ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Она с самого
начала повлияла на ход истории, стала необходимой - не лучше
атомной бомбы! - причем по зелени же своей необходимости
превзошла большинство известных теорий. Те некоторое факты о тру-
дах Ле Бона, которые я напомнил, неоспоримо доказывают это.
Глава третья
ЧЕТЫРЕ ПРИЧИНЫ УМАЛЧИВАНИЯ
Долг исследователя - смотреть в лицо досадным фактам и
воспроизводить ситуацию такой, какая она есть. Я предвижу ваш
вопрос. Вы спросите меня: если он имел такую значимость, как
могло произойти, что так мало было известно и о Ле Боне, и о
психологии масс в целом? Почему, наконец, его произведениями
пренебрегали, а то и создавали им дурную славу? В мои намере-
ния не входит ни приходить на помощь его идеям, ни исправлять
положение дел - они в этом почти не нуждаются. Но мне хоте-
лось бы показать, в чем, по-моему, состоят причины умалчивания.
Первая - посредственность его книг. В большинстве своем
это тексты на потребу дня, будоражащие воображение читателя,
преследующие цель понравиться ему, сказать то, что он желает
слышать. Чтобы завоевать широкую публику, нужно уметь крат-
ко, в двух словах, обрисовать, объяснить и подвести итог. То есть
идти на риск. в том числе и на риск быть поверхностным. Назо-
вем вещи своими именами: Ле Бон обладал талантом делать от-
крытия, но ему не всегда удавалось их разрабатывать. Его суж-
дения слишком пристрастны, наблюдения бедны. Все это не очень
глубоко. Трудно читать его хлесткие суждения о массах, револю-
ции, рабочем классе, не испытывая досадного недоумения перед
этой лавиной предрассудков и озлобленности по отношению к
тому, что в каком-то смысле его самого гипнотизирует.
Вторая причина более деликатного свойства. По своему соци-
альному происхождению Ле Бон принадлежал к буржуазно-либе-
ральной традиции и, таким образом, он в своих исследованиях
настроен против революции, социализма и слабостей парламентс-
кой системы, выражаясь при этом Языком сырым, шероховатым,
неотточенным. Сегодня все изменилось. То, что в начале века
представлялось неясной возможностью, стало очевидной реально-
стью. Та же самая традиция должна смело встречаться лицом к
лицу с теми же самыми проблемами, поставленными революцией,
социализмом и так далее, но в гораздо более экуменическом клю-
че и mezzo voce. Она оттесняет Ле Бонов и Тардов и замещает
их более дипломатичными профессорами: Веберами, Дюрктейма-
ми, Парсонами, Скиннерами, говоря только об умерших и не бес-
покоя живых. Аналогичные выводы они просто облачают в бо-
лее рафинированную форму. Их наука более приглажена и, на-
зывая вещи своими именами, более идеологизирована.
В любом случае она более приемлема для интеллигентской и
университетской среды, имеющей левую ориентацию, в стране, где
власть всегда оставалась в руках правых и центра. Эта среда
продолжила развитие идей и самих общественных наук, не воз-
вращаясь к скомпрометировавшим себя вопросам. Что касается
Ле Бона, то его сразу же исключили из этой среды. Как будто
его и не было.
<В. первую очередь он сам противостоял французской униве-
рситетской организации, которая никогда не признала авторитетной ни
одну из его амбициозных научных работ, за исключением <Психоло-
гии толп>: ее постигла участь замалчивания>.
Третья причина заключается в том, что любые партии, сред-
ства массовой информации, так же как и специалисты в области
рекламы или пропаганды, используют его принципы, я бы сказал,
его рецепты и трюки. Однако никто не собирается в этом призна-
ваться, поскольку в этом случае весь пропагандистский инстру-
ментарий разных партий, дефиле руководителей на телевизион-
ных экранах, зондирования общественного мнения предстанут тем,
что они есть на самом деле: элементами массовой стратегии, бази-
рующейся на иррациональности. О массах охотно рассуждали бы
как о неразумных, но нельзя: ведь им внушают как раз обратное.
Впрочем, психология и политика существуют отдельно одна
от другой. На разные голоса кричат о том, что первая не слиш-
ком важна для второй. Проясним этот момент. Разумеется, есть
политика, для которой психологии не существует, точно так же,
как есть психология, для которой не существует политики. Тогда
как политика, являющаяся психологией, и психология, являющая-
ся политикой, беспокоят одновременно и защитников классичес-
кой концепции революции и демократии, и защитников чистой
науки. И беспокоит Ле Бон, соединивший то, что все предпочита-
ли разводить. Он поставил нас перед лицом фактов, с которыми
трудно мириться. 06 этом свидетельствует знаменитый немецкий
экономист Шумпетер:
<Значимость иррациональных элементов в политике может всегда
связываться с именем Гюстава Ле Бона, основателя, по крайней мере
первого теоретика, психологии толп. Подчеркивая, хотя и с некоторым
преувеличением, реалии человеческого поведения в условиях массовых
скоплений ... автор поставил нас перед лицом зловещих явлений, о
которых каждый знал, но которым никто не желал смотреть в лицо, и
тем самым нанес серьезный удар по той концепции человеческой при-
роды, на которой зиждется классическая доктрина демократии и де-
мократическая легенда о революциях>.
Наконец, четвертую причину мы находим в его политическом
влиянии. Его идеи, рожденные во Франции, были переняты фа-
шистской идеологией и практикой. Разумеется, их систематически
применяли для завоевания власти почти повсюду. Но в Герма-
нии и в Италии, и только там, его признавали безоговорочно.
Таким образом, все проясняется. Если вы спросите, почему Ле
Бона следует игнорировать, вам ответят: <Ведь это фашист>. Вот
так! Если бы желали предать аутодафе без огня и пламени книги,
проповедующие идеи, аналогичные его идеям, то нужно было бы
к ним добавить произведения, например, Фрейда и Макса Вебера.
Все, что направлено против последнего, в равной мере может
быть выдвинуто и против Ле Бона. За исключением того, что
ему выпала незавидная честь быть прочтенным Муссолини и
Гитлером. Флобер об этом говорил: <Почести бесчестят>. Они
также и предают забвению.
Нет ничего более естественного в этих обстоятельствах, чем
осудить создателя психологии толп. Даже если мы знаем из его
произведений, что он предпочитал муки демократии безмятежно-
сти диктатур. Ратуя за первую, он видел во второй лишь крайнее
средство. По его мнению, любая диктатура отвечает требованиям
кризисной ситуации и должна исчезать вместе с самим кризисом:
<Их полезность преходяща, их власть должна быть недолговеч-
ной>. Продлеваемые и поддерживаемые сверх необходимого, они
приводят любое общество к двум смертельным опасностям:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204