Иначе не примем жениха! Запомните, ата!
Агзам-ата наконец рассердился. Встал с места, давая понять, что больше говорить не желает.
— Э, сын Ислама, внук Бахрама! Говоришь, словно торгуешь на скотном базаре! Ради своей невестки мы сделаем все, что надо. Агза-мовы не из тех, что дрожат над рублями и тряпками!
Агзам-ата рассказывал обо всем этом Аброру с негодованием и волнением.
— Да плюньте вы на этого Бахрамова! — вспылил Аброр.— Все будет как надо! Все идет хорошо! Пойдемте выпейте с нами чаю.
— Нет, дай мне здесь, на кухне, пиалу холодной воды, да побегу я к старшему зятю.
— Лучше выпейте чаю. Посидите с нами, отдохните. Гость очень хороший человек. Он же слышал вас и видел. Его не надо стесняться.
Аброр взял отца под локоть, привел в гостиную:
— Вот, Павел Даниилович, вы говорили о празднике... о сказке. А мой отец возвращает нас в реальный мир.
И пока Агзам-ата пил зеленый чай, Аброр пересказал гостю, что происходит.
— У нас свадьба... много хлопот, добрый гость,— подтвердил Агзам-ата. Он хорошо все понимал, но говорил по-русски не без труда.— Надо — дом свой заложи, но что просит семья невесты — сделай... Иначе не джигит!.. И карнай-сурнай нужно, артист знаменитый нужно, найдем!
— Но это предрассудок, отец! — возразил Аброр.— Зачем развращать артистов легкими большими деньгами? Тысячи рублей за вечер выбросить! Кто это может? Спекулянты, вообще те, кто с жиру бесятся! Пригласим музыкантов. А певцов знаменитых не надо, отец!..
— Нет, Аброр, я слово дал! Если ты не разыщешь, я сам пойду искать!..
— Хорошо, отец, я постараюсь. Вы успокойтесь, отдохните, посидите вот с нашим гостем.
Агзам-ата выпил еще чаю и тяжело поднялся.
— Мне надо сейчас к сурнайчи, сынок. Не один, оказывается,— пара сурнаев сегодня вечером должна играть.
Еще раз Агзам-ата пригласил Павла Данииловича на вечерний той. И ушел неверным шагом, усталый, измученный. Павел Даниилович сказал Аброру:
— Сказка сказкой, а видно, везде есть корыстолюбцы. Любую прекрасную традицию можно извратить...
— Бахрамов, кажется, не случайно выбрал моего отца своей ми-
шенью. Я теперь боюсь за старика. Ведь Бахрамов только внешне кажется мелким и неопасным. А по сути он тихо подкрадывающийся охотник. Он сумел найти беззащитное звено в нашей семейной цепи и играет на предрассудках.
— Ну теперь, Аброр Агзамович, поедете искать знаменитых артистов-певцов? — спросил Павел Даниилович.
— Не поеду! Не нужен нам этот тысячерублевый предрассудок! Успокоил отца, и ладно. Нехорошо — понимаю. Но уступить Бахрамову — еще хуже! И так уж сколько других излишеств в этой свадьбе вынужден брать я на себя из-за бахрамовского распорядительства!
Узнав, что невеста Шакира приходится племянницей Бахрамову, Павел Даниилович вдруг встрепенулся:
— О, тогда я должен рассказать вам один эпизод... Прилетаю я из Москвы, и тотчас Шерзод Исламович повез меня к себе домой. Прямо из аэропорта. Говорит, тетушка из кишлака привезет свежий кумыс. Когда мы приехали к ним, дверь в квартиру оказалась закрытой. Ключа нет. Оказывается, десятилетняя дочь Бахрамова его потеряла. Старая женщина с цветным мешком сидит на ступеньках лестницы. И девочка сидит. И тетя и девочка друг друга корят. Бахрамов достает из кармана ключ, хочет открыть замок. А ключ не лезет в отверстие. Оказывается, девочка, потеряв ключ, попыталась открыть замок гвоздем. А гвоздь сломался, и часть его осталась в замке... Отец с дочкой разговаривают по-русски, я все понимаю. А старая тетя из кишлака говорит только по-узбекски, жестикулирует, что-то бурно объясняет Шерзоду Исламовичу. Девочка обвиняет ее: это она, мол, заставляла открывать замок гвоздем. А та отнекивается. Потом Бахрамов мне объяснил. Произошло, мол, между ними недоразумение. Девочка не знает по-узбекски, а тетя не знает по-русски. Они и не поняли друг друга... Ну, в общем-то, Шерзод Исламович нашел выход: залез через соседний балкон к себе в кухню, при этом рисковал упасть с третьего этажа на бетонку вниз. Запертую стеклянную дверь Кухни кое-как тоже преодолел, замок открыл изнутри. Вот с такими приключениями мы попали к нему домой. Но я не о них рассказываю. О другом. Ну, сели, попили кумыс — он оказался на редкость вкусным, от него шел удивительный запах трав. А девочка и тетя все дуются и дуются друг на друга. Я знал, что жена Бахрамова тоже узбечка, ну так спрашиваю у него, почему же это дочка, живя в Ташкенте, не знает языка родителей? Тут Шерзод Исламович отвечает: «Мы дома разговариваем только по-русски. Так привыкли». Говорит это Бахрамов и смотрит на меня гак, будто я должен прийти в восторг от его слов. Не знаю, за кого он меня принимал. Русскому человеку приятно видеть, что люди другой национальности наряду с родным языком владеют и русским: говорят, мигают, тянутся к нашей культуре. Вот у вас в семье слышу и узбекскую речь, и русскую. Вы легко, естественно переходите с одной на другую. Я даже удивляюсь этой легкости.
— Да мы и сами не замечаем, как это происходит,— сказал Аброр.- Верней, не задумываемся... Оба языка для нас... ну как две руки.
— Язык своего народа — это вроде ключа от собственного дома,— улыбаясь, продолжал Павел Даниилович.— Потеряешь его — и придется лезть через балкон, как Бахрамов... И смешно было, и в то же время я чувствовал себя тогда с ним неловко. Уж очень льстец большой. Я это сразу понял. И не без корысти, конечно. Я был нужен Шерзоду Исламовичу как сторонник его проекта, так вроде бы считалось. Ну, а после обсуждения он меня уже не узнает.
— Да, Павел Даниилович, мы еще не представляем себе, до какой степени корыстолюбие и эгоизм способны осквернить святые наши понятия. Использовать их то как ширму, то как щит, го как палку, чтобы ударить неугодных людей, а порой и обвинить в чем-либо, например в национальной ограниченности.
— Я про вас, Аброр Агзамович, многое успел услышать хорошего. Мне крепко запомнился утренний наш разговор в машине,— задумчиво сказал Павел Даниилович.— Ну, об антисейсмических поясах ташкентских домов... когда вы сравнили их с прочным как алмаз нравственным «держателем» каждой настоящей семьи.
Вазира заметила:
— Да, это его любимое сравнение.
— Вот и мне оно понравилось, Вазира Бадаловна. Семья... если взять ее пошире... все народы нашей страны живут в единой семье, не так ли?.. Вчера вот гуляю по Ташкенту, по улице Ленина, ну, фактически по бульвару — целому парку в центре города. Там я увидел чорбог. «Четыре сада» буквально, да? Вы знаете, конечно, узбекский чорбог в классическом стиле немного по-другому делался, но здесь взята основная идея. Четыре разновидности сада как четыре стороны света — восток, запад, юг, север. На востоке — японский сад. Я сразу узнал его характерные приметы по каменным завалам, вроде беспорядочным, и струящейся воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Агзам-ата наконец рассердился. Встал с места, давая понять, что больше говорить не желает.
— Э, сын Ислама, внук Бахрама! Говоришь, словно торгуешь на скотном базаре! Ради своей невестки мы сделаем все, что надо. Агза-мовы не из тех, что дрожат над рублями и тряпками!
Агзам-ата рассказывал обо всем этом Аброру с негодованием и волнением.
— Да плюньте вы на этого Бахрамова! — вспылил Аброр.— Все будет как надо! Все идет хорошо! Пойдемте выпейте с нами чаю.
— Нет, дай мне здесь, на кухне, пиалу холодной воды, да побегу я к старшему зятю.
— Лучше выпейте чаю. Посидите с нами, отдохните. Гость очень хороший человек. Он же слышал вас и видел. Его не надо стесняться.
Аброр взял отца под локоть, привел в гостиную:
— Вот, Павел Даниилович, вы говорили о празднике... о сказке. А мой отец возвращает нас в реальный мир.
И пока Агзам-ата пил зеленый чай, Аброр пересказал гостю, что происходит.
— У нас свадьба... много хлопот, добрый гость,— подтвердил Агзам-ата. Он хорошо все понимал, но говорил по-русски не без труда.— Надо — дом свой заложи, но что просит семья невесты — сделай... Иначе не джигит!.. И карнай-сурнай нужно, артист знаменитый нужно, найдем!
— Но это предрассудок, отец! — возразил Аброр.— Зачем развращать артистов легкими большими деньгами? Тысячи рублей за вечер выбросить! Кто это может? Спекулянты, вообще те, кто с жиру бесятся! Пригласим музыкантов. А певцов знаменитых не надо, отец!..
— Нет, Аброр, я слово дал! Если ты не разыщешь, я сам пойду искать!..
— Хорошо, отец, я постараюсь. Вы успокойтесь, отдохните, посидите вот с нашим гостем.
Агзам-ата выпил еще чаю и тяжело поднялся.
— Мне надо сейчас к сурнайчи, сынок. Не один, оказывается,— пара сурнаев сегодня вечером должна играть.
Еще раз Агзам-ата пригласил Павла Данииловича на вечерний той. И ушел неверным шагом, усталый, измученный. Павел Даниилович сказал Аброру:
— Сказка сказкой, а видно, везде есть корыстолюбцы. Любую прекрасную традицию можно извратить...
— Бахрамов, кажется, не случайно выбрал моего отца своей ми-
шенью. Я теперь боюсь за старика. Ведь Бахрамов только внешне кажется мелким и неопасным. А по сути он тихо подкрадывающийся охотник. Он сумел найти беззащитное звено в нашей семейной цепи и играет на предрассудках.
— Ну теперь, Аброр Агзамович, поедете искать знаменитых артистов-певцов? — спросил Павел Даниилович.
— Не поеду! Не нужен нам этот тысячерублевый предрассудок! Успокоил отца, и ладно. Нехорошо — понимаю. Но уступить Бахрамову — еще хуже! И так уж сколько других излишеств в этой свадьбе вынужден брать я на себя из-за бахрамовского распорядительства!
Узнав, что невеста Шакира приходится племянницей Бахрамову, Павел Даниилович вдруг встрепенулся:
— О, тогда я должен рассказать вам один эпизод... Прилетаю я из Москвы, и тотчас Шерзод Исламович повез меня к себе домой. Прямо из аэропорта. Говорит, тетушка из кишлака привезет свежий кумыс. Когда мы приехали к ним, дверь в квартиру оказалась закрытой. Ключа нет. Оказывается, десятилетняя дочь Бахрамова его потеряла. Старая женщина с цветным мешком сидит на ступеньках лестницы. И девочка сидит. И тетя и девочка друг друга корят. Бахрамов достает из кармана ключ, хочет открыть замок. А ключ не лезет в отверстие. Оказывается, девочка, потеряв ключ, попыталась открыть замок гвоздем. А гвоздь сломался, и часть его осталась в замке... Отец с дочкой разговаривают по-русски, я все понимаю. А старая тетя из кишлака говорит только по-узбекски, жестикулирует, что-то бурно объясняет Шерзоду Исламовичу. Девочка обвиняет ее: это она, мол, заставляла открывать замок гвоздем. А та отнекивается. Потом Бахрамов мне объяснил. Произошло, мол, между ними недоразумение. Девочка не знает по-узбекски, а тетя не знает по-русски. Они и не поняли друг друга... Ну, в общем-то, Шерзод Исламович нашел выход: залез через соседний балкон к себе в кухню, при этом рисковал упасть с третьего этажа на бетонку вниз. Запертую стеклянную дверь Кухни кое-как тоже преодолел, замок открыл изнутри. Вот с такими приключениями мы попали к нему домой. Но я не о них рассказываю. О другом. Ну, сели, попили кумыс — он оказался на редкость вкусным, от него шел удивительный запах трав. А девочка и тетя все дуются и дуются друг на друга. Я знал, что жена Бахрамова тоже узбечка, ну так спрашиваю у него, почему же это дочка, живя в Ташкенте, не знает языка родителей? Тут Шерзод Исламович отвечает: «Мы дома разговариваем только по-русски. Так привыкли». Говорит это Бахрамов и смотрит на меня гак, будто я должен прийти в восторг от его слов. Не знаю, за кого он меня принимал. Русскому человеку приятно видеть, что люди другой национальности наряду с родным языком владеют и русским: говорят, мигают, тянутся к нашей культуре. Вот у вас в семье слышу и узбекскую речь, и русскую. Вы легко, естественно переходите с одной на другую. Я даже удивляюсь этой легкости.
— Да мы и сами не замечаем, как это происходит,— сказал Аброр.- Верней, не задумываемся... Оба языка для нас... ну как две руки.
— Язык своего народа — это вроде ключа от собственного дома,— улыбаясь, продолжал Павел Даниилович.— Потеряешь его — и придется лезть через балкон, как Бахрамов... И смешно было, и в то же время я чувствовал себя тогда с ним неловко. Уж очень льстец большой. Я это сразу понял. И не без корысти, конечно. Я был нужен Шерзоду Исламовичу как сторонник его проекта, так вроде бы считалось. Ну, а после обсуждения он меня уже не узнает.
— Да, Павел Даниилович, мы еще не представляем себе, до какой степени корыстолюбие и эгоизм способны осквернить святые наши понятия. Использовать их то как ширму, то как щит, го как палку, чтобы ударить неугодных людей, а порой и обвинить в чем-либо, например в национальной ограниченности.
— Я про вас, Аброр Агзамович, многое успел услышать хорошего. Мне крепко запомнился утренний наш разговор в машине,— задумчиво сказал Павел Даниилович.— Ну, об антисейсмических поясах ташкентских домов... когда вы сравнили их с прочным как алмаз нравственным «держателем» каждой настоящей семьи.
Вазира заметила:
— Да, это его любимое сравнение.
— Вот и мне оно понравилось, Вазира Бадаловна. Семья... если взять ее пошире... все народы нашей страны живут в единой семье, не так ли?.. Вчера вот гуляю по Ташкенту, по улице Ленина, ну, фактически по бульвару — целому парку в центре города. Там я увидел чорбог. «Четыре сада» буквально, да? Вы знаете, конечно, узбекский чорбог в классическом стиле немного по-другому делался, но здесь взята основная идея. Четыре разновидности сада как четыре стороны света — восток, запад, юг, север. На востоке — японский сад. Я сразу узнал его характерные приметы по каменным завалам, вроде беспорядочным, и струящейся воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81