Говорят, бешик неудобен. Наоборот! Чтобы покормить ребенка, надо его из коляски-то подымать, брать на руки. А бешик так устроен, что мать обопрется руками на верхнюю перекладину и свободно даст ребенку грудь. Она-то, Ханифа-хола, даже засыпала иногда средь ночи в таком положении... А как удивительно красив, разряжен бешик... И разве не умно придумано, что матрасик набит не ватой, а зерном проса? С ватой — значит, через два-три месяца матрасик станет жестким. А просо пересыпчатое: одна сторона намокнет — подними за другую сторону, просо внутри матраса потечет, и опять ребеночек на сухом лежит. Ханифа всех своих детей вырастила в такой колыбельке. И такой же бешик есть и у таджиков, Ханифа-хола это знает. А недавно в кино показывали — подобной колыбелькой пользуются матери на Кавказе. А теперь говорят — пережиток! По ее-то мнению, кто в бешике не лежал и не слышал в детстве звуков сурная, тот растет непослушным, беспутным... Да, не забыть бы: Аброр должен найти еще сур-найчи.
— Эй, отаси, а сурнайчи нашел?
— Будь он неладен, твой сурнайчи! Аброр не один раз к нему домой ездил, нету его, говорят, и все. Ушел, говорят, на свадьбу. Поехали прямо на свадьбу. А там выяснилось, что десять дней он будет занят: каждый день в трех-четырех домах сурнайчи играет — уже задатки взял.
'Бауреак—маленькие обжаренные шарики из теста с добавлением сахара и соли.
— У людей по два сурнайчи, а вы и одного не можете найти.
— Э, жена, что нам тягаться с теми, кто с жиру бесится? Я спросил у сурнайчи: «Сколько берете за игру на бешик-тое?» Говорит, восемьдесят рублей. А играет от силы два часа. И люди платят!.. Вот какие времена настали, денег у людей много стало, не знают, на что потратить.
А Ханифа-хола с каких еще пор мечтала посадить около пестренького, ярко разукрашенного бешика сурнайчи и через весь город проехать под колыбельную мелодию «Алла, болам» — «Спи, мой малыш».
— Аброр, тебе жалко денег, да? Я тогда возьму взаймы у старшего зятя!
— Чуть что — «старший зять, старший зять»! Не о деньгах только речь. Зачем нам вообще этот сурнайчи-обдирала?
— Не будет сурная, и бешик-той — не бешик-той. Вот и все! Вазира ждала, что Аброр вот-вот скажет: «Ну и хорошо, не надо
так не надо». Но где там... Аброр тяжело завздыхал, снова задымил. И тут Вазира пришла на помощь:
— Мама, хватит уже гонять бедного Аброра! Из-за какого-то сурная теперь... Отаси и сын ваш замучились уже — бегают туда-сюда. Пожалейте их. К тому же Аброр простужен, кашляет.
— С чего это они замучились? Машина есть? Мы вот вырастили вашего мужа на своей ладони. Вот это было мукой! Пока я превратила кусок мяса в человека, чего только не пережила!
— И мы растим детей, мама! И нам тоже трудно.
— Вай! Значит, хотите отменить бешик-той, невестушка? «Живешь приживальщиком, так знай свое место» — это хотите сказать?!
Ну, сейчас начнется! Аброр встал между женщинами:
— Мама, да погодите, мама! Кто вам говорит, что вы приживальщики? Вы живете в доме сына, а значит — в своем доме.
— Ты лучше послушай, о чем говорит твоя жена! Ей трудно, тебя замучили... Она стала тебе ближе и родней, чем я, да?
Вазира отвернулась и ушла на кухню. Уже там слышала, как Аброр говорил:
— Мама, оставьте вы обиды свои... Нельзя без сурнайчи — ладно, найдем, с отцом сейчас съездим еще в одно место. Ну, все?
Возвратились они уже поздно вечером, часов около одиннадцати.
— Можешь успокоиться,— сказал Агзам жене.— С одним сурнайчи договорились за сто рублей. Пусть пропадут вместе с ним!
Ханифа продолжала молча украшать бешик.
Вазира на кухне жарила-парила баурсаки. Весь в поту, Аброр вошел в ванную, освежил себя душем и прямо в майке ввалился на кухню. Но кашель не давал покоя.
— Уф-ф... Дерет горло.
Вазира не откликнулась. Молчит, брови сдвинув.
— Хоть вы не мучайте меня, ханум.
— А вам меня мучить вдвоем с матерью можно?
— Что мы такого сделали ужасного?
Баурсаки в казане жарились, краснели и шипели. Вазира выбирала дуршлагом готовые и укладывала их в огромную миску.
— Я делаю все, что могу, даже то, что она должна делать, а вместо благодарности слышу от вашей матери одни колкости. Я что в доме, служанка?
Конечно, подумал Аброр, характер у мамы не мед, и Вазира тяжело переживает незаслуженные обиды.
— Но я благодарен вам, Вазира. Очень благодарен... Разве этого мало?
— Вы сначала сумейте сами себя защитить! Если ваша мать начинает наступать, вы заискиваете перед ней... как... как... нашаливший мальчишка. А если я выражаю вам недовольство, то вы соглашаетесь со мной, стараясь сбалансировать, равновесие соблюсти. Это разве достойно вас?
— Надоело мне, честно говоря, держать все время это равновесие.
— А мне равновесие не нужно вообще... Мне больно и обидно видеть, во что превращает вас мать...
Во рту Аброра совсем пересохло. Кашляя, он подошел к кухонному столу, взял в руки большой пунцовый фарфоровый чайник, вылил остатки холодного чая в пиалу.
— Я все понимаю, Вазира. Но характер матери нам уже не изменить. Приходится мириться.
— Но мириться — не значит исполнять все ее капризы! А вы... даже когда она несправедлива, все равно вы ее защищаете!
— Глупое положение! Нравится матери — не нравится жене. Если вам хочу угодить, то мать обижается.— Аброр изо всех сил старался соблюсти тон мирного супружеского разговора.— Бывают ли счастливцы, поступки которых нравятся и матери, и жене?
— Неужели я такая же взбалмошная, как ваша мать, что вы на одну доску ставите мое поведение и ее?
Слово «взбалмошная» царапнуло ухо Аброру. Он оставил пиалу, рука дрожала. Поднялся, наглухо закрыл дверь кухни.
— Давайте-ка, Вазира, прекратим эту перепалку!
Но Вазире хотелось выплеснуть сейчас все, что накипело и что она так долго избегала высказать свекрови:
— Моя мать всю жизнь прощала взбалмошность и избалованность Алибеку. И что из этого получилось, вы видели. Как это подвело самого Алибека, вы знаете... Что бы он ни требовал — пожалуйста, сыночек! И чем больше делали ему хорошего, тем хуже он себя вел! Вместо благодарного чувства—себялюбие и эгоизм!.. Чем больше отступаешь, тем крепче садятся тебе на голову. Это закономерно! — Вазира передохнула и, набрав воздух, продолжила: — Разве ваша Ханифа-хола не поступает точно так же? Мы относимся к ней с почтением. Чем она платит? Черной неблагодарностью? Так почему же справедливая требовательность к Алибеку у вас была, а к своей матери нет?
— Вазира! Что вы тут наговорили! Что за путаница! Корыстный эгоизм Алибека и поступки моих родителей? Ведь не для себя они дают этот бешик-той, а для дочери и для внука!
— Ничего подобного! Ваша мать делает это для себя, чтобы похвастать перед людьми, почваниться!
— Неправда! Она выполняет долг перед родившимся внуком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81