Съели плов. Посуду унесли на кухню. После этого заговорил старший дядя девушки:
— Если махаллю не угостим пловом, будет нехорошо, согласны? Наши переехали сюда недавно. Чтоб познакомиться с соседями, сделаем плов человек на двести. Утром перед свадьбой, согласны? Для этого купим сообща мешок риса, барана, соответственно и муку, продукты, вино и фрукты.
Аброр обдумывал, как бы деликатно отказаться от этой идеи, но Аг^зам-ага опередил:
— Согласны, согласны. Еще какие у вас пожелания? Говорите, не стесняйтесь.
Опять старший дядя взял слово; бесконечные его «согласны?» звучали совсем не вопросительно.
— Мать с большими надеждами растила свою дочь. Есть обычай — вносить молочные деньги... Немного... Четыреста рублей, согласны?
Установилась неловкая тишина.
Аброр исподлобья посмотрел на Шерзода, будто приглашал его раскрыться, определить свое — современное! — отношение к услышанной нелепости. Шерзод повернулся к старшему брату, с видимой иронией спросил его:
— Как это понять, ака? Вы просите у сватов калым?
— Да нет! Какой там калым — четыреста рублей? В кишлаках, бывает, мно-о-го тысяч берут, вот это калым! Мы говорим только о молочных деньгах... матери за ее молоко, согласны?
Агзам-ата посмотрел на Аброра: говори, мол, ты.
— Это что, какой-то новый обычай или забытый из старых? — спросил Аброр.
— Раньше такого обычая не было,— сказал Агзам-ата тихо.
— Свадьба требует больших расходов. Матерям тоже нужны деньги, согласны?
— Если для свадебных расходов,— намеренно, с видом облегчения вздохнул Аброр,— четыреста рублей мы дадим. От души. Как подарок. Пятьсот дадим. Только просьба наша такая: не называть это молочными деньгами. Потому что материнское молоко нельзя продавать за деньги. Мы так думаем. Вы с этим согласны? Глаза отца Нигоры затуманились — ему было стыдно.
— Вы правильно сказали, не надо эти деньги так называть... Теперь мы готовы услышать пожелания и наших гостей... Вот, например, фатыха-той...
— Для нас выполнять этот обычай кажется необязательным. Правильно, отец? — Аброр обратился к Агзаму-ата.
Агзам-ата утвердительно кивнул головой. Отец девушки тоже тотчас согласился: нет так нет, зачем лишние хлопоты.
Старший дядя посмотрел на Шерзода, который до поры до времени сидел молча, теребил салфетку.
— Не очень ли все упрощается, а? Как бы не возникло сплетен да насмешек.
Шерзод не сразу ответил. Посмотрел на отца Нигоры, тот напряженно посмотрел на него,— Аброр понял, что все будет так, как скажет сейчас Шерзод.
Шерзод обратился к сватам с видом человека, который дает взаймы большие деньги:
— Если вы так хотите, мы идем на эту уступку. Однако не забывайте, что наша племянница достойна самых больших свадебных торжеств.
— Правильно! Нигора — первая у отца и матери. Потому... у них немало заветных желаний,— подхватил старший дядя.— На свадьбе должны быть пара карнаев, пара сурнаев, барабан-нагара. И двух знаменитых певцов с музыкантами надо пригласить. Договориться заранее, согласны?
Аброр спросил у Шерзода, вспомнив, что когда-то Шерзод выступал против таких свадебных концертов с микрофонами:
— Как вы на это смотрите, Шерзод Исламович? Мы, конечно, можем пригласить. Но микрофоны... лишний шум...
Шерзод уклонился от прямого ответа:
— Вопрос о карнаях и сурнаях будем решать позже, времени у нас еще много: после того как молодые подадут заявление в загс, пройдет полтора месяца. Сейчас о другом, вообще говоря, надо подумать... Свадьбу назначим...
Он вытянул из кармана маленькую книжку-календарь. Полистал ее. Выбрал субботний день, что попадал на середину августа. Отец Нигоры и старший дядя сразу согласились с Шерзодом. Сторона жениха тоже ничего не имела против этой даты.
Наконец по знаку Шерзода вынесли из внутренних покоев три шелковых бекасамовых чапана. Старший дядя поднялся со стула. Первый чапан он надел на свата Агзама, два других — на остальных сватов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81