.. Вот уж пережиток так пережиток!
— А не желаете, чтоб она мучилась, заберите ее к себе домой,— с хладнокровием, которое могло довести до бешенства, предложил Алибек.— У тебя тоже очень спокойная, тихая квартира — четыре комнаты!.. Она и тебе мать!
— Ну и негодяй!.. Пойдемте, мама, я вас заберу с собой. Пусть живет один как прокаженный! Дайте ему годик хотя бы пожить одному. Пусть поймет... И надо же до такого бесстыдства дойти — старостью человека попрекать! Ну и негодяй!.. Вставайте, мама, поедем к нам!
Зумрад Садыковна медленно поднялась.
— Куда же я на ночь глядя подамся? — нерешительно запротестовала она.— Ведь вас, Вазира, четверо... И привыкла я здесь, в своей квартире, столько лет...— И она заплакала.
— Тогда я переведу вас сейчас же в эту комнату!
— Не спешила бы ты так, доченька. Как-нибудь мы и сами порешим с Алибеком. Вот он пса уже увел, для меня большое облегчение.
Зумрад Садыковна привыкла не только к квартире, но и к грубостям своего сына. «Без меня с ним беда какая-нибудь приключится обязательно, обязательно...— шептала она себе.— Как это вдруг уйти, бросить сына одного?»
Вазира была в отчаянье.
— Сын ваш так жестоко поступает потому, что вы ему во всем без конца потакаете. Будьте построже с ним, подумайте о себе, все мы один только раз на свете живем!
И теперь уже сама Вазира расплакалась.
Добираясь через ночной город домой, она никак не могла выбросить из головы образ своей вспыльчивой и сварливой свекрови. «Нет, и впрямь, видно, лучше быть как Ханифахола, чем такой уступчивой и безвольной, как мама».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Аброр уже несколько раз отрывался от экрана телевизора, оборачивался и поглядывал на настенные часы. Скоро десять, а о Малике ни слуху ни духу. Да и Вазира уехала к матери — как в воду канула. Вернулся Аброр с работы, а Зафар дома сидит один. Малика, спросив разрешение у матери вернуться позже, ушла к подружке на день рождения. И что только можно делать столько времени? А вдруг там и те ребята, что с утра вызванивали дочери по телефону?
На душе у него стало тревожно, и он встал. Только вышел в прихожую, послышалось, будто кто-то снаружи вставляет ключ и открывает дверь. И тут вошла Вазира. Вид у нее совсем не тот, что утром,— уставшая, расстроенная, подавленная. Она молча сняла туфли, надела домашние тапочки.
Аброр первым нарушил молчание:
— Ну как там? Ничего?
— Да-а...— Вазира неопределенно махнула рукой.— А Малика вернулась?
— Нет. Уже десять. Напрасно вы ей разрешили вернуться позже обычного.
Вот еще одна забота. Этого только не хватало! С тяжелым вздохом Вазира присела на стул около телефонного столика. Долго рылась в записной книжке и, найдя клочок бумаги, на который Малика записала ей номер телефона подружки, нервно стала его набирать.
— Алло!.. Извините, пожалуйста... Это квартира Дильдоры?.. У вашей дочери сегодня день рождения? Поздравляю!.. Я мама Малики... Дочь моя у вас?.. Поздно уже, и мы беспокоимся. Ну конечно, конечно... Спасибо вам! А вы не могли бы Малику к телефону позвать?..
Трубку взяла Малика, и тогда Вазира уже больше не смогла сдержаться:
— Я тебе что сказала?.. Что значит «рано, мамочка»? Десять часов для тебя рано! Как это — не отпускают? Пять часов уже прошло. Хватит с тебя. Сейчас же собирайся!.. А это меня не касается! Хватит! Немедленно домой!
Со стуком бросила трубку на рычаг. Аброр стоял, опершись о косяк, и не узнавал жену.
Ханум, такая резкость может дать обратный результат. У Малики переходный возраст.
Значит, надо потакать и уступать ей?
Я тоже за строгость. Но разумную. Крайность способна вызвать другую крайность... Сегодня вечером мне звонила ее классная руководительница, Сабирова.
У Сабировой тоже есть претензии к нашей дочери?
Видишь ли, Малика осмелилась выступить на каком-то собрании с критикой своей учительницы. Педагоги требуют от учеников скромности, воспитанности, но это не значит, сказала наша Малика, что учащиеся должны придерживаться отсталых взглядов. Сабирова же мне говорит с тревогой, что за пределами школы образуются какие-то компании, некоторые мальчики и даже девочки их школы курят, пьют вино.
— Ну, она сейчас появится, и мы узнаем, какие это компании! — раздраженно ответила Вазира, уходя к себе в спальню переодеться.
Все тело ныло от усталости. Сменив платье на легкий халат, она решила чуточку прилечь, подождать дочь. Вот-вот раздастся звонок... Но нет, звонка не было, Прикрыв глаза, она почувствовала, как неприятно кружится голова, а в ушах стоит долгий глухой гул. Перед глазами мелькают круги, и в них, будто на размытых фото, вставленных в круговые рамки, мелькали обрывки пережитых за день встреч.
Наконец раздался звонок. Дверь пошел открывать Аброр. Вазира с трудом поднялась с кровати и, застегивая на ходу халат, вышла в прихожую.
Малика почти вбежала домой, щеки у нее раскраснелись, глаза возбужденно блестели. От быстрой ли ходьбы или от чего-нибудь горячительного?
— А ну, иди сюда,— бросила Вазира и повела ее на кухню.
В гостиной Зафар продолжал смотреть телевизор. На кухню — оттуда менее слышно будет. Вазира привела сюда Малику, села на табурет, другой поставила напротив. Вскоре появился на кухне отец, прикрыв за собой дверь. Малика почувствовала, что собирается гроза над ее головой; не присев, сбивчиво заговорила:
— Я давно собиралась уйти, а Дильдора не пустила. Шурпу поздно приготовили. Потом шашлык... А плов только готовить начали. Без плова, как положено, не отпускали, и все тут.
— Зачем же вам, девчонкам, шурпа, и плов, и шашлык — такое обильное угощение, да еще в поздний час?
— Мы это говорили маме Дильдоры. А она все твердила и твердила: обычай такой.
— И мальчики, конечно, были?
— Да, одноклассники наши... Я хотела уйти. Но все Дильдора... «Обижусь, говорит, всю компанию расстроишь!»
— Ах, у вас компания! — Вазира потянула дочь за руку, рывком усадила ее на табурет. Почувствовав запах не то вина, не то табака, спросила: —И понемножку курили? И выпивали, наверное?
Малика призналась не сразу:
— Нет, не курили и не выпивали.
— Не ври! Я знаю!
— Ну... шампанского чуточку-чуточку, мама. На десять человек одна бутылка... Капелька досталась...
— «Капелька!» С нее-то все и начинается. Капля камень точит!
— Но я уже не маленькая, комсомолка. Папа! — Малика стала искать защиты у отца.— Разве я не имею права в день рождения подруги...
— Погоди, погоди, Малика,— как можно мягче начал Аброр,— комсомольцы помнят не только права, тем более такие сомнительные,— они помнят и обязанности. Ты на наш обычай ссылаешься: мол, не отпускают без плова. Но есть еще более важный обычай: сдержать слово. Ты обещала маме вернуться к десяти. А сколько сейчас? Ты подругу обидеть не решилась, а нас с мамой заставила ждать и нервничать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— А не желаете, чтоб она мучилась, заберите ее к себе домой,— с хладнокровием, которое могло довести до бешенства, предложил Алибек.— У тебя тоже очень спокойная, тихая квартира — четыре комнаты!.. Она и тебе мать!
— Ну и негодяй!.. Пойдемте, мама, я вас заберу с собой. Пусть живет один как прокаженный! Дайте ему годик хотя бы пожить одному. Пусть поймет... И надо же до такого бесстыдства дойти — старостью человека попрекать! Ну и негодяй!.. Вставайте, мама, поедем к нам!
Зумрад Садыковна медленно поднялась.
— Куда же я на ночь глядя подамся? — нерешительно запротестовала она.— Ведь вас, Вазира, четверо... И привыкла я здесь, в своей квартире, столько лет...— И она заплакала.
— Тогда я переведу вас сейчас же в эту комнату!
— Не спешила бы ты так, доченька. Как-нибудь мы и сами порешим с Алибеком. Вот он пса уже увел, для меня большое облегчение.
Зумрад Садыковна привыкла не только к квартире, но и к грубостям своего сына. «Без меня с ним беда какая-нибудь приключится обязательно, обязательно...— шептала она себе.— Как это вдруг уйти, бросить сына одного?»
Вазира была в отчаянье.
— Сын ваш так жестоко поступает потому, что вы ему во всем без конца потакаете. Будьте построже с ним, подумайте о себе, все мы один только раз на свете живем!
И теперь уже сама Вазира расплакалась.
Добираясь через ночной город домой, она никак не могла выбросить из головы образ своей вспыльчивой и сварливой свекрови. «Нет, и впрямь, видно, лучше быть как Ханифахола, чем такой уступчивой и безвольной, как мама».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Аброр уже несколько раз отрывался от экрана телевизора, оборачивался и поглядывал на настенные часы. Скоро десять, а о Малике ни слуху ни духу. Да и Вазира уехала к матери — как в воду канула. Вернулся Аброр с работы, а Зафар дома сидит один. Малика, спросив разрешение у матери вернуться позже, ушла к подружке на день рождения. И что только можно делать столько времени? А вдруг там и те ребята, что с утра вызванивали дочери по телефону?
На душе у него стало тревожно, и он встал. Только вышел в прихожую, послышалось, будто кто-то снаружи вставляет ключ и открывает дверь. И тут вошла Вазира. Вид у нее совсем не тот, что утром,— уставшая, расстроенная, подавленная. Она молча сняла туфли, надела домашние тапочки.
Аброр первым нарушил молчание:
— Ну как там? Ничего?
— Да-а...— Вазира неопределенно махнула рукой.— А Малика вернулась?
— Нет. Уже десять. Напрасно вы ей разрешили вернуться позже обычного.
Вот еще одна забота. Этого только не хватало! С тяжелым вздохом Вазира присела на стул около телефонного столика. Долго рылась в записной книжке и, найдя клочок бумаги, на который Малика записала ей номер телефона подружки, нервно стала его набирать.
— Алло!.. Извините, пожалуйста... Это квартира Дильдоры?.. У вашей дочери сегодня день рождения? Поздравляю!.. Я мама Малики... Дочь моя у вас?.. Поздно уже, и мы беспокоимся. Ну конечно, конечно... Спасибо вам! А вы не могли бы Малику к телефону позвать?..
Трубку взяла Малика, и тогда Вазира уже больше не смогла сдержаться:
— Я тебе что сказала?.. Что значит «рано, мамочка»? Десять часов для тебя рано! Как это — не отпускают? Пять часов уже прошло. Хватит с тебя. Сейчас же собирайся!.. А это меня не касается! Хватит! Немедленно домой!
Со стуком бросила трубку на рычаг. Аброр стоял, опершись о косяк, и не узнавал жену.
Ханум, такая резкость может дать обратный результат. У Малики переходный возраст.
Значит, надо потакать и уступать ей?
Я тоже за строгость. Но разумную. Крайность способна вызвать другую крайность... Сегодня вечером мне звонила ее классная руководительница, Сабирова.
У Сабировой тоже есть претензии к нашей дочери?
Видишь ли, Малика осмелилась выступить на каком-то собрании с критикой своей учительницы. Педагоги требуют от учеников скромности, воспитанности, но это не значит, сказала наша Малика, что учащиеся должны придерживаться отсталых взглядов. Сабирова же мне говорит с тревогой, что за пределами школы образуются какие-то компании, некоторые мальчики и даже девочки их школы курят, пьют вино.
— Ну, она сейчас появится, и мы узнаем, какие это компании! — раздраженно ответила Вазира, уходя к себе в спальню переодеться.
Все тело ныло от усталости. Сменив платье на легкий халат, она решила чуточку прилечь, подождать дочь. Вот-вот раздастся звонок... Но нет, звонка не было, Прикрыв глаза, она почувствовала, как неприятно кружится голова, а в ушах стоит долгий глухой гул. Перед глазами мелькают круги, и в них, будто на размытых фото, вставленных в круговые рамки, мелькали обрывки пережитых за день встреч.
Наконец раздался звонок. Дверь пошел открывать Аброр. Вазира с трудом поднялась с кровати и, застегивая на ходу халат, вышла в прихожую.
Малика почти вбежала домой, щеки у нее раскраснелись, глаза возбужденно блестели. От быстрой ли ходьбы или от чего-нибудь горячительного?
— А ну, иди сюда,— бросила Вазира и повела ее на кухню.
В гостиной Зафар продолжал смотреть телевизор. На кухню — оттуда менее слышно будет. Вазира привела сюда Малику, села на табурет, другой поставила напротив. Вскоре появился на кухне отец, прикрыв за собой дверь. Малика почувствовала, что собирается гроза над ее головой; не присев, сбивчиво заговорила:
— Я давно собиралась уйти, а Дильдора не пустила. Шурпу поздно приготовили. Потом шашлык... А плов только готовить начали. Без плова, как положено, не отпускали, и все тут.
— Зачем же вам, девчонкам, шурпа, и плов, и шашлык — такое обильное угощение, да еще в поздний час?
— Мы это говорили маме Дильдоры. А она все твердила и твердила: обычай такой.
— И мальчики, конечно, были?
— Да, одноклассники наши... Я хотела уйти. Но все Дильдора... «Обижусь, говорит, всю компанию расстроишь!»
— Ах, у вас компания! — Вазира потянула дочь за руку, рывком усадила ее на табурет. Почувствовав запах не то вина, не то табака, спросила: —И понемножку курили? И выпивали, наверное?
Малика призналась не сразу:
— Нет, не курили и не выпивали.
— Не ври! Я знаю!
— Ну... шампанского чуточку-чуточку, мама. На десять человек одна бутылка... Капелька досталась...
— «Капелька!» С нее-то все и начинается. Капля камень точит!
— Но я уже не маленькая, комсомолка. Папа! — Малика стала искать защиты у отца.— Разве я не имею права в день рождения подруги...
— Погоди, погоди, Малика,— как можно мягче начал Аброр,— комсомольцы помнят не только права, тем более такие сомнительные,— они помнят и обязанности. Ты на наш обычай ссылаешься: мол, не отпускают без плова. Но есть еще более важный обычай: сдержать слово. Ты обещала маме вернуться к десяти. А сколько сейчас? Ты подругу обидеть не решилась, а нас с мамой заставила ждать и нервничать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81