Если они остановятся, город не останется без электричества? — Голос Павла Данииловича напрягся. Катинов нервно попросил слуховой аппарат в ожидании ответа.
— Если две маленькие ГЭС остановятся... объем энергии, вырабатываемый ими, пожалуй столь незначителен, что их временный простой не должен отразиться сколько-нибудь серьезно на энергобалансе Ташкента. Но, конечно, тут слово за специалистами. Так, слушаем вас, товарищ Катинов.
Павел Даниилович стоял растерянный:
— Похоже, я еще не готов выступить. Разрешите попозже. Мне, конечно, неловко, но... Хотел бы послушать мнения других.
Вазира вздрогнула. Ее-то главная надежда была на Катинова. Неужели Катинов начинает отступать?
— Пусть будет так.— Уктам Рахимович оглядел собравшихся.— Кто же следующий?
Еще четыре человека выступили, сравнивая оба проекта, и трое из них взяли сторону Аброра и Галиева.
Павел Даниилович, выйдя наконец к трибуне, начал неожиданно:
— Шерзод Исламович, Вазира Бадаловна, дорогие мои друзья,— он посмотрел на Агзамову и Бахрамова виновато, словно извиняясь.— Я приехал, чтобы защищать вашу точку зрения. В Москве она была для меня весьма убедительной. Но это был взгляд издалека. Ради нашей дружбы я должен, я обязан сказать правду, как она мне открылась теперь... Берега Бозсу удивительно красивы. Как будет хорошо, если вы сохраните эту естественную красоту!.. Когда в Москве строили первые линии метро, мы не располагали возможностями обезвоживания речного русла. Ради метро нельзя остановить и осушить Москву-реку на месяц и на два. По этой причине мы прокладывали тоннели на большой глубине, с большими предосторожностями, и это обходилось очень дорого. А в Ташкенте иная ситуация... Если есть возможность остановить Бозсу на зимнее время, сохранить естественные берега, то зачем прокладывать бетонное новое русло, в спешке выпрямлять, портить реку?.. У второго проекта тоже есть недостатки. Но в целом проект Азгамова лучше, рациональнее, на мой взгляд, товарищи.
Павел Даниилович говорил что-то еще, но Вазира уже не слушала его и не слышала. Шум в голове, темные круги и полосы перед глазами. Она сидела будто оглушенная, собирала силы, чтобы понять, что происходит с ней.
Оцепенение немного отпустило ее в момент, когда Рахимов обратили к Шерзоду:
Ну, товарищ Бахрамов, послушаем вас... как ответите, чем своим коллегам?
Шерзод вскочил с места. Быстрый, ловкий, находчивый... Вазира пришла в себя: уж этот ее соавтор, Шерзод Бахрамов, найдет что сказать, сумеет защитить их совместный труд.
— Уктам Рахимович, прежде всего разрешите мне выразить вам огромную,искреннюю, от сердца идущую благодарность за то, что вы нашли возможность уделить и вообще уделяете так много времени и внимания нашей архитектуре, нашей работе. Наш красавец Ташкент...— тут Шерзод вдруг сбился с тона, вспомнив, что коллеги обходились без «красавца Ташкента», а ему как-никак задан прямой вопрос.— Сегодняшнее обсуждение для всех нас большая школа... а для меня и горький урок. Лично я готовил проект по поручению главного управления, по плану главного управления, не говоря уже о том, что проект был утвержден в главке... Но сегодняшнее обсуждение показало мне... вскрыло новые и, на мой взгляд, верные и перспективные возможности решения проблемы. Позвольте заверить вас, Уктам Рахимович, что из сегодняшней критики я... все мы сделаем нужные выводы.
И снова зал закружился перед глазами Вазиры. Это говорит Шерзод? Оправдывает себя, сваливает вину на управление. Но что значит — управление? Это она поддержала проект, а ее поддержал Наби Садриевич. Значит, Шерзод обвиняет ее?
Аброр сидел во втором ряду с краю. Он бросил реплику:
— Но ведь не управлению, а вам, Бахрамов, принадлежит идея бетонизации и выпрямления русла Бозсу. Я правильно говорю, Наби Садриевич?
— Правильно! — ответил Наби Садриевич, покраснев.— Мы еще не забыли, как Бахрамов вился вокруг управления нарядным мотыльком... добился-таки включения своего проекта в план, добился...
— Не с вашей ли все-таки помощью, товарищ Садриев? — спросил Рахимов.
Все притихли.
— Есть грех, Уктам Рахимович. Не проверил лично, поверил и Бах-рамову... и... не только Бахрамову.
Подводил итоги обсуждения Рахимов:
— Надо видеть, во имя чего мы строим, во имя чего работает партия, правительство, все наши управления, все архитекторы, инженеры, все мы и каждый из нас. Забота о человеке — главное! Метро — для этого. Берега Бозсу — тоже для этого. Для отдыха, для радости. Объем строительства поистине огромен, есть множество проблем, и все они взаимосвязаны, поэтому необходим комплексный подход. Вы, товарищ Садриев, вместе с авторами первого проекта подошли к проблеме односторонне, чисто технологически. Товарищи критиковали вас правильно...
Вазира не помнила, как вышла из зала. Словно в тяжелом дурманном сне видела она людей, торопливо покидавших зал после окончания обсуждения. Голова раскалывалась, что-то тяжелое давило на веки. В коридоре она почти столкнулась с Наби Садриевичем. Вазира хотела, очень хотела взять вину на себя, но вымолвить она смогла только невнятицу:
— Наби... Садриевич... из-за меня... выслушали такое...
— Да, это вы меня подрубили под корень! — гневно, несдержанно зашептал ей Садриев.— Вы пробивали проект этого... Бахрамова! Вы скрыли от меня, что ваш муж готовил контрпроект!
«Неправда! — вскрикнула Вазира мысленно.— Неправда! Их проект уже был утвержден, когда Аброр... Ах, как кружится голова!»
— Вы старались для Бахрамова! И этот... специалист из Москвы... Не ожидал... Доверился вам и вот... опозорился!
...Она едва различала дорогу, по которой шла пошатываясь. Лестница, еще лестница... Людей вокруг нее нет. Избегают... В руках и ногах сил нет. Да что это с нею?
Напряжением воли Вазира выпрямилась, кивнула милиционеру у входа и, еле открыв дверь, шагнула на улицу.
Это что? «Жигули», Аброр?
— Садись, Вазира!
Это его голос. Его рука открывает дверцу.
Вазира отшатнулась. Он вышел, силой усадил ее в машину и повез домой. Скорее домой.
Вазира чувствовала себя все хуже. Идти по лестнице у нее не было сил. Упала грудью на перила. Аброр осторожно повел ее вверх.
Вазира начала задыхаться. Он поднял ее на руки, понес.
Хорошо, дети (заигрались, что ли?) оставили дверь незакрытой. Аброр ногой растворил ее, добрался до дивана.
Вазира громко вскрикнула. Слева в груди сдавило так больно, что трудно стало дышать. Она рывком дернула ворот кофточки:
— Воды!.. Воды! Умираю!..
Аброр побежал на кухню. Из соседней комнаты, оставив книжки и тетрадки, на крик матери выскочила Малика. Растерянная, дочь стояла у дивана, не зная, что делать.
— Держи, Малика!
Чуть приподняв голову Вазиры, они пробовали напоить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Если две маленькие ГЭС остановятся... объем энергии, вырабатываемый ими, пожалуй столь незначителен, что их временный простой не должен отразиться сколько-нибудь серьезно на энергобалансе Ташкента. Но, конечно, тут слово за специалистами. Так, слушаем вас, товарищ Катинов.
Павел Даниилович стоял растерянный:
— Похоже, я еще не готов выступить. Разрешите попозже. Мне, конечно, неловко, но... Хотел бы послушать мнения других.
Вазира вздрогнула. Ее-то главная надежда была на Катинова. Неужели Катинов начинает отступать?
— Пусть будет так.— Уктам Рахимович оглядел собравшихся.— Кто же следующий?
Еще четыре человека выступили, сравнивая оба проекта, и трое из них взяли сторону Аброра и Галиева.
Павел Даниилович, выйдя наконец к трибуне, начал неожиданно:
— Шерзод Исламович, Вазира Бадаловна, дорогие мои друзья,— он посмотрел на Агзамову и Бахрамова виновато, словно извиняясь.— Я приехал, чтобы защищать вашу точку зрения. В Москве она была для меня весьма убедительной. Но это был взгляд издалека. Ради нашей дружбы я должен, я обязан сказать правду, как она мне открылась теперь... Берега Бозсу удивительно красивы. Как будет хорошо, если вы сохраните эту естественную красоту!.. Когда в Москве строили первые линии метро, мы не располагали возможностями обезвоживания речного русла. Ради метро нельзя остановить и осушить Москву-реку на месяц и на два. По этой причине мы прокладывали тоннели на большой глубине, с большими предосторожностями, и это обходилось очень дорого. А в Ташкенте иная ситуация... Если есть возможность остановить Бозсу на зимнее время, сохранить естественные берега, то зачем прокладывать бетонное новое русло, в спешке выпрямлять, портить реку?.. У второго проекта тоже есть недостатки. Но в целом проект Азгамова лучше, рациональнее, на мой взгляд, товарищи.
Павел Даниилович говорил что-то еще, но Вазира уже не слушала его и не слышала. Шум в голове, темные круги и полосы перед глазами. Она сидела будто оглушенная, собирала силы, чтобы понять, что происходит с ней.
Оцепенение немного отпустило ее в момент, когда Рахимов обратили к Шерзоду:
Ну, товарищ Бахрамов, послушаем вас... как ответите, чем своим коллегам?
Шерзод вскочил с места. Быстрый, ловкий, находчивый... Вазира пришла в себя: уж этот ее соавтор, Шерзод Бахрамов, найдет что сказать, сумеет защитить их совместный труд.
— Уктам Рахимович, прежде всего разрешите мне выразить вам огромную,искреннюю, от сердца идущую благодарность за то, что вы нашли возможность уделить и вообще уделяете так много времени и внимания нашей архитектуре, нашей работе. Наш красавец Ташкент...— тут Шерзод вдруг сбился с тона, вспомнив, что коллеги обходились без «красавца Ташкента», а ему как-никак задан прямой вопрос.— Сегодняшнее обсуждение для всех нас большая школа... а для меня и горький урок. Лично я готовил проект по поручению главного управления, по плану главного управления, не говоря уже о том, что проект был утвержден в главке... Но сегодняшнее обсуждение показало мне... вскрыло новые и, на мой взгляд, верные и перспективные возможности решения проблемы. Позвольте заверить вас, Уктам Рахимович, что из сегодняшней критики я... все мы сделаем нужные выводы.
И снова зал закружился перед глазами Вазиры. Это говорит Шерзод? Оправдывает себя, сваливает вину на управление. Но что значит — управление? Это она поддержала проект, а ее поддержал Наби Садриевич. Значит, Шерзод обвиняет ее?
Аброр сидел во втором ряду с краю. Он бросил реплику:
— Но ведь не управлению, а вам, Бахрамов, принадлежит идея бетонизации и выпрямления русла Бозсу. Я правильно говорю, Наби Садриевич?
— Правильно! — ответил Наби Садриевич, покраснев.— Мы еще не забыли, как Бахрамов вился вокруг управления нарядным мотыльком... добился-таки включения своего проекта в план, добился...
— Не с вашей ли все-таки помощью, товарищ Садриев? — спросил Рахимов.
Все притихли.
— Есть грех, Уктам Рахимович. Не проверил лично, поверил и Бах-рамову... и... не только Бахрамову.
Подводил итоги обсуждения Рахимов:
— Надо видеть, во имя чего мы строим, во имя чего работает партия, правительство, все наши управления, все архитекторы, инженеры, все мы и каждый из нас. Забота о человеке — главное! Метро — для этого. Берега Бозсу — тоже для этого. Для отдыха, для радости. Объем строительства поистине огромен, есть множество проблем, и все они взаимосвязаны, поэтому необходим комплексный подход. Вы, товарищ Садриев, вместе с авторами первого проекта подошли к проблеме односторонне, чисто технологически. Товарищи критиковали вас правильно...
Вазира не помнила, как вышла из зала. Словно в тяжелом дурманном сне видела она людей, торопливо покидавших зал после окончания обсуждения. Голова раскалывалась, что-то тяжелое давило на веки. В коридоре она почти столкнулась с Наби Садриевичем. Вазира хотела, очень хотела взять вину на себя, но вымолвить она смогла только невнятицу:
— Наби... Садриевич... из-за меня... выслушали такое...
— Да, это вы меня подрубили под корень! — гневно, несдержанно зашептал ей Садриев.— Вы пробивали проект этого... Бахрамова! Вы скрыли от меня, что ваш муж готовил контрпроект!
«Неправда! — вскрикнула Вазира мысленно.— Неправда! Их проект уже был утвержден, когда Аброр... Ах, как кружится голова!»
— Вы старались для Бахрамова! И этот... специалист из Москвы... Не ожидал... Доверился вам и вот... опозорился!
...Она едва различала дорогу, по которой шла пошатываясь. Лестница, еще лестница... Людей вокруг нее нет. Избегают... В руках и ногах сил нет. Да что это с нею?
Напряжением воли Вазира выпрямилась, кивнула милиционеру у входа и, еле открыв дверь, шагнула на улицу.
Это что? «Жигули», Аброр?
— Садись, Вазира!
Это его голос. Его рука открывает дверцу.
Вазира отшатнулась. Он вышел, силой усадил ее в машину и повез домой. Скорее домой.
Вазира чувствовала себя все хуже. Идти по лестнице у нее не было сил. Упала грудью на перила. Аброр осторожно повел ее вверх.
Вазира начала задыхаться. Он поднял ее на руки, понес.
Хорошо, дети (заигрались, что ли?) оставили дверь незакрытой. Аброр ногой растворил ее, добрался до дивана.
Вазира громко вскрикнула. Слева в груди сдавило так больно, что трудно стало дышать. Она рывком дернула ворот кофточки:
— Воды!.. Воды! Умираю!..
Аброр побежал на кухню. Из соседней комнаты, оставив книжки и тетрадки, на крик матери выскочила Малика. Растерянная, дочь стояла у дивана, не зная, что делать.
— Держи, Малика!
Чуть приподняв голову Вазиры, они пробовали напоить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81