Двое ребят, по пояс голые, сцепившись руками, раскорячив ноги и выпятив зады, прыгали возле крыльца, как связанные петухи. Третий умывался теплой водой из висячего, на веревке, рукомойника, - пар густо валил от его мокрой спины и шеи. Один из боровшихся вдруг залаял утробным собачьим брехом и сказал, распрямившись:
- Маша, я тебя не узнал, потому и облаял, - и озорно осклабился.
- Что иное и ждать от тебя, обормота. Я тебе масла принесла, пышек. А ты брехать?
- По нонешним временам это не еда. Подумаешь, пышки, еловые шишки, ломким баском отшучивался Федька. - Заходи к нам, мы тебя курятиной угостим.
- Откуда она у вас завелась? От сырости, что ли?
- Со стола классовой борьбы перепала, - важно изрек Федька.
- Чего-чего?
- У нас здесь обострение началось, - сказал Федька, приседая и выкидывая перед собой руки. - Рр-аз-два! Все в ряд! Шагай, отряд! - и зачастил, подпрыгивая, пружиня на носках.
Мария только головой покачала и поглядела с упреком на его приятелей.
- Перестань кривляться! - сказал от рукомойника одутловатый парень по прозвищу Сэр.
- Сэр, изложите вкратце! - крикнул Федька. - Ты на крыльце, как на трибуне. Твое слово олово. Поливай классовых врагов.
- Позавчера тут разнесли одно хозяйство, - сказал, обтираясь полотенцем, Сэр. - За неплатеж излишков.
- Злостный неплатеж. Злостный! - крикнул Федька, распрямляясь, и подошел к тетке: - Давай в общий котел! Мы живем коммунией. Что ты нам принесла? - говорил он, отбирая сумку у Марии и заглядывая в нее: - Так, масло, пышки, свинина. Конфискуем на нужды пролетариата. Айда к нам в коммунию!
- Коммунары чужих кур не воруют, - сказала Мария.
- Сэр, разве мы украли кур? Нам их дали, как награду.
- Врет он, - сказал третий паренек, чернявый, прямоволосый, как еж. Мы купили за рубль три штуки.
- За рубль три курицы? - удивилась Мария. - Это где ж такой базар находится?
- Не базар, а классовый аукцион, - говорил Федька, увлекая ее под руку в дом. - Пошли, а то заморозишь нас. Говорят тебе, разнесли одно хозяйство - экспро-приировали! Как раз напротив школы. За неплатеж. Распродавал сам Наум Ашихмин, уполномоченный из Рязани, да с ним Чубуков, заврайзо. А мы помогали. Вот нам и дали трех куриц за целковый.
- А ну-ка, пусти мою руку! - Мария высвободила руку и оттолкнула от себя Федора. - Пошел вон, экспроприятор сопатый!
- Ты чего? - опешил тот у порога.
- Ничего. Вытряхни все из сумки, и я уйду сейчас же. На, отнеси в избу. Я на крыльце подожду тебя.
- Вот номер! Я же не сам по себе. Мне поручили по линии комсомола. Бабосов и Герасимов поручили. А сегодня митинг будет, просили выступить меня.
- Что за митинг?
- Посвященный смычке со старшими. А после занятий - культпоход против неграмотности. Я думал - ты на митинг к нам пришла.
- У меня свой митинг... В Желудевку тороплюсь, - соврала Мария. Ступай освободи сумку!
- Дак пошли, позавтракаем! Чай, не чужие.
- Нет, не могу. Я в самом деле тороплюсь. И хозяев нечего беспокоить, и друзей твоих смущать. Вон они все еще голыми на крыльце толкутся и в самом деле простудятся, - говорила она миролюбиво.
Через минуту Федор вынес ей опустевшую сумку, и Мария пошла в Желудевский конец села. Но возле школы ее окликнул Бабосов:
- Батюшки-светы! Да никак Маша? Сколько лет, сколько зим? - подошел, в сером мохнатом пальто, в необъятной кепке, галантно в щечку чмокнул. Нашего полку прибыло, значит.
- С каких это пор ты записал меня в однополчане? - Мария насмешливо сощурилась.
- Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Не вы ко мне, мадемуазель, а я к вам пошел. Я! Поскольку время такое - грешно стоять в стороне.
- Какое же это время?
- Все-ем известно своей остро-отой, - пропел он, дурачясь. Потом стал декламировать: - Время требует обеспечить здоровую товарищескую смычку партийцев с беспартийной массой. Вот я и полагаю, что вместе с вами проведу сегодня одно мероприятие. На митинг пожаловала?
- Нет, Коля, ошибся ты. Не будет у нас с тобой смычки. У меня своя задача. Так что не с вами я.
- Мне жаль тебя. Ты слыхала? У нас здесь орудует Наум Ашихмин. Неужели и эта личность тебя не остановит? Кстати, а вот и он!
На резное крыльцо пятистенного красного дома вышел с непокрытой головой черноволосый худой человечек в защитном френче с накладными карманами и махнул рукой:
- Бабосов, ты мне нужен!
И скрылся в дверях, ни минуты не сомневаясь, что нужный ему Бабосов придет незамедлительно.
Бабосов кивнул в его сторону:
- Видал, как диктует? Вот у кого вам следует поучиться. Неделю здесь прожил - и все излишки сами принесли. Один заупрямился - и с домом распрощался. Мы в этом доме избу-читальню открываем. Зайдем! Посмотришь. Доложишь, какой очаг передовой культуры создаем.
- Поглядим, - сказала Мария, сворачивая к дому. - Куда семью выселили?
- В чистое поле... Вроде бы они в кладовой поселились в соседнем селе.
- Большая семья?
- Четверо детей, старики, самих двое.
- Сколько пудов наложили на них?
- Двести.
- Многовато на восемь едоков. Земля здесь песчаная да глинистая.
- Хлеба нет - пусть деньги платят.
- Это ж тыщу рублей надо? А где их взять?
- У него шерстобитка, топчажная машина. Продать надо было.
- Кто их теперь купит?
- Так надо раньше было думать. А то нахапал Авдей дюжину лаптей - и без порток остался.
Этот беззаботно-насмешливый тон Бабосова выводил Марию из себя; она поднялась на крыльцо и, наваливаясь плечом на дверь, сказала:
- Без порток остался не только Авдей, но и старики, и дети его. А в чем они виноваты? Над кем ты смеешься?
Бабосов в два прыжка заскочил на крыльцо и с побелевшими губами зло процедил:
- А ну-ка, прикрой дверь!.. Это ты не меня спрашивай, а его спроси! Того самого сверчка в защитном френче, устроителя всеобщего рая. И себя самое спроси, друзей своих - вы уж давно ползаете, как тараканы, по избам. А меня не трогай. Я отца с матерью потерял в петроградский голод. А эти Авдей посмеивались над нами. В двадцатом году еле дотащился до деревни. Вошел к одному Авдею, показываю отцовский мундир, говорю, хлеба дайте или картошки. А он с печки мне: "Мундиры теперь не носят. Вот зерькало я бы взял". У-у, мерзавцы! Казаков били, офицеров стреляли... Диктатуру помогали установить? Вот и расхлебывайте эту самую диктатуру...
- Понятно, кто ваша тетя, - сказала Мария, кивая головой. - Думаю, что радость преждевременна. Рано вы запели.
- Я-то еще попою... А вот ваша песенка, Мария Васильевна, уже спета.
- Слепой сказал - посмотрим, - она толкнула плечом дверь и вошла в сени.
- Бабосов, где ж вы там провалились, черт вас возьми! - кричал из дому Ашихмин.
Обгоняя ее в сенях, Бабосов рванул дверь и первым вошел в избу.
- Я тут объяснял ситуацию представителю райкома комсомола. Говорю, конфискация имущества и продажа его с торгов явилась прекрасной наглядной агитацией для всего села.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221