ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


- Ты не должен! У-у!.. Он еще смеется. А кто говорил на собрании, что подпишемся на заем при расчете с артелью? Я, что ли?
- Там много было говорунов, - ответил Прокоп. - Я их всех не упомнил.
- Так все они подписались. Все! А ты один увильнул.
- Я больше всех пострадал.
- Ты пострадал? Ври, да знай меру...
- Погоди, Павел Митрофанович, - осадил опять Кречева Андрей Иванович и к Алдонину: - Брось придуриваться, Прокоп. Ведь за тобой как за малым ребенком ходят, а у тебя все новые байки. Надоело же, пойми.
- Какие байки? Я мотор для артельной глиномялки покупал, а теперь он у меня на дворе валяется. Кто мне за него заплатит? - брал на горло и Прокоп.
- Черт-те что... Ну при чем тут мотор? - сказал Кречев.
- При том. Заем-то у вас какой? Индустриальный? Возьмите у меня мотор. Отдам по дешевке. Вот вам и будет заем от меня, индустриальный. - Прокоп глядел сердито и нахохленно, и не поймешь, то ли смеется, то ли всерьез предлагал свой мотор.
- Он мне зачем, твой мотор? Баб на собрании глушить? - спросил Кречев.
- И мне он не нужен. А я за него заплатил чистые денежки из своего кармана. Вот вам и заем.
- Слушай, не фокусничай... Добром говорю, - тоскливо сказал Кречев.
- Я фокусами не занимаюсь. Это вон Серган может вам кое-что показать.
- А это мы всегда пожалуйста! - Серган, все еще голый по пояс, вскочил от стены и с готовностью подошел к начальству. - Чего желаете? К примеру, кирпич попробовать на голове Сергана, а?
- Какой кирпич? - спросил отрешенно Кречев.
- А вот хоть этот, - Серган нагнулся, поднял здоровенный кирпич, валявшийся под деревянными водилами. - Кладем его на голову... Вот таким манером, и молотом аккуратно... Грох.
- Ты чего, пьяный, что ли?
Серган осклабился, морда чисто продувная - круглая, шириной в таз, блестит от копоти и пота, как сапог:
- Был пьяный, но только вчерась... А седни я с похмелья... Да вы не беспокойтесь, много не возьму, по полтиннику с рыла, - и, не давши опомниться, позвал младшего Бородина: - Ваня, рубаху и молот... Живо!
Иван одним духом приволок кувалду и валявшуюся под стеной Серганову черную рубаху. Серган покрыл рубахой голову, положил кирпич на затылок и нагнулся:
- Бей!
Иван ахнул изо всей силы кувалдой по кирпичу. Серган только отряхнулся от пыли, поднял две половины от разбитого кирпича, развел руками:
- Алямс! Ваша не пляшет. - Потом кинул кирпичные осколки, стянул кепку с Ивана и подошел к Кречеву: - Прошу оказать поддержку чистому пролетарию.
- Ну и циркач, - усмехнулся Кречев. - А ты не пробовал головой сваи забивать вместо бабы?
- Могу, но только чужой. Как насчет платы за представление?
Кречев покопался в кармане, достал целковый.
- На, заработал.
- Премного благодарен! Следующий, - подсунул кепку Андрею Ивановичу.
Тот кинул несколько серебряных монет.
А Прокоп сказал:
- Бог подаст.
Серган покачал головой и скорбно произнес:
- Вот что значит несознательный элемент.
- Ладно, отойди, - сказал Сергану Лепило.
- Ну дык как насчет подписки, Прокоп Иванович? - спросил Бородин, после того как Серган удалился.
- А никак, - твердо ответил тот.
Кречев только зубами скрипнул.
- Мотри, мужик, с огнем играешь, - сказал Андрей Иванович. - Придется тебя на сходе обсуждать.
- А вы меня не пугайте. Подписка добровольная. Мы тоже законы знаем.
- Ну, твое дело - твой ответ.
Сход собирался вечером в верхнем зале общественного трактира. Любители погутарить сходились пораньше; не успели еще толком стадо прогнать по селу, как они лениво побрели, волоча ноги, точно притомленные кони на водопой. Толпились у входных дверей, курили, сплевывая на сухую, уплотненную до бетонного блеска базарными толкучками землю. Тут же ребята играли в выбитного, поставив на длинной черте крохотную кучку медяков, кидали тяжелые, надраенные до кирпичной красноты старинные гроши.
- Эй, Буржуй! Не заступай черту...
- А ты его грошем по сопатке.
- Но-но... Учи свою мать щи варить.
- Дак это я по теории мирового пролетариата...
- С буржуями обхождение известное.
- Заткнись, Кабан! А ежели тебя по сурну хряпнуть?
- А меня за что? Я ж не играю.
- Вот и стой да посапывай.
Ближе к дверям разговор иной:
- На Брюхатовом поле инда бель выступила.
- Следствия известная - сухменность.
- Навоз не успеешь растрясти, в момент прожаривает. Ветром, как щепу, гонит.
- Я его в кучах оставлю.
- Иван Корнев, говорят, вы с Тыраном плитняк подрядились возить?
- С Петряевой горы... Четвертак за воз.
- А в гору подыматься мысленно? Ась?
- Рожь возить выгодней... Намедни в Мелянки обозом ездили... По наему товарищества.
- Это с Колтуном, что ли?
- Ну... В Щербатовке остановились на постоялом дворе. Скинулись выпить. Вот тебе, сели за стол и сцепились. Дядя Вася Тарантас и говорит: "У меня сыны, мил моя барыня, офицерами вернулись. Один с именной саблей, а вы, мол, и в армии не служили". - "Как не служили? Ах ты, Тарантас, кривые ноги!" - "Расшибу!" Колтун как ахнул кулаком по столу, так чайник с самовара подпрыгнул и упал. Все и разбежались. А при расчете мириться стали. Колтун пыхтел, пыхтел, вынул из кошелки мешок с салом и говорит: "Ешьте, ребята, свинину..." Мы так и покатились.
- А я двенадцать целковых привез деду из той поездки. Он говорит: "Эх, теперь мы и сошники оттянем, и колеса купим, и дегтю". А я ему: "Деда, купи мне новую косу".
- Дождя не выпадет, и косить нечего.
- А в Веретье, говорят, был дождь, и в Степанове... Только нас обходит.
- Место у нас такое - притяжения нет.
- Яблок ноне много... Вот удержать бы их.
- Ветер сшибет.
- Ну не скажи... Ежели стихии не будет - устоит яблок.
- Э-э, как она... как ее, причина понятная.
- Дядь Андрей, как думаешь - дождь будет?
- Э-э, как она... как ее, наверно, будет, наверно, нет.
- Гы-гы-гык!
А народ все подходит, наваливает, прижимает передних к двери, подталкивает.
- Что у тебя за мослы? Как оглоблей пыряешь.
- Всю мякоть бабе отдал...
- Ты не гляди, что он кость. Но обширность большую имеет.
- Тесна рубаха-то?
- Да, щадна, щадна.
Кто-то из ребят, играющих в выбитного, заголосил петухом.
- Ребята, Кукурай плывет!
Через площадь к трактиру шел церковный звонарь Андрей Кукурай, шел как всегда неуклюже, кидая с носка на пятку негнущиеся ноги, точно пихтелями в ступе толок.
Он был подслеповат, глух, и оттого ребятишки вечно вились вокруг него стаей, как стрижи возле немощного коршуна, и донимали озорными выходками.
Вот и теперь, завидя его, они закружились, завьюнили, приговаривая:
Кукурай, Кукурай.
Скинь портки и загорай...
- Вота скаженные... Нету на вас угомона, прости господи... - ворчал себе под нос Кукурай и топал к трактиру.
Худой и верткий подросток, по прозвищу Колепа, с засиненной от пороховой вспышки рожей, бросив свой грош у черты, на четвереньках поскакал на Кукурая и хрипло затявкал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221