Недоста-
точно и его причудливого своеобразия, привлекающего некото-
рых ученых, неравнодушных к новизне. Необходимо также, пусть
эпизодически или безобидно, чтобы он распространялся, настоль-
ко быстро и повсеместно, не давал бы людям спать, становясь
проблемой, которую нужно решать безотлагательно. Кто зани-
мался товарно-денежным обменом до того, как рынки заполони-
ли мир? Кто интересовался истерией до того, как душевноболь-
ных стали изолировать, а душевные болезни в полной мере зая-
вили о себе? Никто или почти никто. Так и внушение или влия-
ние властны превращать личностей в массы, но они извлекаются
из глубины здравого смысла и заявляют о себе, они становятся
центральной темой психологии толпы, лишь когда они ширятся и
приобретают определенный размах. Их обнаруживает почти по-
всюду каждый, наблюдая, какие метаморфозы испытывают люди,
окунувшиеся в массу, бурлящую на улицах, в конторах, на заво-
дах, политических митингах и т.д. Да, к концу прошлого века
внушение превратилось в явление повсеместное благодаря чере-
де кризисов, основательно потрясших общество. И вот симптомы.
Прежде всего, это крах под упорным натиском капитала и
революций старого докапиталистического режима. Дал трещины
и начал разваливаться устойчивый мир семьи, соседских отноше-
ний, сел. В своем падении он увлек за собой традиционные рели-
гиозные и политические устои, а так же духовные ценности. Выр-
ванные из родных мест, из своей почвы люди, собранные в неста-
бильные городские конгломераты, становились массой. С перехо-
дом от традиции к модернизму на рынок выбрасывается множе-
ство анонимных индивидов, социальных атомов, лишенных связей
между собой. Этот сдвиг немецкий социолог Tonnies описал с
помощью замечательной метафоры перехода от теплого - есте-
ственного и непосредственного, основанного на кровных узах
сообщества соседей, от родственности убеждений - к холодному,
искусственному конгломерату и принуждению, базирующемуся
на согласии интересов, на выгодах, которые одни могут получить
через других, и на логике науки. Эта метафора имела большой
резонанс, поскольку она иллюстрирует один из важных аспектов
перелома, возникшего при переходе от вчерашнего общества к
сегодняшнему.
Быстрая механизация промышленности, символизирующаяся
паровой машиной, и концентрация мужчин, женщин и детей, пре-
вращенных заводом в массу, отданных в повиновение машине,
эксплуатируемых предпринимателями, превращают города в поля
сражений: новые бедные противостоят здесь новым богатым.
Эти последствия во всех странах выражаются в резком и мощ-
ном подъеме рабочего класса. Он вооружается новыми средства-
ми борьбы, например забастовка, и оснащается новыми, еще неви-
данными формами организации: профсоюзами и партиями, кото-
рые направляют этот человеческий поток, обеспечивают его кад-
рами и меняют расстановку сил в политической игре. В то время
<чернь> выходит на улицу не для того, чтобы чествовать какого-
нибудь святого заступника, участвовать в карнавале или устраивать
жакерию: она борется со своими хозяевами, освистывает патро-
нов, которые не занимаются их проблемами, и требует положен-
ного. Английский историк Hobsbawn отмечает перманентный ха-
рактер требований:
<Чернь выступала не только в знак протеста, но с совершенно опре-
деленной целью. Она предполагала, что власти будут восприимчивыми
к ее волнениям и немедленно пойдут на какие-либо уступки: толпа
манифестантов представляла собой не только какое-то скопление муж-
чин и женщин, движимых целью ad hoc, но постоянную сущность, хотя
и редко стабильно организованную>.
Этот текст четко выявляет существование толпы или черни,
место ее скопления - улицу и ее действия протеста. Он особенно
подчеркивает их угрожающий характер, способный одним своим
присутствием заставить власти пойти на уступки.
Рабочий класс все более и более загорается идеалами гряду-
щей революции, генеральную репетицию которой инсценируют его
руководители. Быть может, социализм и был новой идеей, отпоч-
ковавшейся от бессмертного мифа о справедливости. Но он од-
нако будил у многих память о терроре и разрушении. А особенно
во Франции, где со времен Великой революции и контрреволю-
ции следовали одна за другой и никто не мог предвидеть конца.
Разве не заявлял Огюст Конт, что главная проблема социальной
реформы - это проблема консенсуса, обретенного нравственного
единства? Судя по ходу вещей, это не консенсус h единство, а
баррикады, кровопролитные уличные бои с равномерными про-
межутками времени. Они предвосхищают будущие времена и яв-
ляются осязаемыми признаками втягивания новых человеческих
масс в орбиту истории.
Наконец, и это еще одна черта эпохи, в скученности больших
городов выковывается новый человек. <Кишащий город, город,
полный грез> для поэта; город, полный разочарований для рабо-
чего человека. На его необъятном рынке рождается массовая
культура и массовые формы потребления. Один за другим на
подмостках общества появляются коллективный служащий, кол-
лективный интеллектуал, коллективный потребитель: стандарти-
зированными становятся мысли и чувства. Все эти <циклотро-
ны> , эти социальные ускорители низводят индивидов до уровня
все уменьшающихся частиц. Они обрекают их на существование
анонимное и эфемерное. Гигантский штамповочный станок уже
выполняет свою роль фабрики коммуникаций: он отливает умы в
единообразные, стандартные формы и обеспечивает каждой чело-
веческой единице соответствие заданной модели. Эта эволюция
не противоречит Грамши, который отмечал
<тенденцию к конформизму в современном обществе более обшир-
ную и глубокую, чем раньше; стандартизация образа мысли и действия,
достигает национального или даже континентального размаха>.
Тем самым возвещается появление нового человеческого типа
человека-массы, полностью зависимого от других, обработанного
этим исключительного размаха конформистским течением. Он
подвергается по сути дела двум типам конформизма: один спус-
кается сверху - от меньшинства, а второй снизу - от большинства.
Между обоими идет постоянная борьба:
<Сегодня, речь идет о сражении между <двумя конформизмами>, а
именно, о сражении за гегемонию, о кризисе гражданского общества>.
Если довести идею Грамши до логического конца, мы придем
к выводу, что в эпоху человека-массы цель конфликтов, терзаю-
щих общество, не составляет исключительно и преимущественно
власть, которую берут или теряют соответственно расстановке
сил. Эта цель - влияние, поскольку оно приобретается или утра-
чивается согласно тому, какой из двух типов конформизма во-
зобладает над другими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
точно и его причудливого своеобразия, привлекающего некото-
рых ученых, неравнодушных к новизне. Необходимо также, пусть
эпизодически или безобидно, чтобы он распространялся, настоль-
ко быстро и повсеместно, не давал бы людям спать, становясь
проблемой, которую нужно решать безотлагательно. Кто зани-
мался товарно-денежным обменом до того, как рынки заполони-
ли мир? Кто интересовался истерией до того, как душевноболь-
ных стали изолировать, а душевные болезни в полной мере зая-
вили о себе? Никто или почти никто. Так и внушение или влия-
ние властны превращать личностей в массы, но они извлекаются
из глубины здравого смысла и заявляют о себе, они становятся
центральной темой психологии толпы, лишь когда они ширятся и
приобретают определенный размах. Их обнаруживает почти по-
всюду каждый, наблюдая, какие метаморфозы испытывают люди,
окунувшиеся в массу, бурлящую на улицах, в конторах, на заво-
дах, политических митингах и т.д. Да, к концу прошлого века
внушение превратилось в явление повсеместное благодаря чере-
де кризисов, основательно потрясших общество. И вот симптомы.
Прежде всего, это крах под упорным натиском капитала и
революций старого докапиталистического режима. Дал трещины
и начал разваливаться устойчивый мир семьи, соседских отноше-
ний, сел. В своем падении он увлек за собой традиционные рели-
гиозные и политические устои, а так же духовные ценности. Выр-
ванные из родных мест, из своей почвы люди, собранные в неста-
бильные городские конгломераты, становились массой. С перехо-
дом от традиции к модернизму на рынок выбрасывается множе-
ство анонимных индивидов, социальных атомов, лишенных связей
между собой. Этот сдвиг немецкий социолог Tonnies описал с
помощью замечательной метафоры перехода от теплого - есте-
ственного и непосредственного, основанного на кровных узах
сообщества соседей, от родственности убеждений - к холодному,
искусственному конгломерату и принуждению, базирующемуся
на согласии интересов, на выгодах, которые одни могут получить
через других, и на логике науки. Эта метафора имела большой
резонанс, поскольку она иллюстрирует один из важных аспектов
перелома, возникшего при переходе от вчерашнего общества к
сегодняшнему.
Быстрая механизация промышленности, символизирующаяся
паровой машиной, и концентрация мужчин, женщин и детей, пре-
вращенных заводом в массу, отданных в повиновение машине,
эксплуатируемых предпринимателями, превращают города в поля
сражений: новые бедные противостоят здесь новым богатым.
Эти последствия во всех странах выражаются в резком и мощ-
ном подъеме рабочего класса. Он вооружается новыми средства-
ми борьбы, например забастовка, и оснащается новыми, еще неви-
данными формами организации: профсоюзами и партиями, кото-
рые направляют этот человеческий поток, обеспечивают его кад-
рами и меняют расстановку сил в политической игре. В то время
<чернь> выходит на улицу не для того, чтобы чествовать какого-
нибудь святого заступника, участвовать в карнавале или устраивать
жакерию: она борется со своими хозяевами, освистывает патро-
нов, которые не занимаются их проблемами, и требует положен-
ного. Английский историк Hobsbawn отмечает перманентный ха-
рактер требований:
<Чернь выступала не только в знак протеста, но с совершенно опре-
деленной целью. Она предполагала, что власти будут восприимчивыми
к ее волнениям и немедленно пойдут на какие-либо уступки: толпа
манифестантов представляла собой не только какое-то скопление муж-
чин и женщин, движимых целью ad hoc, но постоянную сущность, хотя
и редко стабильно организованную>.
Этот текст четко выявляет существование толпы или черни,
место ее скопления - улицу и ее действия протеста. Он особенно
подчеркивает их угрожающий характер, способный одним своим
присутствием заставить власти пойти на уступки.
Рабочий класс все более и более загорается идеалами гряду-
щей революции, генеральную репетицию которой инсценируют его
руководители. Быть может, социализм и был новой идеей, отпоч-
ковавшейся от бессмертного мифа о справедливости. Но он од-
нако будил у многих память о терроре и разрушении. А особенно
во Франции, где со времен Великой революции и контрреволю-
ции следовали одна за другой и никто не мог предвидеть конца.
Разве не заявлял Огюст Конт, что главная проблема социальной
реформы - это проблема консенсуса, обретенного нравственного
единства? Судя по ходу вещей, это не консенсус h единство, а
баррикады, кровопролитные уличные бои с равномерными про-
межутками времени. Они предвосхищают будущие времена и яв-
ляются осязаемыми признаками втягивания новых человеческих
масс в орбиту истории.
Наконец, и это еще одна черта эпохи, в скученности больших
городов выковывается новый человек. <Кишащий город, город,
полный грез> для поэта; город, полный разочарований для рабо-
чего человека. На его необъятном рынке рождается массовая
культура и массовые формы потребления. Один за другим на
подмостках общества появляются коллективный служащий, кол-
лективный интеллектуал, коллективный потребитель: стандарти-
зированными становятся мысли и чувства. Все эти <циклотро-
ны> , эти социальные ускорители низводят индивидов до уровня
все уменьшающихся частиц. Они обрекают их на существование
анонимное и эфемерное. Гигантский штамповочный станок уже
выполняет свою роль фабрики коммуникаций: он отливает умы в
единообразные, стандартные формы и обеспечивает каждой чело-
веческой единице соответствие заданной модели. Эта эволюция
не противоречит Грамши, который отмечал
<тенденцию к конформизму в современном обществе более обшир-
ную и глубокую, чем раньше; стандартизация образа мысли и действия,
достигает национального или даже континентального размаха>.
Тем самым возвещается появление нового человеческого типа
человека-массы, полностью зависимого от других, обработанного
этим исключительного размаха конформистским течением. Он
подвергается по сути дела двум типам конформизма: один спус-
кается сверху - от меньшинства, а второй снизу - от большинства.
Между обоими идет постоянная борьба:
<Сегодня, речь идет о сражении между <двумя конформизмами>, а
именно, о сражении за гегемонию, о кризисе гражданского общества>.
Если довести идею Грамши до логического конца, мы придем
к выводу, что в эпоху человека-массы цель конфликтов, терзаю-
щих общество, не составляет исключительно и преимущественно
власть, которую берут или теряют соответственно расстановке
сил. Эта цель - влияние, поскольку оно приобретается или утра-
чивается согласно тому, какой из двух типов конформизма во-
зобладает над другими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204