((((('ом. Единственно, что он может сделать, это одарить человека
способностью применяться к условиям существования. Иными словами: раз все
внешние вещи, среди них и тело, могут быть даны человеку только на
подержание и раз тут ничего изменить нельзя - хотя было бы неплохо, и очень
неплохо, если бы можно было все иначе устроить, - то пусть так и будет. У
человека ведь есть "божественный" дар: свобода хотеть или не хотеть. Он
может вовсе и не хотеть иметь свое тело и внешние вещи в собственность, он
может хотеть иметь их только на подержание. И тогда все сразу обернется к
лучшему, и разум в самом деле будет вправе хвалиться, что тем, кто его любит
и слушается, хорошо жить на свете и что нет большего несчастья, чем стать
(((?((((('ом. Это и есть (?(((((( Платона и Аристотеля, получивший у стоиков
выражение в их знаменитой теории, что сами по себе "вещи" ценности не имеют
и что в нашей воле считать, что мы захотим, ценным или ничего не стоящим,
отсюда и берет начало автономная этика. Этика - сама себе дает законы. Ей
дано что угодно (конечно, что угодно ей) признать стоящим, важным,
значительным и тоже что угодно признать нестоящим, неважным или никуда не
годным. С автономной этикой тоже никто, даже и боги, не могут боротьсяlix.
Все обязаны ей покоряться, все обязаны пред ней склониться. Этическое "ты
должен" родилось в тот момент, когда Необходимость сказала свое "ты не
можешь" и человеку, и богам. И те же родители породили этическое - от
которых произошла Необходимость: (?((( и (((...( (изобилие и бедность). Все,
что есть в мире, - порождение (?((('а и (((...(. Даже и боги от них
произошли. Так что, собственно говоря, богов нет и никогда не было: есть
только демоны. Так учит разум, такое открывает нам разумное видение, умное
зрение, умозрение. И может ли разум открыть другое, если он и сам родился от
(?((('а и (((...(?
II. ЖАЛО В ПЛОТЬlx
Что касается меня, то с юных лет мне было ниспослано жало в плоть. Не
будь этого, я бы уже давно жил обыкновенной жизнью.
Киргегард
Киргегард променял Гегеля и греческий симпозион на неистовые речи Иова.
Но нужно тут же сделать очень важную оговорку: Гегеля Киргегард точно
возненавидел и даже научился - хотя после долгой и трудной внутренней борьбы
- презирать его; но от греческого симпозиона и от того, кто был душой
греческого симпозиона, т.е. от Сократа, он никогда не мог решительно
отвернуться - даже в тот период неслыханного напряжения всех его душевных
сил, когда писались названные выше книги его - "Furcht und Zittern",
"Wiederholung", "Begriff der Angst"6. Он даже и Спинозы не задевал и,
по-видимому, относился к нему (может быть, под влиянием Шлейермахера) с
величайшим уважением, граничившим с благоговением. Словно он считал нужным
держать Спинозу, как и Сократа, про запас, на случай, если Авраам и Иов и
Книга, в которой он прочел об Иове и Аврааме, не оправдают возлагавшихся на
них ожиданий. И может ли быть иначе? Дано ли современному человеку
отказаться от Сократа и ждать истины от Авраама и Иова? Обычно такого
вопроса и не ставят. Предпочитают спрашивать: как "примирить" истины Сократа
и греческого симпозиона с истинами Авраама и Иова. Задолго до того, как
Библия стала проникать к европейским народам, этот вопрос был так поставлен
Филоном Александрийским. И был им разрешен в том смысле, что Библия не
только не находится в противоречии с греческой философией, но что все, чему
греки учили, было ими почерпнуто из Св. Писания. Платон и Аристотель -
только выученики Авраама, Иова, псалмопевцев и пророков (апостолов тогда еще
не было)lxi.
Сам по себе Филон не был ни крупным философом, ни вообще очень выдающимся
человеком. Он был образованным, культурным, благочестивым и очень преданным
вере отцов своих иудеем. Но история, когда ей нужно, умеет использовать
посредственных и даже ничтожных людей для выполнения самых грандиозных
замыслов своих. Идее Филона об отношении Библии к греческой мудрости суждено
было сыграть огромную историческую роль. После Филона никто уже не решался
принимать Библию такой, какой она была на самом деле; все стремились видеть
в ней своеобразное выражение греческой мудрости. У Гегеля в "Философии
религии" мы читаем: "В философии религия получает свое оправдание от
мыслящего сознания. Мышление есть абсолютный судья, пред которым содержание
(религии) должно оправдать и объяснить себя"lxii. Так именно уже думал, за
две тысячи лет до Гегеля, Филон. Он не "мирил" Св. Писания с греческой
мыслью, - он его оправдывал пред ней. И, конечно, не мог этого сделать
иначе, как предварительно "истолковав" Библию так, как это нужно было, чтоб
добыть искомые оправдания и объяснения. Тот же Гегель, описывая в своей
"Логике" сущность мышления, заявляет: "Когда я мыслю, я отрекаюсь от всех
своих субъективных особенностей, углубляюсь в самое вещь и дурно мыслю, если
я прибавляю хоть что-нибудь от себя"lxiii. Когда Филон толковал Библию под
руководством греческих философов, - он тогда стремился заставить авторов
библейских повествований и даже Того, от имени которого эти повествования
велись, отречься от всех субъективных особенностей. В этом смысле Филон
стоял уже вполне на уровне образованности Гегеля. Филон воспитался на
греческих философах и твердо усвоил себе мысль, что не только языческие
боги, но и Бог Св. Писания стоит под истиной, которая только тогда
открывается мыслящему существу, если оно всецело отречется от себя и
погрузится в вещь. После Сократа уже никто иначе не мог, не должен был
думать. Миссия, возложенная историей на Филона, состояла в том, чтобы
доказать людям, что Библия не противоречит и не вправе противоречить нашему
естественному мышлению.
Киргегард ни в своих книгах, ни в дневниках о Филоне не вспоминает. Но
надо думать, что, если бы ему пришлось вспомнить о Филоне, он его назвал бы
Иудой до Иуды. Тут уже было первое предательство, не менее потрясающее, чем
предательство Иуды: все было, полностью - вплоть до лобызания уст. Филон
превозносил до небес Св. Писание, но, превознося, отдавал его под руку
греческой философии - т.е. естественному мышлению, умозрению, умному зрению.
Киргегард о Филоне молчит. Свои громы он направляет против Гегеля и именно
потому, что Гегель был провозвестником (для нового времени) "объективного"
мышления, которое, отрекаясь от того, что является "субъективной"
особенностью живого существа, видит истину и ищет ее в "вещи"lxiv. Но
Сократа он все же бережет, щадит - словно, скажу еще раз, бессознательно
перестраховывая себя на случай, если Авраам и Иов не выручат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
способностью применяться к условиям существования. Иными словами: раз все
внешние вещи, среди них и тело, могут быть даны человеку только на
подержание и раз тут ничего изменить нельзя - хотя было бы неплохо, и очень
неплохо, если бы можно было все иначе устроить, - то пусть так и будет. У
человека ведь есть "божественный" дар: свобода хотеть или не хотеть. Он
может вовсе и не хотеть иметь свое тело и внешние вещи в собственность, он
может хотеть иметь их только на подержание. И тогда все сразу обернется к
лучшему, и разум в самом деле будет вправе хвалиться, что тем, кто его любит
и слушается, хорошо жить на свете и что нет большего несчастья, чем стать
(((?((((('ом. Это и есть (?(((((( Платона и Аристотеля, получивший у стоиков
выражение в их знаменитой теории, что сами по себе "вещи" ценности не имеют
и что в нашей воле считать, что мы захотим, ценным или ничего не стоящим,
отсюда и берет начало автономная этика. Этика - сама себе дает законы. Ей
дано что угодно (конечно, что угодно ей) признать стоящим, важным,
значительным и тоже что угодно признать нестоящим, неважным или никуда не
годным. С автономной этикой тоже никто, даже и боги, не могут боротьсяlix.
Все обязаны ей покоряться, все обязаны пред ней склониться. Этическое "ты
должен" родилось в тот момент, когда Необходимость сказала свое "ты не
можешь" и человеку, и богам. И те же родители породили этическое - от
которых произошла Необходимость: (?((( и (((...( (изобилие и бедность). Все,
что есть в мире, - порождение (?((('а и (((...(. Даже и боги от них
произошли. Так что, собственно говоря, богов нет и никогда не было: есть
только демоны. Так учит разум, такое открывает нам разумное видение, умное
зрение, умозрение. И может ли разум открыть другое, если он и сам родился от
(?((('а и (((...(?
II. ЖАЛО В ПЛОТЬlx
Что касается меня, то с юных лет мне было ниспослано жало в плоть. Не
будь этого, я бы уже давно жил обыкновенной жизнью.
Киргегард
Киргегард променял Гегеля и греческий симпозион на неистовые речи Иова.
Но нужно тут же сделать очень важную оговорку: Гегеля Киргегард точно
возненавидел и даже научился - хотя после долгой и трудной внутренней борьбы
- презирать его; но от греческого симпозиона и от того, кто был душой
греческого симпозиона, т.е. от Сократа, он никогда не мог решительно
отвернуться - даже в тот период неслыханного напряжения всех его душевных
сил, когда писались названные выше книги его - "Furcht und Zittern",
"Wiederholung", "Begriff der Angst"6. Он даже и Спинозы не задевал и,
по-видимому, относился к нему (может быть, под влиянием Шлейермахера) с
величайшим уважением, граничившим с благоговением. Словно он считал нужным
держать Спинозу, как и Сократа, про запас, на случай, если Авраам и Иов и
Книга, в которой он прочел об Иове и Аврааме, не оправдают возлагавшихся на
них ожиданий. И может ли быть иначе? Дано ли современному человеку
отказаться от Сократа и ждать истины от Авраама и Иова? Обычно такого
вопроса и не ставят. Предпочитают спрашивать: как "примирить" истины Сократа
и греческого симпозиона с истинами Авраама и Иова. Задолго до того, как
Библия стала проникать к европейским народам, этот вопрос был так поставлен
Филоном Александрийским. И был им разрешен в том смысле, что Библия не
только не находится в противоречии с греческой философией, но что все, чему
греки учили, было ими почерпнуто из Св. Писания. Платон и Аристотель -
только выученики Авраама, Иова, псалмопевцев и пророков (апостолов тогда еще
не было)lxi.
Сам по себе Филон не был ни крупным философом, ни вообще очень выдающимся
человеком. Он был образованным, культурным, благочестивым и очень преданным
вере отцов своих иудеем. Но история, когда ей нужно, умеет использовать
посредственных и даже ничтожных людей для выполнения самых грандиозных
замыслов своих. Идее Филона об отношении Библии к греческой мудрости суждено
было сыграть огромную историческую роль. После Филона никто уже не решался
принимать Библию такой, какой она была на самом деле; все стремились видеть
в ней своеобразное выражение греческой мудрости. У Гегеля в "Философии
религии" мы читаем: "В философии религия получает свое оправдание от
мыслящего сознания. Мышление есть абсолютный судья, пред которым содержание
(религии) должно оправдать и объяснить себя"lxii. Так именно уже думал, за
две тысячи лет до Гегеля, Филон. Он не "мирил" Св. Писания с греческой
мыслью, - он его оправдывал пред ней. И, конечно, не мог этого сделать
иначе, как предварительно "истолковав" Библию так, как это нужно было, чтоб
добыть искомые оправдания и объяснения. Тот же Гегель, описывая в своей
"Логике" сущность мышления, заявляет: "Когда я мыслю, я отрекаюсь от всех
своих субъективных особенностей, углубляюсь в самое вещь и дурно мыслю, если
я прибавляю хоть что-нибудь от себя"lxiii. Когда Филон толковал Библию под
руководством греческих философов, - он тогда стремился заставить авторов
библейских повествований и даже Того, от имени которого эти повествования
велись, отречься от всех субъективных особенностей. В этом смысле Филон
стоял уже вполне на уровне образованности Гегеля. Филон воспитался на
греческих философах и твердо усвоил себе мысль, что не только языческие
боги, но и Бог Св. Писания стоит под истиной, которая только тогда
открывается мыслящему существу, если оно всецело отречется от себя и
погрузится в вещь. После Сократа уже никто иначе не мог, не должен был
думать. Миссия, возложенная историей на Филона, состояла в том, чтобы
доказать людям, что Библия не противоречит и не вправе противоречить нашему
естественному мышлению.
Киргегард ни в своих книгах, ни в дневниках о Филоне не вспоминает. Но
надо думать, что, если бы ему пришлось вспомнить о Филоне, он его назвал бы
Иудой до Иуды. Тут уже было первое предательство, не менее потрясающее, чем
предательство Иуды: все было, полностью - вплоть до лобызания уст. Филон
превозносил до небес Св. Писание, но, превознося, отдавал его под руку
греческой философии - т.е. естественному мышлению, умозрению, умному зрению.
Киргегард о Филоне молчит. Свои громы он направляет против Гегеля и именно
потому, что Гегель был провозвестником (для нового времени) "объективного"
мышления, которое, отрекаясь от того, что является "субъективной"
особенностью живого существа, видит истину и ищет ее в "вещи"lxiv. Но
Сократа он все же бережет, щадит - словно, скажу еще раз, бессознательно
перестраховывая себя на случай, если Авраам и Иов не выручат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92