не выбирать между добром и
злом, а избавить мир от зла. Ко злу у человека не может быть никакого
отношения: пока зло существует, нет свободы, и все, что люди до сих пор
называли свободой, было иллюзией, обманом. Свобода не выбирает между злом и
добром: она истребляет зло, превращает его в ничто, и не то грозное Ничто, о
котором у нас шла речь до сих пор, Ничто, присвоившее себе каким-то чудом
безмерную власть разрушать, губить, ничтожить все, попадающееся ему на пути,
и, таким образом, занявшее место наряду с Сущим и даже покорившее себе Сущее
и захватившее в свое исключительное владение предикат бытия, а в то ничто,
каким оно было, когда, безвольное и немощное, оно превращалось, по слову
Творца, в valde bonum. Пока Ничто не будет окончательно истреблено, человек
не может и мечтать о свободе. И, наоборот, истинная свобода, утраченная нами
в тот таинственный момент, когда заколдованный непонятными и загадочными
чарами наш праотец отвернулся от дерева жизни и вкусил от плодов дерева
познания, вернется лишь тогда, когда познание потеряет свою власть над
человеком, когда он в "жадном стремлении разума ко всеобщим и необходимым
истинам", т.е. к veritates emancipatae a Deo, разглядит, наконец, ту
concupiscentia invincibilis (непобедимое вожделение), через которую пришел в
мир грех. Мы помним, что даже Киргегарду казалось, что неведение есть сон
духа. Среди многих других вечных истин эта истина представляется нам
незыблемой и самоочевидной par excellence. Но это не истина, а наваждение,
глубочайший сон, почти смерть духа. Знание порабощает человеческую волю,
подчиняя ее вечным истинам, по самой своей природе враждующим со всем живым,
со всем, способным хоть как-нибудь проявить свою независимость, не выносящим
наряду с собой даже Богаcc.
Тот "обморок свободы"107, с которым у Киргегарда связано падение
человека, и есть условие возможности существования знания, с которым,
правда, "Критика чистого разума" не могла и не хотела считаться. И наоборот:
состояние неведения, состояние свободы от знания есть начало раскрепощения
человека. Неведение не есть нечто отрицательное, какое-то отсутствие,
какой-то ущерб, как и свобода есть не недостаток и отрицание, а утверждение
великой ценности. Невинность не хочет знания, она над знанием (опять напомню
плотиновское (((((<( ?(?( (?( (tm)(((("((()cci, как над знанием и воля Того,
кто сотворил по своему образу и подобию человека. И сам Киргегард является
тому лучшим свидетелем. "Страх есть обморок свободы, - говорит он нам. -
Психологически говоря, грехопадение происходит всегда в обморочном
состоянии"ccii. И тут же поясняет: "Ничто страха является комплексом
предчувствий, к которым индивидуум подходит все ближе и ближе, хотя они по
существу в страхе никаком значения не имеют, но это не такое Ничто, к
которому индивидуум не имеет никакого отношения, но Ничто, которое находится
в живом взаимоотношении с неведением невинности"cciii. Первый шаг знания:
Ничто, которому полагается быть Ничем и которое только Ничто, врывается в
душу человека и начинает там распоряжаться, точно оно и действительно было
бы там хозяином. Киргегард сам нам это засвидетельствовал: crede experto -
по-русски - спроси не старого, спроси бывалого. Его свидетельство имеет
такое важное значение, что я считаю нужным вновь целиком его воспроизвести,
так как, только пройдя через опыт Киргегарда и родственных ему душ, можно
хоть до некоторой степени освободиться от рокового соблазна, который влечет
нас к дереву познания, и серьезно задуматься над повествованием Книги Бытия.
"Если мы спросим: что является предметом страха, то ответ будет один: Ничто.
Ничто и страх сопутствуют друг другу. Но как только обнаруживается
действительная свобода духа, страх исчезает. Чем, при ближайшем
рассмотрении, является Ничто в страхе язычников? Оно называется роком... Рок
есть Ничто страха... Самый гениальный человек не в силах преодолеть идею
рока. Наоборот, гений повсюду открывает рок и тем глубже постигает его, чем
сам он более глубок... В этом именно и сказывается подлинная мощь гения, что
он открывает рок, но в этом и его бессилие. Для обыденного сознания это
покажется вздором - но на самом деле тут кроется величие, ибо с идеей
промысла никто не рождается..." "...Такое гениальное существование, несмотря
на его блеск, красоту и огромное историческое значение, - есть грех. Нужно
мужество, чтоб это понять, но это - так"108. Нужно мужество, несомненно, - и
большое, огромное мужество, чтоб это понять, чтоб такое решиться сказать
вслух. Ибо тогда придется признать, что в неведении дух бодрствует и что
знание наводит сон и оцепенение на человека. Библейское повествование нельзя
"исправлять": грехопадение было началом знания или - точнее выражаясь - грех
и знание только разные слова для обозначения одного и того же "предмета"!
Знающий человек, человек, не довольствующийся опытом, человек, "которого
опыт раздражает" и который "жадно стремится убедиться в том, что
существующее необходимо должно существовать так (как оно существует), а не
иначе", - открывает Рок, которого нет109. Для человека в состоянии неведения
Рока нет, и нет никаких способов подчинить его Року, пока он пребывает в
неведении. И тут проливается для нас новый свет на роль змея, который
представляется нам, "знающим" людям, так некстати пристегнутым к библейскому
рассказу. Отказ от "неведения невинности" - величайшая загадка. Зачем было
первому человеку знание, когда ему дана была власть нарекать имена всем
предметам? Зачем было менять ему божественное valde bonum, в котором не было
места злу, на мир, в котором есть и добро, и зло и в котором нужно уметь зло
от добра отличать? Мы убеждены, что умение различать между добром и злом
есть какая-то прибавка человеку, развитие, рост его духа. Даже Киргегард,
отдавая дань этому человеческому, слишком человеческому представлению о
добре и зле, постоянно перебегает от Сократа к Библии и от Библии к Сократу
и не может не признать, что первый человек до падения, т.е. до того, как он
вкусил от плодов с запретного дерева, был как бы еще не полным, не настоящим
человеком, и именно потому, что он не умел различать добро от зла. Можно
почти сказать, что сон духа, в котором пребывает, по Киргегарду, первый
человек, собственно и значит, что он не умеет еще различать добро и зло. Так
что выходит, что змей не обманывал человека, - падение вовсе и не было
падением, а было только необходимым моментом в диалектическом развитии духа,
как нам показал Гегель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
злом, а избавить мир от зла. Ко злу у человека не может быть никакого
отношения: пока зло существует, нет свободы, и все, что люди до сих пор
называли свободой, было иллюзией, обманом. Свобода не выбирает между злом и
добром: она истребляет зло, превращает его в ничто, и не то грозное Ничто, о
котором у нас шла речь до сих пор, Ничто, присвоившее себе каким-то чудом
безмерную власть разрушать, губить, ничтожить все, попадающееся ему на пути,
и, таким образом, занявшее место наряду с Сущим и даже покорившее себе Сущее
и захватившее в свое исключительное владение предикат бытия, а в то ничто,
каким оно было, когда, безвольное и немощное, оно превращалось, по слову
Творца, в valde bonum. Пока Ничто не будет окончательно истреблено, человек
не может и мечтать о свободе. И, наоборот, истинная свобода, утраченная нами
в тот таинственный момент, когда заколдованный непонятными и загадочными
чарами наш праотец отвернулся от дерева жизни и вкусил от плодов дерева
познания, вернется лишь тогда, когда познание потеряет свою власть над
человеком, когда он в "жадном стремлении разума ко всеобщим и необходимым
истинам", т.е. к veritates emancipatae a Deo, разглядит, наконец, ту
concupiscentia invincibilis (непобедимое вожделение), через которую пришел в
мир грех. Мы помним, что даже Киргегарду казалось, что неведение есть сон
духа. Среди многих других вечных истин эта истина представляется нам
незыблемой и самоочевидной par excellence. Но это не истина, а наваждение,
глубочайший сон, почти смерть духа. Знание порабощает человеческую волю,
подчиняя ее вечным истинам, по самой своей природе враждующим со всем живым,
со всем, способным хоть как-нибудь проявить свою независимость, не выносящим
наряду с собой даже Богаcc.
Тот "обморок свободы"107, с которым у Киргегарда связано падение
человека, и есть условие возможности существования знания, с которым,
правда, "Критика чистого разума" не могла и не хотела считаться. И наоборот:
состояние неведения, состояние свободы от знания есть начало раскрепощения
человека. Неведение не есть нечто отрицательное, какое-то отсутствие,
какой-то ущерб, как и свобода есть не недостаток и отрицание, а утверждение
великой ценности. Невинность не хочет знания, она над знанием (опять напомню
плотиновское (((((<( ?(?( (?( (tm)(((("((()cci, как над знанием и воля Того,
кто сотворил по своему образу и подобию человека. И сам Киргегард является
тому лучшим свидетелем. "Страх есть обморок свободы, - говорит он нам. -
Психологически говоря, грехопадение происходит всегда в обморочном
состоянии"ccii. И тут же поясняет: "Ничто страха является комплексом
предчувствий, к которым индивидуум подходит все ближе и ближе, хотя они по
существу в страхе никаком значения не имеют, но это не такое Ничто, к
которому индивидуум не имеет никакого отношения, но Ничто, которое находится
в живом взаимоотношении с неведением невинности"cciii. Первый шаг знания:
Ничто, которому полагается быть Ничем и которое только Ничто, врывается в
душу человека и начинает там распоряжаться, точно оно и действительно было
бы там хозяином. Киргегард сам нам это засвидетельствовал: crede experto -
по-русски - спроси не старого, спроси бывалого. Его свидетельство имеет
такое важное значение, что я считаю нужным вновь целиком его воспроизвести,
так как, только пройдя через опыт Киргегарда и родственных ему душ, можно
хоть до некоторой степени освободиться от рокового соблазна, который влечет
нас к дереву познания, и серьезно задуматься над повествованием Книги Бытия.
"Если мы спросим: что является предметом страха, то ответ будет один: Ничто.
Ничто и страх сопутствуют друг другу. Но как только обнаруживается
действительная свобода духа, страх исчезает. Чем, при ближайшем
рассмотрении, является Ничто в страхе язычников? Оно называется роком... Рок
есть Ничто страха... Самый гениальный человек не в силах преодолеть идею
рока. Наоборот, гений повсюду открывает рок и тем глубже постигает его, чем
сам он более глубок... В этом именно и сказывается подлинная мощь гения, что
он открывает рок, но в этом и его бессилие. Для обыденного сознания это
покажется вздором - но на самом деле тут кроется величие, ибо с идеей
промысла никто не рождается..." "...Такое гениальное существование, несмотря
на его блеск, красоту и огромное историческое значение, - есть грех. Нужно
мужество, чтоб это понять, но это - так"108. Нужно мужество, несомненно, - и
большое, огромное мужество, чтоб это понять, чтоб такое решиться сказать
вслух. Ибо тогда придется признать, что в неведении дух бодрствует и что
знание наводит сон и оцепенение на человека. Библейское повествование нельзя
"исправлять": грехопадение было началом знания или - точнее выражаясь - грех
и знание только разные слова для обозначения одного и того же "предмета"!
Знающий человек, человек, не довольствующийся опытом, человек, "которого
опыт раздражает" и который "жадно стремится убедиться в том, что
существующее необходимо должно существовать так (как оно существует), а не
иначе", - открывает Рок, которого нет109. Для человека в состоянии неведения
Рока нет, и нет никаких способов подчинить его Року, пока он пребывает в
неведении. И тут проливается для нас новый свет на роль змея, который
представляется нам, "знающим" людям, так некстати пристегнутым к библейскому
рассказу. Отказ от "неведения невинности" - величайшая загадка. Зачем было
первому человеку знание, когда ему дана была власть нарекать имена всем
предметам? Зачем было менять ему божественное valde bonum, в котором не было
места злу, на мир, в котором есть и добро, и зло и в котором нужно уметь зло
от добра отличать? Мы убеждены, что умение различать между добром и злом
есть какая-то прибавка человеку, развитие, рост его духа. Даже Киргегард,
отдавая дань этому человеческому, слишком человеческому представлению о
добре и зле, постоянно перебегает от Сократа к Библии и от Библии к Сократу
и не может не признать, что первый человек до падения, т.е. до того, как он
вкусил от плодов с запретного дерева, был как бы еще не полным, не настоящим
человеком, и именно потому, что он не умел различать добро от зла. Можно
почти сказать, что сон духа, в котором пребывает, по Киргегарду, первый
человек, собственно и значит, что он не умеет еще различать добро и зло. Так
что выходит, что змей не обманывал человека, - падение вовсе и не было
падением, а было только необходимым моментом в диалектическом развитии духа,
как нам показал Гегель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92