ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Его спрашивали:
- Отчего в жару валенки надеваешь, Петька?
Он отвечал:
- Валенки летом дешевле, оттого и ношу их летом.
А называл себя Кольцовым потому, что любил декламировать его стихи:
Что, дремучий лес,
Призадумался?
Думой темною
Запечалился...
- Петька, лучше спой.
- Это можно.
Тыран оборачивался к реке, расставлял ноги пошире, точно в лодке плыл, и, закидывая свою кудлатую голову, безвольно опустив руки, самозабвенно, прикрыв глаза, широко и свободно затягивал песню, знакомую всем до малого словца, до последнего вздоха:
На кленовой скамье-е, перед бледной луной,
А мы праздной порою сидели;
Солове-е-ей распевал над ея голо-во-о-о-о-ой,
Липы нежно листвою шуме-е-е-ли.
Пока мужики готовили пирушку, ребята носились возле шалашей, затевая одну проделку за другой. На отшибе подальше от реки стоял кое-как сляпанный шалаш Кузьмы Назаркина, бывшего волостного урядника, к старости сильно погрузневшего, бестолкового и неповоротливого мужика. Он сидел у своего костра и ел кашу. Чувал подполз по высокой траве и крякнул ему в спину, точно как дергач.
- Ну, черт горластый! - проворчал Кузьма. - Чего тебе надо? Пошел вон! - и бросил в траву головешку из костра.
Чувал переполз на другое место и, только Кузьма взял ложку, крякнул ему в спину еще звонче. Кузьма опять оставил кашу, вытянул головешку из костра и запустил ее в траву, взял котелок с кашей, перешел на другое место. Но только принялся за кашу, как снова за его спиной раздалось навязчивое: "Кррр-я-як".
- Кузьма Иванович! - кричали с берега мужики. - Дай каши дергачу! Не жадничай...
- Птица тожеть есть хочет.
- У нас ноне равноправия...
- Не жадничай... Это тебе не при старом режиме... Гы, гы.
Кузьма бросил наземь котелок и, переваливаясь, как старый гусь, пошлепал в шалаш.
Меж тем Федька Маклак облюбовал Кукурая; тот собирался ехать в Тиханово и запрягал в телегу такого же подслеповатого, как сам Кукурай, серого мерина. Телега от Кукураева шалаша стояла далеко, и пока Кукурай сходил в шалаш за хомутом, Маклак обернул мерина в оглоблях, поставив его мордой к телеге, задом на выход из оглоблей. Кукурай, смутно видя мерина, занес хомут над ним и опустил его прямо на круп.
Мерин выдул животом воздух, а Кукурай бодро прикрикнул на него:
- Но-о! Рассапелся!.. Проснись, ненагляднай!
Мужики, сидевшие у костра, так грохнули, что даже мерин поднял голову, а Кукурай выпустил хомут из рук.
- Андрей! - кричали ему. - Поищи у него под хвостом голову-то.
- Он ее промеж ног спрятал.
- Атаманы, грабители! Что я вам сделал? - чуть не плача спрашивал Кукурай.
- А мы что тебе сделали? Телегу увезли?!
- Ты ж сам на задницу хомут надевал...
- Звонарь бестолковый, звонарь и есть.
Когда поспела рыба, ее вытащили на деревянные тарелки, нарезали большими кусками и посолили крупной солью. Уху черпали кружками, водку запивали ухой, потом уж заедали рыбой. Без малого сорок мужиков чинно расселись в кружок и в напряженном молчании ожидали свою порцию водки; каждый пришел либо с кружкой, либо с ковшом, но наливали всем одну и ту же мерку.
Якуша держал очередную четверть за бока, как гусыню, и, наклоняя, лил в свою алюминиевую кружечку, размером с чайный стакан.
Пили не чокаясь, - вольют ему порцию, он глянет на нее, жадно потянет ноздрями воздух и, нахмурившись, словно недовольный, решительно опрокинет в рот. "Эх, кабы вторую вослед пропустить!" - "А что, соседу не надо? Он у тебя рыжий, что ли?"
Собрались на круг всем шестаком, только Кузя Назаркин не пришел обиделся за дерчага, да Тарантас надулся, что его улишки в общий котел пошли: "Вам только волю дай - не токмо что улишки, загоны пропьете".
- Мужики, чего ж мы под сурдинку пьем? - спросил Якуша Ротастенький. Хоть бы гармошку-то растянули.
- А где Буржуй?
- С ребятами.
- Обиделись они: рыбу, говорят, гоняли, а выпить не дают.
- Рано ишшо. Пусть сопли научатся подтирать.
- Буржую-то можно. Все ж таки - гармонист.
- Бурж-у-у-уй!
Он выкатился откуда-то из травы, по-собачьи отряхнулся, встал - голова большая, ноги короткие - с готовностью таращит глаза, руки по швам:
- Чего надо?
- Выпить хочешь?
Только головой мотнул. Подали кружку - осушил единым духом.
- Ого, этот без приманки берет.
- Шелешпер.
- А закусить хочешь?
- Мы уже рыбки поели, - сказал Буржуй.
- Молодец! Впрок закусывает.
- Ты чего в траве лежал?
- За Тарантасом смотрел.
- Зачем?
- Так.
- Где же он, Тарантас?
- На реку пошел, котел моет.
- Эй, мужики! Хватит ему экзамены устраивать. Неси гармонь, играть будешь.
- Я ее дома оставил.
- Как оставил?
- Дак девок нет пока. Вот приедут гребсти - тогда и гармонь привезу.
- Ах ты, забубенный! Зачем же водку пил?
- Впрок. Потом отыграю, - Буржуй ухмыльнулся и дал стрекача.
- Чухонин, сыграй на своей нижней губной барыню, а мы спляшем, - сказал Бандей.
- Дай воздуху набрать. - Биняк напыжился до красноты, встал на карачки и вдруг отчетливо заиграл на своем нижнем инструменте барыню:
Тра-та-та-ти
тра-та-та,
Та-ра-ра-ра
ти-ри-ри...
А Селютан с Бандеем тотчас сорвались в пляс, - пошли вприсядку вокруг котла с ухой, присвистывая и приговаривая:
Между ног - чугунок,
Сзади - сковородка...
Ой, вали, вали, вали!
Закусали кумары,
Кумары да мушки,
Не боюсь Ванюшки...
- Тяни, Осьпов! Тяни! Крой дальше!!
- Дальше она у меня слов не знает, - сказал Биняк.
- Биняк, а сорок раз подряд дернуть можешь?
- Могу.
- В любое время дня и ночи?
- Могу.
- Если разбудить... И сразу чтобы сорок раз подряд?
- Могу.
- Спорим на стан колес!
- Ого-го! Дай разбить руки!
К Андрею Ивановичу подошел Тарантас с косой в руках и взял его за плечо:
- Отойдем в сторонку!
- В чем дело? - спросил Бородин.
- Ты погляди, что твой щенок сделал! - тыкал он пальцем в косу. - Он мне всю жалу заворотил.
- Чем?
- Пятаком медным по косе поводил. Вот что наделал твой атаман. Мне за такую косу свинью давали. А он, стервец, пятаком по жалу. Это как расценить?
- Погоди, я сейчас... - Андрей Иванович бросился к своему шалашу.
Но Федьки там не было.
Андрей Иванович побежал к затону. Кто-то свистнул от реки, и трое ребят: Буржуй, Федька и Чувал - вылезли на берег.
- А ну, подойди сюда! - крикнул Андрей Иванович Федьке.
Тот увидел стоящего в отдалении Тарантаса с косой, мигом смекнул, в чем дело, и легким поскоком побежал к затону.
- Стой, сукин сын! Догоню - запорю! - заревел Бородин и бросился за сыном.
Федька, знавший весь затон вдоль и поперек, добежал до брода и, разбрызгивая воду, кинулся на ту сторону. Легко, по-козлиному выскочил на песчаную гору и побежал к реке. Когда Андрей Иванович, увязая в песке лаптями, с трудом перевалил через гору, Федька снимал уже портки на речном берегу. Лапти с оборами валялись на песке. Завидев отца, Федька скатал штаны с рубахой и, огребаясь одной рукой, в другой держа над головой этот узелок, поплыл через реку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221