.. гм... смотрителей и просто сторожей за ландшафтами. Во-вторых, сама ландшафтная архитектура как научная дисциплина только начала у нас формироваться. Даже в Московском архитектурном институте эту кафедру, вообще говоря, открыли совсем недавно.
— Но именно там Агзамов кончал аспирантуру и защищал кандидатскую,— возразил начальник.
— Да, отдельные специалисты в Москве есть, они-то и помогли ему.
— Но тут вот написано, что в Киеве работает такая кафедра. А в Болгарии и Чехословакии существуют целые факультеты по ландшафтной архитектуре.
— Что с того? В буржуазных странах есть даже специальные институты подобного профиля. Миллионеры строят себе замысловатые виллы, разбивают сады на берегах океанов и морей или возле разных ниагар. Им как раз и нужно побольше ландшафтных архитекторов. А нам увлекаться этой роскошью...— Шерзод пожал плечами.
— Шерзод Исламович, когда-то, в двадцатые годы, галстук считался буржуазным пережитком. Вы-то не помните, но был и такой «классовый подход»... Мы сейчас с вами ездим на собственных машинах, а в довоенное время это тоже многие считали непозволительной роскошью... Жизнь учит отличать ненужное от неосуществимого в данный момент, а преждевременное — от становящегося необходимостью.
Шерзод почти весело хохотнул тогда, как бы признавая свое поражение в споре, касающемся столь высоких материй.
— Вы правы, вы правы... Ландшафтная архитектура должна служить нашему трудовому народу. Это искусство мы не должны отдать на откуп капиталистам. Это и наше перспективное искусство! Вот почему я от души поздравил Агзамова, когда он защитил диссертацию.
— А вы его хорошо знаете?
— Как же, пять лет учились вместе.
— Он перспективный работник?
— Мы однокашники, я должен защищать его и поддерживать.
Если ты хочешь напасть на кого-то, сделай вид, что вроде защищаешь и поддерживаешь его,— маневр старый, проверенный, дающий потом преимущество в нападении. Шерзод так убедительно произнес последнюю фразу, что начальник попался на крючок.
— Я не имею в виду ваши приятельские отношения, но... Агзамов человек... нуждающийся в защите? От кого, от чего его защищать?
— Он очень способный, но, вообще говоря, с загибами... В какую сторону?
— В сторону национальной ограниченности... абсолютизации национальных традиций... Скользкие интерпретации, понимаете?
— Значит, вы и в этом защищаете его...
— От него самого... Приходится критиковать. По-товарищески, но... В идейных вопросах на компромисс я не иду.
Такой ответ явно тогда понравился собеседнику Шерзода. Начальник задумался, начал листать-перелистывать присланные бумаги.
— Так. Значит, по ландшафтной архитектуре у нас один специалист... этот самый Агзамов... И такой специалист, что... Один в поле не воин, а?
— Потому я решился сказать, что пока мы только можем мечтать и о настоящей нашей ландшафтной архитектуре, и о соответствующей кафедре. Сейчас открыть такую кафедру мы не готовы.
— Ну вот что: набросайте-ка мне вкратце ваши аргументы, чтобы я мог доложить дело министру.
Шерзод заколебался: доверительный разговор с глазу на глаз и письменное заключение эксперта, которое будут читать многие, в том числе, возможно, и сторонники идеи Аброра... Разница, черт возьми, существенная.
Теперь-то, в аэрофлотовском кресле, он улыбнулся умиротворенно, припомнив свой встревоженный вопрос тому начальнику:
— За своей подписью? Начальник понимающе усмехнулся:
— Да нет, без подписи. Для моего... для внутреннего пользования. И Шерзод изложил свои аргументы в «служебной шпаргалке»,
без подписи; да, он при этом чувствовал неприятную тяжесть на душе, но постарался успокоить себя: пройдет, пройдет, как проходит тяжесть похмелья. И тяжесть легко и быстро оставила его; мало того, душа настроилась на мажорный лад, будто он выиграл еще одну шахматную партию у Агзамова. Да, да, Шерзод сумел лишить подвижности фигуры Аброра. Ищи не ищи выход, бейся даже головой об стенку, а кафедре ландшафтной архитектуры мат, неизбежный и неотвратимый...
Ах, Вазира, милая Вазира,— Шерзод повернулся в кресле, поймал вопрошающий взгляд Вазиры,— наивная, милая женщина, которая рассчитывает на свою былую власть над ним, Шерзодом, на власть своей поблекшей, хотя, не будем скрывать, еще вовсе не увядшей красоты... Вазира все еще верит, что одними разговорами сможет помирить его с Аброром. Ну пусть, пусть верит, ему нравится наивность таких симпатичных женщин...
После долгой паузы Шерзод ответил Вазире, что разговоры о кафедре, которую пробивал Аброр, шли повсюду — на факультете и в министерстве; вполне допустимо, конечно, предположить, что об интригах Аброра ему, Шерзоду, умышленно налгали.
— Вы ведь читали его книгу? — спросила Вазира с надеждой перетянуть Шерзода на свою сторону.
— Да, читал! — как бы поддаваясь ей, ответил Шерзод.
— Ну, припомните, Шерзод, о каких краях там идет речь?
О каких? Да о многих. Об орошаемых землях Казахстана и Украины, Туркменистана и Ставрополыдины.
Шерзод перечислил.
А Вазира добавила, что Аброр не раз ездил по этим землям, изучал постановку проблем ирригации. Вазира была на защите в Московском архитектурном институте, ученые говорили тогда о всесоюзном значении работы Агзамова.
— Разве национальная ограниченность в этом, Шерзод? — спросила вдруг неожиданно резко Вазира.
Я с вами не спорю, ханум, относительно успеха вашего супруга и Москве, но в Ташкенте, вообще говоря, он уж очень цепляется за старые традиции.
Лброр требует сохранить зеленые берега старых арыков, он был бы прав лет эдак пятьдесят назад. Тогда почти не было водопроводов, да и многоэтажных домов... сколько их было? Люди пили из арыков воду и потому содержали их в чистоте. «Осквернить арык — все равно что осквернить отчий дом или скатерть-дастархан»,— такое убеждение не случайно, конечно, возникло. Арыки аккуратно чистили вручную. Сколько труда на это уходило! А сейчас всюду канализация, вода в трубах, и о чистоте арыков мало кто думает. Бросают туда всякий мусор, отбросы. Чистить их некогда и некому. Экономия общественного труда предполагает сокращение профессий, основанных на ручном труде, разве не так? Арыки стали... рассадниками антисанитарии, и только! Зачем же теперь цепляться за них? Потому он, Шерзод, и ратует за то, чтобы прежние арыки повсюду заменить бетонными водоводами. Вазира видела такие лотки в Голодной степи. Они там действительно экономят воду, облегчают труд. Их там не хватает, за ними охотятся. Но в Ташкенте в каждом новом дворе сколько лишних бетонных лотков установлено! Бетон, бетон... Экономика, урбанизация... Но бетон ведь — он тоже дорогой! Его не хватает. Особенно велика нужда в бетоне у метростроевцев Ташкента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Но именно там Агзамов кончал аспирантуру и защищал кандидатскую,— возразил начальник.
— Да, отдельные специалисты в Москве есть, они-то и помогли ему.
— Но тут вот написано, что в Киеве работает такая кафедра. А в Болгарии и Чехословакии существуют целые факультеты по ландшафтной архитектуре.
— Что с того? В буржуазных странах есть даже специальные институты подобного профиля. Миллионеры строят себе замысловатые виллы, разбивают сады на берегах океанов и морей или возле разных ниагар. Им как раз и нужно побольше ландшафтных архитекторов. А нам увлекаться этой роскошью...— Шерзод пожал плечами.
— Шерзод Исламович, когда-то, в двадцатые годы, галстук считался буржуазным пережитком. Вы-то не помните, но был и такой «классовый подход»... Мы сейчас с вами ездим на собственных машинах, а в довоенное время это тоже многие считали непозволительной роскошью... Жизнь учит отличать ненужное от неосуществимого в данный момент, а преждевременное — от становящегося необходимостью.
Шерзод почти весело хохотнул тогда, как бы признавая свое поражение в споре, касающемся столь высоких материй.
— Вы правы, вы правы... Ландшафтная архитектура должна служить нашему трудовому народу. Это искусство мы не должны отдать на откуп капиталистам. Это и наше перспективное искусство! Вот почему я от души поздравил Агзамова, когда он защитил диссертацию.
— А вы его хорошо знаете?
— Как же, пять лет учились вместе.
— Он перспективный работник?
— Мы однокашники, я должен защищать его и поддерживать.
Если ты хочешь напасть на кого-то, сделай вид, что вроде защищаешь и поддерживаешь его,— маневр старый, проверенный, дающий потом преимущество в нападении. Шерзод так убедительно произнес последнюю фразу, что начальник попался на крючок.
— Я не имею в виду ваши приятельские отношения, но... Агзамов человек... нуждающийся в защите? От кого, от чего его защищать?
— Он очень способный, но, вообще говоря, с загибами... В какую сторону?
— В сторону национальной ограниченности... абсолютизации национальных традиций... Скользкие интерпретации, понимаете?
— Значит, вы и в этом защищаете его...
— От него самого... Приходится критиковать. По-товарищески, но... В идейных вопросах на компромисс я не иду.
Такой ответ явно тогда понравился собеседнику Шерзода. Начальник задумался, начал листать-перелистывать присланные бумаги.
— Так. Значит, по ландшафтной архитектуре у нас один специалист... этот самый Агзамов... И такой специалист, что... Один в поле не воин, а?
— Потому я решился сказать, что пока мы только можем мечтать и о настоящей нашей ландшафтной архитектуре, и о соответствующей кафедре. Сейчас открыть такую кафедру мы не готовы.
— Ну вот что: набросайте-ка мне вкратце ваши аргументы, чтобы я мог доложить дело министру.
Шерзод заколебался: доверительный разговор с глазу на глаз и письменное заключение эксперта, которое будут читать многие, в том числе, возможно, и сторонники идеи Аброра... Разница, черт возьми, существенная.
Теперь-то, в аэрофлотовском кресле, он улыбнулся умиротворенно, припомнив свой встревоженный вопрос тому начальнику:
— За своей подписью? Начальник понимающе усмехнулся:
— Да нет, без подписи. Для моего... для внутреннего пользования. И Шерзод изложил свои аргументы в «служебной шпаргалке»,
без подписи; да, он при этом чувствовал неприятную тяжесть на душе, но постарался успокоить себя: пройдет, пройдет, как проходит тяжесть похмелья. И тяжесть легко и быстро оставила его; мало того, душа настроилась на мажорный лад, будто он выиграл еще одну шахматную партию у Агзамова. Да, да, Шерзод сумел лишить подвижности фигуры Аброра. Ищи не ищи выход, бейся даже головой об стенку, а кафедре ландшафтной архитектуры мат, неизбежный и неотвратимый...
Ах, Вазира, милая Вазира,— Шерзод повернулся в кресле, поймал вопрошающий взгляд Вазиры,— наивная, милая женщина, которая рассчитывает на свою былую власть над ним, Шерзодом, на власть своей поблекшей, хотя, не будем скрывать, еще вовсе не увядшей красоты... Вазира все еще верит, что одними разговорами сможет помирить его с Аброром. Ну пусть, пусть верит, ему нравится наивность таких симпатичных женщин...
После долгой паузы Шерзод ответил Вазире, что разговоры о кафедре, которую пробивал Аброр, шли повсюду — на факультете и в министерстве; вполне допустимо, конечно, предположить, что об интригах Аброра ему, Шерзоду, умышленно налгали.
— Вы ведь читали его книгу? — спросила Вазира с надеждой перетянуть Шерзода на свою сторону.
— Да, читал! — как бы поддаваясь ей, ответил Шерзод.
— Ну, припомните, Шерзод, о каких краях там идет речь?
О каких? Да о многих. Об орошаемых землях Казахстана и Украины, Туркменистана и Ставрополыдины.
Шерзод перечислил.
А Вазира добавила, что Аброр не раз ездил по этим землям, изучал постановку проблем ирригации. Вазира была на защите в Московском архитектурном институте, ученые говорили тогда о всесоюзном значении работы Агзамова.
— Разве национальная ограниченность в этом, Шерзод? — спросила вдруг неожиданно резко Вазира.
Я с вами не спорю, ханум, относительно успеха вашего супруга и Москве, но в Ташкенте, вообще говоря, он уж очень цепляется за старые традиции.
Лброр требует сохранить зеленые берега старых арыков, он был бы прав лет эдак пятьдесят назад. Тогда почти не было водопроводов, да и многоэтажных домов... сколько их было? Люди пили из арыков воду и потому содержали их в чистоте. «Осквернить арык — все равно что осквернить отчий дом или скатерть-дастархан»,— такое убеждение не случайно, конечно, возникло. Арыки аккуратно чистили вручную. Сколько труда на это уходило! А сейчас всюду канализация, вода в трубах, и о чистоте арыков мало кто думает. Бросают туда всякий мусор, отбросы. Чистить их некогда и некому. Экономия общественного труда предполагает сокращение профессий, основанных на ручном труде, разве не так? Арыки стали... рассадниками антисанитарии, и только! Зачем же теперь цепляться за них? Потому он, Шерзод, и ратует за то, чтобы прежние арыки повсюду заменить бетонными водоводами. Вазира видела такие лотки в Голодной степи. Они там действительно экономят воду, облегчают труд. Их там не хватает, за ними охотятся. Но в Ташкенте в каждом новом дворе сколько лишних бетонных лотков установлено! Бетон, бетон... Экономика, урбанизация... Но бетон ведь — он тоже дорогой! Его не хватает. Особенно велика нужда в бетоне у метростроевцев Ташкента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81