Объясняла свекрови, помнится, так: «Каждый архитектор должен уметь рисовать людей, без этого нам нельзя. Мы чертим, проектируем красивые здания. Но самое совершенное в мире — лицо человека. Мы должны уметь нарисовать человека, чтобы красивей была наша работа». — «Тогда моего старика и меня рисуйте».
И Вазира сразу же, помнится, согласилась. Аброр тоже несколько раз брался за портреты отца и матери. Да вот ничего у них не получалось. То ли времени не хватало, то ли интерес пропадал,— словом, до сих пор портретов нет.
А вот друг для друга у них хватило и времени и интереса. Ханифа-хола не раз думала обо всем этом. «Вот она такая и есть, жизнь матери. Твои мысли — о сыне, а мысли сына — о жене».
Подняла Ханифа-хола занавеску оконную — батюшки, солнце-то уже день повело на вторую половину! Время полуденного намаза вот-вот пройдет... А молитва просветляет и смягчает душу.
Вот и теперь, помолившись, она принялась вспоминать, как Аброр перевозил их сюда, какие неприятности пережил из-за аварии. «Нет, хороший *у меня сын, слава аллаху. Лишь бы здоровым был. О аллах, не увидеть мне его несчастным».
В прошлый выходной, когда свекровь с невесткой одни, решила Ханифа-хола искупаться как следует в ванне. Вазира ей помогла, терла спину мочалкой. Умиленная, свекровь заявила:
— Сватья моя, Зумрад-хон, хорошо воспитала вас, невестка моя... Я вот с переездом никак не могу выбрать время и проведать сватью-то свою. Когда вы собираетесь к ней в больницу?
— Сегодня вечером.
— Тогда и я с вами пойду, Вазира-хон. Давайте самсу приготовим.
Наварили, напекли и самсу, и манты. Пошли в больницу. Вывели Зумрад Садыковну в тенистое местечко на больничном дворе, долго, хорошо разговаривали и с ней, и друг с другом...
Сейчас Ханифа-хола, убирая в своей комнате молитвенный коврик, думала: «Нельзя бога гневить неблагодарностью — невестка моя хорошая, а в последнее время стала еще лучше».
Ободренная этим выводом, начала споро готовить ужин.
Вечером машхурду1, которую приготовила Ханифа-хола, Аброр и Вазира ели да похваливали.
— Зафар-джан тоже очень любит машхурду! — сказала Ханифа-хола.— Напрасно ты, Аброр, детей в лагерь отправил.
— Почему? Лучше им там отдохнуть, чем томиться от жары в „городе.
— Малика уже невеста скоро... По пословице — не одно добро, а и зло живет на земле... Как бы там не испортили ее.
— Недавно мы ее проведали. Не беспокойтесь, мама. Им там хорошо.
— А вы подумайте, дети мои, мне-то каково: целый день одна, не знаю, куда себя деть, хоть лопни со скуки!
Вазира с Аброром переглянулись.
— Их беготня и шум тоже вам надоест. Если и на каникулах они с утра до вечера дома...
— Э, невестушка, что я, никогда детей не видела? Слава аллаху, четверых вырастила. И ваших детей поставила на ноги. Разве я из тех бабушек, кто избегает внуков?
— Мы все соскучились по детям, да ничего, они уже скоро будут здесь,— вмешался Аброр.— А пока, мама, делайте то, что вы любили. Шейте, например.
— Я рубашки пошила и батистовый халатик для сынишки Рисо-лат, колыбельное все уже готово, Аброр-джан... Ох, соскучилась я по своей младшенькой... А не могу ехать к Рисолат. Стыдно.
— Это еще почему?
— Разве не знаешь, сынок? Мы же сперва бешик-той должны справить. А потом мне туда дорога откроется.
— Ах да! — кивнул головой Аброр: в своих заботах и про древний обычай забыл.
Бешик-той — особый праздник, «колыбельный». Бабушки, дедушки, родственники матери покупают бешик — нарядную качалку-колыбельку,— украшают ее шелками и бусами, готовят плов, самсу, сладости — много всякой еды для званых гостей. Подготавливают подарки отцу и матери новорожденного — бывает, дорогие подарки,— и все это под звуки сурная доставляют в дом виновника торжества. Мужчины помогают сделать бешик-той, но принимают в нем участие косвенное, празднуют бешик-той женщины, то есть матери, бабушки и дети.
— Мама, в другое время сам бы готовил ваш бешик-той. Но сейчас... сами знаете, обстраиваем участок. Хлопот много.
Хлопотам никогда конца не будет. И участок будете обстраивать еще целый год. А кто бешик-той решил справлять, справляет не позже грех месяцев после рождения младенца. Позже уже не полагается. Люди смеяться будут.
Машхурда —суп из маша (особый вид гороха) и риса с мясом.
Аброру нечего было возразить.
Вазира молчала... Когда у них родился Зафар, Зумрад Садыков не стала устраивать бешик-той, посчитала это устаревшим, ненужным обычаем. Привезла подарок ребенку — коляску, распашонки — и ограничилась этим. Ханифа-хола долго обижалась на Вазиру, чувствовала себя униженной, потому как сватья и согласная с ней невестка лишили ее большой радости — бешик-тоя по случаю рождения внука. Ежегодно и наспех отмечаемые дни рождения Зафара, конечно, не заменят праздника, который отмечают один-единственный раз в жизни человека. А потому и готовят его так, чтобы на всю жизнь запомнился. Не младенцу, понятно, а матери и ее родне. И главное — бабушке. Скупиться на расходы для бешик-тоя — это значит уронить родню в глазах людских, в глазах и всех родственников, и всей махалли. Таково было твердое убеждение Ханифы-хо-ла.
Аброр не решился открыто возразить, сказал только:
— Отец приедет, с ним еще посоветуемся.
Агзам-ата вернулся поздно и очень усталый. Еще бы! Целый день проработать под солнцем, да и путь от Бешкайрагача до Юнусабада немалый, ну и возраст сказывается, что ни говори. К концу дня еле хватало сил подняться на третий этаж.
Агзам-ата долго не мог отдышаться; сидя на курпаче после живительного чая, заговорил:
— Очень уж трудна дорога проклятая... Если вскорости закончим стены, времянку построим и осенью переедем на участок. Шакир сегодня остался на Кукче у Рисолат. Серцовые кирпичи готовит.
Ханифа поставила перед стариком машхурду:
— Отаси1, я так хочу повидать Рисолат... А навестить ее и внучка не могу, путь закрыт.
— Да, из-за бешик-тоя... мне тоже неловко перед ней. Остались в долгу, это верно.
— А как мы молили бога, чтоб ниспослал Рисолат ребенка. Ведь пять лет она его ждала. Радость-то какая! Родился сын... Люди ждут, когда мы бешик-той справим.
— Но люди видят, что мы остались без родного дома, приютились у сына, как сироты.
— Почему это мы сироты? У родного-то сына? Мы тут не чужие. Отаси, у вас два сына, два льва. У Аброра собственная машина. И они не помогут нам бешик-той справить?
Агзам отодвинул касу с остатками супа:
— Ты мне теперь покоя совсем не дашь, да? Ну, позови тогда Аброра.
1 Отаси — отец детей. Не произносить имя мужа, а называть его «отцом детей» считается признаком особенной, ласковой уважительности.
А за закрытыми дверями кухни спорили меж собой Аброр и Вазира.
— Вашей маме скучно, вот и придумывает разные бешик-той:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
И Вазира сразу же, помнится, согласилась. Аброр тоже несколько раз брался за портреты отца и матери. Да вот ничего у них не получалось. То ли времени не хватало, то ли интерес пропадал,— словом, до сих пор портретов нет.
А вот друг для друга у них хватило и времени и интереса. Ханифа-хола не раз думала обо всем этом. «Вот она такая и есть, жизнь матери. Твои мысли — о сыне, а мысли сына — о жене».
Подняла Ханифа-хола занавеску оконную — батюшки, солнце-то уже день повело на вторую половину! Время полуденного намаза вот-вот пройдет... А молитва просветляет и смягчает душу.
Вот и теперь, помолившись, она принялась вспоминать, как Аброр перевозил их сюда, какие неприятности пережил из-за аварии. «Нет, хороший *у меня сын, слава аллаху. Лишь бы здоровым был. О аллах, не увидеть мне его несчастным».
В прошлый выходной, когда свекровь с невесткой одни, решила Ханифа-хола искупаться как следует в ванне. Вазира ей помогла, терла спину мочалкой. Умиленная, свекровь заявила:
— Сватья моя, Зумрад-хон, хорошо воспитала вас, невестка моя... Я вот с переездом никак не могу выбрать время и проведать сватью-то свою. Когда вы собираетесь к ней в больницу?
— Сегодня вечером.
— Тогда и я с вами пойду, Вазира-хон. Давайте самсу приготовим.
Наварили, напекли и самсу, и манты. Пошли в больницу. Вывели Зумрад Садыковну в тенистое местечко на больничном дворе, долго, хорошо разговаривали и с ней, и друг с другом...
Сейчас Ханифа-хола, убирая в своей комнате молитвенный коврик, думала: «Нельзя бога гневить неблагодарностью — невестка моя хорошая, а в последнее время стала еще лучше».
Ободренная этим выводом, начала споро готовить ужин.
Вечером машхурду1, которую приготовила Ханифа-хола, Аброр и Вазира ели да похваливали.
— Зафар-джан тоже очень любит машхурду! — сказала Ханифа-хола.— Напрасно ты, Аброр, детей в лагерь отправил.
— Почему? Лучше им там отдохнуть, чем томиться от жары в „городе.
— Малика уже невеста скоро... По пословице — не одно добро, а и зло живет на земле... Как бы там не испортили ее.
— Недавно мы ее проведали. Не беспокойтесь, мама. Им там хорошо.
— А вы подумайте, дети мои, мне-то каково: целый день одна, не знаю, куда себя деть, хоть лопни со скуки!
Вазира с Аброром переглянулись.
— Их беготня и шум тоже вам надоест. Если и на каникулах они с утра до вечера дома...
— Э, невестушка, что я, никогда детей не видела? Слава аллаху, четверых вырастила. И ваших детей поставила на ноги. Разве я из тех бабушек, кто избегает внуков?
— Мы все соскучились по детям, да ничего, они уже скоро будут здесь,— вмешался Аброр.— А пока, мама, делайте то, что вы любили. Шейте, например.
— Я рубашки пошила и батистовый халатик для сынишки Рисо-лат, колыбельное все уже готово, Аброр-джан... Ох, соскучилась я по своей младшенькой... А не могу ехать к Рисолат. Стыдно.
— Это еще почему?
— Разве не знаешь, сынок? Мы же сперва бешик-той должны справить. А потом мне туда дорога откроется.
— Ах да! — кивнул головой Аброр: в своих заботах и про древний обычай забыл.
Бешик-той — особый праздник, «колыбельный». Бабушки, дедушки, родственники матери покупают бешик — нарядную качалку-колыбельку,— украшают ее шелками и бусами, готовят плов, самсу, сладости — много всякой еды для званых гостей. Подготавливают подарки отцу и матери новорожденного — бывает, дорогие подарки,— и все это под звуки сурная доставляют в дом виновника торжества. Мужчины помогают сделать бешик-той, но принимают в нем участие косвенное, празднуют бешик-той женщины, то есть матери, бабушки и дети.
— Мама, в другое время сам бы готовил ваш бешик-той. Но сейчас... сами знаете, обстраиваем участок. Хлопот много.
Хлопотам никогда конца не будет. И участок будете обстраивать еще целый год. А кто бешик-той решил справлять, справляет не позже грех месяцев после рождения младенца. Позже уже не полагается. Люди смеяться будут.
Машхурда —суп из маша (особый вид гороха) и риса с мясом.
Аброру нечего было возразить.
Вазира молчала... Когда у них родился Зафар, Зумрад Садыков не стала устраивать бешик-той, посчитала это устаревшим, ненужным обычаем. Привезла подарок ребенку — коляску, распашонки — и ограничилась этим. Ханифа-хола долго обижалась на Вазиру, чувствовала себя униженной, потому как сватья и согласная с ней невестка лишили ее большой радости — бешик-тоя по случаю рождения внука. Ежегодно и наспех отмечаемые дни рождения Зафара, конечно, не заменят праздника, который отмечают один-единственный раз в жизни человека. А потому и готовят его так, чтобы на всю жизнь запомнился. Не младенцу, понятно, а матери и ее родне. И главное — бабушке. Скупиться на расходы для бешик-тоя — это значит уронить родню в глазах людских, в глазах и всех родственников, и всей махалли. Таково было твердое убеждение Ханифы-хо-ла.
Аброр не решился открыто возразить, сказал только:
— Отец приедет, с ним еще посоветуемся.
Агзам-ата вернулся поздно и очень усталый. Еще бы! Целый день проработать под солнцем, да и путь от Бешкайрагача до Юнусабада немалый, ну и возраст сказывается, что ни говори. К концу дня еле хватало сил подняться на третий этаж.
Агзам-ата долго не мог отдышаться; сидя на курпаче после живительного чая, заговорил:
— Очень уж трудна дорога проклятая... Если вскорости закончим стены, времянку построим и осенью переедем на участок. Шакир сегодня остался на Кукче у Рисолат. Серцовые кирпичи готовит.
Ханифа поставила перед стариком машхурду:
— Отаси1, я так хочу повидать Рисолат... А навестить ее и внучка не могу, путь закрыт.
— Да, из-за бешик-тоя... мне тоже неловко перед ней. Остались в долгу, это верно.
— А как мы молили бога, чтоб ниспослал Рисолат ребенка. Ведь пять лет она его ждала. Радость-то какая! Родился сын... Люди ждут, когда мы бешик-той справим.
— Но люди видят, что мы остались без родного дома, приютились у сына, как сироты.
— Почему это мы сироты? У родного-то сына? Мы тут не чужие. Отаси, у вас два сына, два льва. У Аброра собственная машина. И они не помогут нам бешик-той справить?
Агзам отодвинул касу с остатками супа:
— Ты мне теперь покоя совсем не дашь, да? Ну, позови тогда Аброра.
1 Отаси — отец детей. Не произносить имя мужа, а называть его «отцом детей» считается признаком особенной, ласковой уважительности.
А за закрытыми дверями кухни спорили меж собой Аброр и Вазира.
— Вашей маме скучно, вот и придумывает разные бешик-той:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81