Лишь на время Аброр возвращался к действительности, вспоминал проблемы, которые не исчезали, продолжали существовать.
Директор Сайфулла Рахманович, позабыв все прежние их с Аброром стычки, явился рано утром в день похорон, шел вместе со всеми пешком до кладбища. Были здесь и Сергей, и Фарид, и Хатим Юлда-шев, и сослуживцы. И каждый говорил:
— Надо привыкать, Аброр-джан, старшие уходят...
— Будьте мужественны, Аброр Агзамович...
— Мы разделяем ваше горе!
Среди родственников, которые встречали и провожали пришедших, вьюном крутился и Шерзод Бахрамов. Он тоже был опоясан, правда не поверх халата, а по тенниске опущенным шелковым белбогом — траурным кушаком. Лицо он старался делать скорбное, но иногда бросал украдкой на убитого горем Аброра едва ли не злорадный взгляд. А обращаясь к людям, Шерзод, как подобает, демонстрировал всепрощающую свою мягкость.
Вечером после похорон приехали в дом покойного представители главного управления во главе с Садриевым. Шерзод первым поспешил к ним на улицу, остановился перед машиной.
Садриев хмуро с ним поздоровался, начал искать глазами Аброра. Шерзод тут же сообщил:
— Аброр Агзамович во дворе. Я сейчас его позову. Вы заходите во двор, Наби Садриевич, пожалуйста!
Аброр увидел Садриева, когда тот входил в ворота. Пошел навстречу гостю. Садриев быстрым шагом приблизился к Аброру, пожав руку, выразил свои соболезнования. Между тем Шерзод подозвал из группы женщин, находившихся на террасе — айване, Вазиру. Знаком показал ей на Садриева.
Вазира была в легком черном платке и черном платье. Траурный наряд особенно подчеркивал бледность ее лица. Садриев чувствовал себя сейчас виноватым перед этой усталой, поникшей и даже сейчас красивой женщиной. Она всегда привлекала его, вызывала внутреннее восхищение своим умом, независимостью.
— Вазира Бадаловна, примите мои соболезнования. Очень тяжело, но так уж мир устроен,— сказал Садриев.— В этот час мы все решили быть рядом с вами...
— Благодарим. Шерзод сообщил Вазире:
- Наби Садриевич двух молодых парней в помощь вам прислал и на два дня дал «рафик». Чтоб машина дежурила здесь.
Вазира еще раз выразила свою признательность Садриеву. Внимательно посмотрела в глаза Шерзоду. Учтивый родственник... Другой бы мучился угрызениями совести — ведь это он, Шерзод, совсем недавно безжалостно гонял свекра за музыкантами да певцами... А сейчас делает вид, что сочувствует. «Бетонный человек»—гак его Аброр однажды назвал. Защитился от мук душевных и рефлексий плитой эгоизма и живет себе припеваючи». Поймала себя на мысли, что думает точно так же, как муж.
Она беспокоилась уже за мужа, хотела поговорить с ним наедине, ободрить.
Вазира почему-то вспомнила и другое выражение Аброра — «озоновая защита». Она, эта защита, простирается над всей землей, над всем живым на ней. Но и в душах людских она необходима: от того, какими будут души человеческие, зависит благополучие планеты.
Вазира поискала глазами Аброра. Как плохо он выглядит, как мучительно переживает потерю отца! Тихо, чтобы муж не слышал, попросила начальника:
— Наби Садриевич, поговорите с Аброром, пожалуйста... отвлеките его, прошу вас...
Наби Садриевич с пониманием кивнул. Вазира тихонько вернулась назад, на айван, к женщинам.
До машины Садриева провожали безучастный Аброр с одной стороны и Шерзод — с другой.
Садриев взял Аброра за локоть:
— Аброр Агзамович, добрая весть в трудный момент поднимает дух человека. Я бы хотел сообщить вам и Вазире Бадаловне одну новость...
— Позвать жену?
— Лучше вы ей сами потом передадите... Ну, у всех в памяти, конечно, дискуссия. Справедливо нас тогда ударили... И сейчас мне больно оттого, что я слишком сурово упрекнул Вазиру Бада-ловну.
— Но вы тогда, примерно, тоже были правы;— заметил Шерзод.
Садриев отвернулся от него. Говорил дальше так, будто Шерзода здесь и не было:
— Вы интересовались судьбой Ганчтепе — возвышенности на берегу Бозсу, помните?
Аброр будто из другого мира возвращался к давним спорам:
— Да, помню, мы говорили как-то об этом холме с нашим директором.
— Так вот, там вскоре будут устанавливать памятник жертвам землетрясения — «Мужество». И наше предложение, чтобы на Ганч-те не построить музей Дружбы народов, одобрено в инстанциях. С правой стороны комплекса решено проложить небольшое новое русло.
Это известие явно обрадовало Шерзода. Агзамов же отнесся к новости весьма сдержанно, но несколько улучшилось его настроение, когда Садриев добавил, что историческое русло Бозсу будет здесь сохранено, живописные излучины его останутся, какими были издревле, а по новому бетонированному руслу потечет лишь часть воды канала, давая возможность лучше регулировать общий водосток, образовав островок с красивыми пешеходными мостками-связками.
— Ландшафтно-архитектурную часть работы над всем этим комплексом мы просим принять на себя вас, Аброр Агзамович. Ну, и раз в этом комплексе будет частично использована идея нового русла Бозсу, то в составе авторской группы будет и Вазира Бадаловна... и товарищ Бахрамов.— Садриев наконец взглянул и на Шерзода.— Мир... Тесен мир, Аброр Агзамович.— Садриев попытался улыбнуться.— Вот вы даже стали родственниками с Шерзодом Исламовичем. И все мы работаем в одном творческом союзе. Чинары, посаженные рядом, бывает, отклоняют ветви друг друга, а всю жизнь все-таки растут рядом.
Аброр безучастно кивал головой. Думал о чем-то своем, далеком. Шерзоду опять пришлось отвечать на задушевные слова Садриева, словно от всей, породненной теперь, семьи:
— Вы совершенно правы, Наби Садриевич! Мы должны работать дружно, в одной упряжке! И тогда нет проблем, которых...
— Нет, и проблемы, и заботы есть... товарищ Бахрамов. Раз в одной упряжке, так и арбу тащить надо всем честно.
Замечание Садриева заставило примолкнуть Шерзода.
Аброр же смотрел сейчас на все текущее, сегодняшнее из какой-то далекой-далекой дали, откуда впервые отчетливо дошло до него понимание того, как коротка жизнь человеческая и как преходяще и маловажно многое, из-за чего люди волнуются, спорят...
Аброр сказал глухо и размеренно:
— Наби Садриевич, спасибо вам за участие. Добрую вашу весть я передам Вазире.
— Держитесь крепче, Аброр Агзамович! Вы же мужественный человек! Впереди у вас много хорошего... Недалек день, когда мы будем претворять в жизнь и проект вашего культурно-этнографического комплекса. Помните, конечно, одно из любимых ваших детищ?
Как-то очень отдаленно подумал Аброр и об этом своем проекте. Вблизи, прямо перед глазами, все время стояли кадры-воспоминания: отец, отец, отец... Где ты теперь, отец?
В этот вечер Аброру несколько раз приходила на память одна картина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Директор Сайфулла Рахманович, позабыв все прежние их с Аброром стычки, явился рано утром в день похорон, шел вместе со всеми пешком до кладбища. Были здесь и Сергей, и Фарид, и Хатим Юлда-шев, и сослуживцы. И каждый говорил:
— Надо привыкать, Аброр-джан, старшие уходят...
— Будьте мужественны, Аброр Агзамович...
— Мы разделяем ваше горе!
Среди родственников, которые встречали и провожали пришедших, вьюном крутился и Шерзод Бахрамов. Он тоже был опоясан, правда не поверх халата, а по тенниске опущенным шелковым белбогом — траурным кушаком. Лицо он старался делать скорбное, но иногда бросал украдкой на убитого горем Аброра едва ли не злорадный взгляд. А обращаясь к людям, Шерзод, как подобает, демонстрировал всепрощающую свою мягкость.
Вечером после похорон приехали в дом покойного представители главного управления во главе с Садриевым. Шерзод первым поспешил к ним на улицу, остановился перед машиной.
Садриев хмуро с ним поздоровался, начал искать глазами Аброра. Шерзод тут же сообщил:
— Аброр Агзамович во дворе. Я сейчас его позову. Вы заходите во двор, Наби Садриевич, пожалуйста!
Аброр увидел Садриева, когда тот входил в ворота. Пошел навстречу гостю. Садриев быстрым шагом приблизился к Аброру, пожав руку, выразил свои соболезнования. Между тем Шерзод подозвал из группы женщин, находившихся на террасе — айване, Вазиру. Знаком показал ей на Садриева.
Вазира была в легком черном платке и черном платье. Траурный наряд особенно подчеркивал бледность ее лица. Садриев чувствовал себя сейчас виноватым перед этой усталой, поникшей и даже сейчас красивой женщиной. Она всегда привлекала его, вызывала внутреннее восхищение своим умом, независимостью.
— Вазира Бадаловна, примите мои соболезнования. Очень тяжело, но так уж мир устроен,— сказал Садриев.— В этот час мы все решили быть рядом с вами...
— Благодарим. Шерзод сообщил Вазире:
- Наби Садриевич двух молодых парней в помощь вам прислал и на два дня дал «рафик». Чтоб машина дежурила здесь.
Вазира еще раз выразила свою признательность Садриеву. Внимательно посмотрела в глаза Шерзоду. Учтивый родственник... Другой бы мучился угрызениями совести — ведь это он, Шерзод, совсем недавно безжалостно гонял свекра за музыкантами да певцами... А сейчас делает вид, что сочувствует. «Бетонный человек»—гак его Аброр однажды назвал. Защитился от мук душевных и рефлексий плитой эгоизма и живет себе припеваючи». Поймала себя на мысли, что думает точно так же, как муж.
Она беспокоилась уже за мужа, хотела поговорить с ним наедине, ободрить.
Вазира почему-то вспомнила и другое выражение Аброра — «озоновая защита». Она, эта защита, простирается над всей землей, над всем живым на ней. Но и в душах людских она необходима: от того, какими будут души человеческие, зависит благополучие планеты.
Вазира поискала глазами Аброра. Как плохо он выглядит, как мучительно переживает потерю отца! Тихо, чтобы муж не слышал, попросила начальника:
— Наби Садриевич, поговорите с Аброром, пожалуйста... отвлеките его, прошу вас...
Наби Садриевич с пониманием кивнул. Вазира тихонько вернулась назад, на айван, к женщинам.
До машины Садриева провожали безучастный Аброр с одной стороны и Шерзод — с другой.
Садриев взял Аброра за локоть:
— Аброр Агзамович, добрая весть в трудный момент поднимает дух человека. Я бы хотел сообщить вам и Вазире Бадаловне одну новость...
— Позвать жену?
— Лучше вы ей сами потом передадите... Ну, у всех в памяти, конечно, дискуссия. Справедливо нас тогда ударили... И сейчас мне больно оттого, что я слишком сурово упрекнул Вазиру Бада-ловну.
— Но вы тогда, примерно, тоже были правы;— заметил Шерзод.
Садриев отвернулся от него. Говорил дальше так, будто Шерзода здесь и не было:
— Вы интересовались судьбой Ганчтепе — возвышенности на берегу Бозсу, помните?
Аброр будто из другого мира возвращался к давним спорам:
— Да, помню, мы говорили как-то об этом холме с нашим директором.
— Так вот, там вскоре будут устанавливать памятник жертвам землетрясения — «Мужество». И наше предложение, чтобы на Ганч-те не построить музей Дружбы народов, одобрено в инстанциях. С правой стороны комплекса решено проложить небольшое новое русло.
Это известие явно обрадовало Шерзода. Агзамов же отнесся к новости весьма сдержанно, но несколько улучшилось его настроение, когда Садриев добавил, что историческое русло Бозсу будет здесь сохранено, живописные излучины его останутся, какими были издревле, а по новому бетонированному руслу потечет лишь часть воды канала, давая возможность лучше регулировать общий водосток, образовав островок с красивыми пешеходными мостками-связками.
— Ландшафтно-архитектурную часть работы над всем этим комплексом мы просим принять на себя вас, Аброр Агзамович. Ну, и раз в этом комплексе будет частично использована идея нового русла Бозсу, то в составе авторской группы будет и Вазира Бадаловна... и товарищ Бахрамов.— Садриев наконец взглянул и на Шерзода.— Мир... Тесен мир, Аброр Агзамович.— Садриев попытался улыбнуться.— Вот вы даже стали родственниками с Шерзодом Исламовичем. И все мы работаем в одном творческом союзе. Чинары, посаженные рядом, бывает, отклоняют ветви друг друга, а всю жизнь все-таки растут рядом.
Аброр безучастно кивал головой. Думал о чем-то своем, далеком. Шерзоду опять пришлось отвечать на задушевные слова Садриева, словно от всей, породненной теперь, семьи:
— Вы совершенно правы, Наби Садриевич! Мы должны работать дружно, в одной упряжке! И тогда нет проблем, которых...
— Нет, и проблемы, и заботы есть... товарищ Бахрамов. Раз в одной упряжке, так и арбу тащить надо всем честно.
Замечание Садриева заставило примолкнуть Шерзода.
Аброр же смотрел сейчас на все текущее, сегодняшнее из какой-то далекой-далекой дали, откуда впервые отчетливо дошло до него понимание того, как коротка жизнь человеческая и как преходяще и маловажно многое, из-за чего люди волнуются, спорят...
Аброр сказал глухо и размеренно:
— Наби Садриевич, спасибо вам за участие. Добрую вашу весть я передам Вазире.
— Держитесь крепче, Аброр Агзамович! Вы же мужественный человек! Впереди у вас много хорошего... Недалек день, когда мы будем претворять в жизнь и проект вашего культурно-этнографического комплекса. Помните, конечно, одно из любимых ваших детищ?
Как-то очень отдаленно подумал Аброр и об этом своем проекте. Вблизи, прямо перед глазами, все время стояли кадры-воспоминания: отец, отец, отец... Где ты теперь, отец?
В этот вечер Аброру несколько раз приходила на память одна картина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81