ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Увидев сраженного наповал своего заводилу, ребятня с тем же гиком и уханьем бросилась врассыпную, оставляя на снегу трех подбитых товарищей.
- А ну-ка, давай их в сани! - кричал Биняк. - В милицию их, стервецов, свезти! Пусть отцов вызовут. Это ж кулацкая вылазка на классовую вражду!
У него красовался под глазом здоровенный синяк и губы кровоточили. Максим Селькин сидел все так же на санях с оторванным рукавом тулупа и виновато улыбался:
- Имушшество колхозное попортили, вот пострелята... Как теперь с этим делом поступать будем?
- В милицию! - кричал Биняк. - Протокол составим. И штраф в пятикратном размере... А то родителям твердое задание... Подчистую штобы.
Иван Евсеевич осмотрел валявшихся ребят. Притворились подшибленными... Глаза украдкой поблескивали. Ясно, что боятся, кабы не забрали их...
- Поехали! - скомандовал Бородин.
- Куда? - переспросил Биняк.
- За кудыкины горы! Ты забыл, куда мы едем?
- Дак теперь важнее классовый карахтер проявить. Насчет политической линии. Надо в милицию заворачивать.
- Я те заверну кнутом по шее. Поехали! - Иван Евсеевич тронул вожжами лошадь и поехал первым.
Не успели они толком отъехать от места стычки, как лежачие поднялись и стали ругаться:
- Свиньи куцехвостые! Свиньи! Вот погодите, мы вас на обратном пути встренем... Еще посмотрим, чья возьмет.
Пока дрова пилили, да укладывали, да возы утягивали - стало смеркаться. И Биняк, и Селькин забастовали:
- Обратно через Гордеево не поедем. Нам головы посшибают в потемках-то. Поехали в объезд через Климуши, на Черного Барина.
Иван Евсеевич давно уж собирался съездить на хутор, поглядеть, как там хозяйствуют Котелок и Сообразило. И он согласился.
Почти всю дорогу, и полем до Климуши, и лесом до самого Черного Барина, Иван Евсеевич шел обочь саней, тулуп кинув на воз. И уже на подъезде к хутору его стало поташнивать, и голова кружилась, и вроде бы ознобом пробирало. Он завернулся в тулуп и сел на воз. Так, сидя на возу, и подъехал к околице Черного Барина.
Откуда-то из темноты ошалело заорал Сообразило:
- Стой! Кто идет?
- Свои, - ответил Бородин.
И в этот момент блеснуло прямо перед лошадиной мордой острым змеиным языком короткое пламя, и оглушительно грохнул выстрел. Лошадь пронзительно заржала, взвилась на дыбки и бросилась в сторону. Не успел Иван Евсеевич толком сообразить, что к чему, как почуял, что валится вместе с возом наземь. Только дернулся было в сторону, но тулуп за что-то зацепился. Его потянуло, подмяло под воз, и мгновенная, как вспышка выстрела, жгучая боль пронзила правую ногу и разлилась по всему телу.
- Стой, окаянная! Стой, дьявол! - орал Биняк, ловя лошадь Ивана Евсеевича.
Лошадь быстро поймали, успокоили. Воз поставили на место. И тут Иван Евсеевич с удивлением заметил, что валенок его правой ноги как-то навыверт торчит в сторону. Его подняли под руки. Стиснув зубы от боли, он материл почем зря оторопевшего с ружьем в руках Сообразилу:
- Ты что, баламут недоделанный, спектаклю решил устроить? Или покушению задумал? Говори!
- Обознался я, Иван Евсеевич.
- Врешь, кобель подзаборный! Ты что, голоса моего не узнал? Иль не видел, что лошадь спереди обстрижена, как баба паскудная?
- Темно ведь...
- А вот отдадим тебя под суд, там тебе посветлеет...
Внесли Ивана Евсеевича в дом - и там все сразу прояснилось. Посреди избы на раскаленной чугунке стоял обливной бак, от него в открытый таз с холодной водой отходил медный змеевик, с конца которого, из краника, капала самогонка в подставленную бутыль. Рядом стояла целая кадка медовухи.
Иван Маринин, по прозвищу Котелок, щуплый мужичонка с печальным морщинистым личиком, сидел на кровати, свесив короткие ноги, и с испугом глядел на вошедших.
- А ну-ка, брысь с кровати! - цыкнул на него Биняк.
Тот спрыгнул с кровати и сел на скамью у стенки. Ивана Евсеевича положили на кровать, осторожно подправили отогнутый валенок. Кривясь от боли, он приказал:
- Подушки мне под спину! Так... - И, глядя на самогонный аппарат, спросил: - Чья работа?
- Николай Жадов и Вася Соса старались, - ответил с готовностью Котелок.
- Так... Понятно. Василь Осьпов, - сказал он Чухонину, - отпрягай лошадь, садись верхом и дуй в милицию. Пусть Жадова заберут. Кража меда его работа.
- Холодно верхом-то, - сказал Биняк. - Я лучше в санях.
- Где ты их возьмешь?
- Счас, воз развалю... И вся недолга.
- Пока ты воз будешь разваливать - он уйдет.
- Ночью все равно не поймают, - говорил свое Биняк. - Да и в милиции никто сейчас и не почешется, ночью-то.
- Езжай, говорят, в милицию! Понял?
- Я сей минут, - сорвался Биняк и скрылся за дверью.
- Значит, Жадов тебя поставил на часах возле околицы? - спросил Сообразилу Иван Евсеевич.
- Он. Наказал стрелять, кто бы ни появился.
- Ах ты, матаня саратовская! Вас зачем сюда поставили? Добро колхозное на самогонку перегонять?
- Это не мы... - ответил Сообразило. - Они нам приказали...
- А у тебя что на плечах, башка или кочан капусты? Ты думаешь, тебе все с рук сойдет, поскольку колхозник? Нет, мать перемать, мы тебя под суд отдадим за одну компанию с этими живоглотами. Пойдешь, куда Макар телят не гонял. Понял?
- Понял, понял, чем мужик бабу донял, - бубнил свое Сообразило. Говорю тебе, не по своей воле я. Они меня силком принудили. Ты эта... Давай перекуси чего-нибудь. Поди, весь день не емши и назяблись. Нога вон тоже... Ишь, как вывернуло...
Сообразило начал ставить самовар, а Иван Евсеевич вдруг откинулся на подушки и не то заснул, не то впал в забытье.
Приехали за ним уже под утро на больничной лошади. Фельдшер Семен Терентьевич как глянул, так и валенок сымать не стал - перелом голени. Потом приехала милиция, Кулек и Сима, вдвоем. Рассказали, что ходили с обыском на дом к Сосе и Жадову. У Жадова в подполе оказался тайник. Там нашли пять кадок сотового меда, перемешанного с пчелами, а еще нашли много всякого добра.
Самого Жадова и след простыл. С той поры его никто и никогда не видел в Тиханове.
Сообразилу и Сосу судили, дали им по году принудиловки. А Ивана Евсеевича Бородина положили в тихановскую больницу на долгие месяцы...
Одна кампания - по раскулачиванию - пошла под уклон, вторая же - по коллективизации - набирала силу и страсть. Летели одна за другой вперехлест телефонограммы, требуя сводок и отчетов, стучали телеграфные аппараты, выбивая срочные директивы и постановления, бушевали на страницах окружных, областных и центральных газет призывы и лозунги.
"Героев черепашьих темпов коллективизации - под бич пролетарской самокритики". "Дни и часы сосчитаны: не позднее 20 февраля полностью засыпать семенные фонды!" "Корову и лошадь - под крышу колхоза..." "Борьбу с убоем скота не прекратишь одними административными методами. С этим злом надо бороться только массовым обобществлением скота и массовой контрактацией".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221