В
противоположность Спинозе и тем, кто до и после Спинозы искал в философии
"понимания" (intelligere) и возводил человеческий разум в судьи над самим
Творцом, Иов своим примером учит нас, что, чтоб постичь истину, нужно не
гнать от себя и не возбранять себе "lugere et detestari", а из них исходить.
Знание, т.е. готовность принять за истину то, что представляется
самоочевидным, т.е. то, что усматривается "открывшимися" у нас после падения
глазами (Спиноза называет это oculi mentis, у Гегеля - "духовное" зрение),
неизбежно ведет человека к гибели. "Праведник жив будет верой", - говорит
Пророк, и Апостол повторяет за ним эти слова. "Все, что не от веры, есть
грех"xxxiii - только этими словами мы можем защищаться от искушения "будете
знающими", которым прельстился первый человек и во власти которого находимся
мы все. Отвергнутым умозрительной философией "lugere et detestari", плачу и
взыванию Иов возвращает их исконные права: права выступать судьями, когда
начинаются изыскания о том, где истина и где ложь. "Человеческая трусость не
может вынести того, что нам рассказывают безумие и смерть", и люди
отворачиваются от ужасов жизни и довольствуются "утешениями", заготовленными
философией духа. "Но Иов, - продолжает Киргегард, - доказал широту своего
мировоззрения той непоколебимостью, которую он противопоставил ухищрениям и
коварным нападкам этики"xxxiv (т.е. философии духа: друзья Иова говорили ему
то же, что впоследствии возвестил Гегель в своей "Философии духа". И еще:
"величие Иова в том, что пафос его нельзя разрядить и удушить лживыми
посулами и обещаниями"xxxv (все той же философией духа). И, наконец,
последнее: "Иов благословен. Ему вернули все, что у него было. И это
называется повторением. Когда наступает повторение? На человеческом языке
этого не скажешь: когда всяческая мыслимая для человека несомненность и
вероятность говорит о невозможном". А в дневнике своем он записывает:
"Только дошедший до отчаяния ужас развивает в человеке его высшие
силы"xxxvi. Для Киргегарда и для его философии, которую он, в
противоположность философии умозрительной, или спекулятивной, называет
философией экзистенциальной, т.е. философией, несущей человеку не
"понимание", а жизнь ("праведный жив будет верой"), вопли Иова не являются
только воплями, т.е. бессмысленными, ни для чего ненужными, всем докучными
криками, - для него в этих криках открывается новое измерение истины, он
чует в них действенную силу, от которой, как от труб иерихонских, должны
повалиться крепостные стены. Это - основной мотив экзистенциальной
философии. Киргегард не хуже других знает, что для умозрительной философии
философия экзистенциальная есть величайшая нелепость. Но это его не
останавливает, наоборот - вдохновляет его. В "объективности" умозрительной
философии он видит ее основной порок. "Люди стали, - пишет он, - слишком
объективными, чтоб обрести вечное блаженство: вечное блаженство состоит в
страстной, бесконечной заинтересованности"xxxvii. И такая бесконечная
заинтересованность есть начало веры. "Если я от всего отрекаюсь (как того
требует умозрительная философия, которая через диалектику конечного
"освобождает" человеческий дух), - это еще не вера, - пишет Киргегард по
поводу жертвы Авраама, - это только покорность. Это движение я делаю
собственными силами. И если я его не делаю, то лишь из трусости и слабости.
Но, веруя, я ни от чего не отрекаюсь. Наоборот, через веру я все приобретаю:
если у кого есть вера с горчичное зерно, тот может сдвигать горы. Нужно
чисто человеческое мужество, чтоб отречься от конечного ради вечного. Но
нужно парадоксальное и смиренное мужество, чтобы в силу Абсурда владеть всем
конечным. Это и есть мужество веры. Вера не отняла у Авраама его Исаака.
Через веру он его получил"xxxviii. Можно было бы привести еще сколько угодно
цитат из Киргегарда, в которых выражается та же мысль. "Рыцарь веры, -
заявляет он, - есть настоящий счастливец, владеющий всем конечным"xxxix.
Киргегард превосходно видит, что такого рода утверждения являются вызовом
всему тому, что нам подсказывает естественное человеческое мышление. Оттого
он ищет покровительства не у разума с его всеобщими и необходимыми
суждениями, к которым так жадно стремился Кант, а у Абсурда, т.е. у веры,
которую разум квалифицирует как Абсурд. Он знает по своему собственному
опыту, что "верить против разума есть мученичество"xl. Но только такая вера,
вера, которая не ищет и не может найти оправдания у разума, есть, по
Киргегарду, вера Св. Писания. Она одна лишь дает надежду человеку преодолеть
ту необходимость, которая через разум вошла в мир и стала в нем
господствовать. Когда Гегель превращает истину Писания, истину откровенную,
в истину метафизическую, когда вместо того, чтобы сказать - Бог принял образ
человека или что человек был создан по образу и подобию Божию, он возвещает,
что "основная идея абсолютной религии единство божественной и человеческой
природы", он убивает веру. Смысл гегелевских слов тот же, что и смысл слов
Спинозы Deus ex solis suae naturae legibus et nemine coactus agit - Бог
действует только по законам своей природы и никем не принуждаетсяxli. И
содержание абсолютной религии сводится опять же к положению Спинозы: res
nullo alio modo vel ordine a Deo produci potuerunt quam productae sunt -
вещи не могли никаким иным способом и ни в каком ином порядке быть созданы
Богом, чем они были созданыxlii. Спекулятивная философия не может
существовать без идеи Необходимости: она ей нужна, как воздух человеку, как
рыбе - вода. Оттого истины опыта так раздражают разум. Они твердят о
божественном fiat и не дают настоящего - т.е. принуждающего, нудящего
знания. Но для Киргегарда принуждающее знание есть мерзость запустения, есть
источник первородного греха, через eritis scientes искуситель привел к
падению первого человека. Соответственно этому для Киргегарда "понятие,
противоположное греху, есть не добродетель, а свобода" и тоже
"противоположное понятие греху есть вера". Вера, только вера освобождает от
греха человека; вера, только вера может вырвать человека из власти
необходимых истин, которые овладели его сознанием после того, как он отведал
плодов с запретного дерева. И только вера дает человеку мужество и силы,
чтобы глядеть в глаза смерти и безумию и не склоняться безвольно пред ними.
"Представьте себе, - пишет Киргегард, - человека, который со всем
напряжением испуганной фантазии вообразил себе нечто неслыханно ужасное,
такое ужасное, что вынести его совершенно невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
противоположность Спинозе и тем, кто до и после Спинозы искал в философии
"понимания" (intelligere) и возводил человеческий разум в судьи над самим
Творцом, Иов своим примером учит нас, что, чтоб постичь истину, нужно не
гнать от себя и не возбранять себе "lugere et detestari", а из них исходить.
Знание, т.е. готовность принять за истину то, что представляется
самоочевидным, т.е. то, что усматривается "открывшимися" у нас после падения
глазами (Спиноза называет это oculi mentis, у Гегеля - "духовное" зрение),
неизбежно ведет человека к гибели. "Праведник жив будет верой", - говорит
Пророк, и Апостол повторяет за ним эти слова. "Все, что не от веры, есть
грех"xxxiii - только этими словами мы можем защищаться от искушения "будете
знающими", которым прельстился первый человек и во власти которого находимся
мы все. Отвергнутым умозрительной философией "lugere et detestari", плачу и
взыванию Иов возвращает их исконные права: права выступать судьями, когда
начинаются изыскания о том, где истина и где ложь. "Человеческая трусость не
может вынести того, что нам рассказывают безумие и смерть", и люди
отворачиваются от ужасов жизни и довольствуются "утешениями", заготовленными
философией духа. "Но Иов, - продолжает Киргегард, - доказал широту своего
мировоззрения той непоколебимостью, которую он противопоставил ухищрениям и
коварным нападкам этики"xxxiv (т.е. философии духа: друзья Иова говорили ему
то же, что впоследствии возвестил Гегель в своей "Философии духа". И еще:
"величие Иова в том, что пафос его нельзя разрядить и удушить лживыми
посулами и обещаниями"xxxv (все той же философией духа). И, наконец,
последнее: "Иов благословен. Ему вернули все, что у него было. И это
называется повторением. Когда наступает повторение? На человеческом языке
этого не скажешь: когда всяческая мыслимая для человека несомненность и
вероятность говорит о невозможном". А в дневнике своем он записывает:
"Только дошедший до отчаяния ужас развивает в человеке его высшие
силы"xxxvi. Для Киргегарда и для его философии, которую он, в
противоположность философии умозрительной, или спекулятивной, называет
философией экзистенциальной, т.е. философией, несущей человеку не
"понимание", а жизнь ("праведный жив будет верой"), вопли Иова не являются
только воплями, т.е. бессмысленными, ни для чего ненужными, всем докучными
криками, - для него в этих криках открывается новое измерение истины, он
чует в них действенную силу, от которой, как от труб иерихонских, должны
повалиться крепостные стены. Это - основной мотив экзистенциальной
философии. Киргегард не хуже других знает, что для умозрительной философии
философия экзистенциальная есть величайшая нелепость. Но это его не
останавливает, наоборот - вдохновляет его. В "объективности" умозрительной
философии он видит ее основной порок. "Люди стали, - пишет он, - слишком
объективными, чтоб обрести вечное блаженство: вечное блаженство состоит в
страстной, бесконечной заинтересованности"xxxvii. И такая бесконечная
заинтересованность есть начало веры. "Если я от всего отрекаюсь (как того
требует умозрительная философия, которая через диалектику конечного
"освобождает" человеческий дух), - это еще не вера, - пишет Киргегард по
поводу жертвы Авраама, - это только покорность. Это движение я делаю
собственными силами. И если я его не делаю, то лишь из трусости и слабости.
Но, веруя, я ни от чего не отрекаюсь. Наоборот, через веру я все приобретаю:
если у кого есть вера с горчичное зерно, тот может сдвигать горы. Нужно
чисто человеческое мужество, чтоб отречься от конечного ради вечного. Но
нужно парадоксальное и смиренное мужество, чтобы в силу Абсурда владеть всем
конечным. Это и есть мужество веры. Вера не отняла у Авраама его Исаака.
Через веру он его получил"xxxviii. Можно было бы привести еще сколько угодно
цитат из Киргегарда, в которых выражается та же мысль. "Рыцарь веры, -
заявляет он, - есть настоящий счастливец, владеющий всем конечным"xxxix.
Киргегард превосходно видит, что такого рода утверждения являются вызовом
всему тому, что нам подсказывает естественное человеческое мышление. Оттого
он ищет покровительства не у разума с его всеобщими и необходимыми
суждениями, к которым так жадно стремился Кант, а у Абсурда, т.е. у веры,
которую разум квалифицирует как Абсурд. Он знает по своему собственному
опыту, что "верить против разума есть мученичество"xl. Но только такая вера,
вера, которая не ищет и не может найти оправдания у разума, есть, по
Киргегарду, вера Св. Писания. Она одна лишь дает надежду человеку преодолеть
ту необходимость, которая через разум вошла в мир и стала в нем
господствовать. Когда Гегель превращает истину Писания, истину откровенную,
в истину метафизическую, когда вместо того, чтобы сказать - Бог принял образ
человека или что человек был создан по образу и подобию Божию, он возвещает,
что "основная идея абсолютной религии единство божественной и человеческой
природы", он убивает веру. Смысл гегелевских слов тот же, что и смысл слов
Спинозы Deus ex solis suae naturae legibus et nemine coactus agit - Бог
действует только по законам своей природы и никем не принуждаетсяxli. И
содержание абсолютной религии сводится опять же к положению Спинозы: res
nullo alio modo vel ordine a Deo produci potuerunt quam productae sunt -
вещи не могли никаким иным способом и ни в каком ином порядке быть созданы
Богом, чем они были созданыxlii. Спекулятивная философия не может
существовать без идеи Необходимости: она ей нужна, как воздух человеку, как
рыбе - вода. Оттого истины опыта так раздражают разум. Они твердят о
божественном fiat и не дают настоящего - т.е. принуждающего, нудящего
знания. Но для Киргегарда принуждающее знание есть мерзость запустения, есть
источник первородного греха, через eritis scientes искуситель привел к
падению первого человека. Соответственно этому для Киргегарда "понятие,
противоположное греху, есть не добродетель, а свобода" и тоже
"противоположное понятие греху есть вера". Вера, только вера освобождает от
греха человека; вера, только вера может вырвать человека из власти
необходимых истин, которые овладели его сознанием после того, как он отведал
плодов с запретного дерева. И только вера дает человеку мужество и силы,
чтобы глядеть в глаза смерти и безумию и не склоняться безвольно пред ними.
"Представьте себе, - пишет Киргегард, - человека, который со всем
напряжением испуганной фантазии вообразил себе нечто неслыханно ужасное,
такое ужасное, что вынести его совершенно невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92