беспо-
рядок - это лихорадка воображения>. Впрочем, если не считать
этой зрелищной стороны, можно было бы сказать, что толпы не
представляют никакого интереса. У них нет ничего, кроме иллю-
зорности видений, и они по-настоящему не оказывают влияния на
ход истории.
- Третий ответ выглядит отягощающей добавкой к двум пер-
вым: толпы преступны. Будучи сбродом и жульем, они состоят
из людей разгневанных, которые нападают, оскорбляют и громят
все подряд. Это воплощение беспричинной, разнузданной жесто-
кости, стихийного бушевания массы, несанкционированно собрав-
шейся вместе. Действия против личности, грабежи - все это в ее
духе. Она противодействует властям и абсолютно не признает
законов. К концу девятнадцатого века толпы все более множат-
ся. Их непредсказуемые действия тревожат власти. Именно тог-
да начинают усиленно говорить о <преступных толпах>, об этих
объединенных коллективных преступниках, которые угрожают
безопасности государства и причиняют беспокойство гражданам.
Невозможность их схватить, покарать, возложить на конкретного
человека ответственность за их действия в целом приводит в
замешательство юристов и делает произвольным всякий закон,
который следовало бы к ним применить. Большее, что можно
сделать - это остановить нескольких случайных людей, просто
статистов или же невинных свидетелей, так же отличающихся от
этого разъяренного чудовища, как тихая волна от бушующего
шторма.
И неслучайно, что среди первых, кто взялся объяснить пове-
дение толп, фигурирует Ломброзо, чья теория врожденной пре-
ступности получила большую известность. Согласно ей, толпы
состоят из индивидов с делинквентными наклонностями или идут
за такими людьми. Ломброзо утверждает, что психология масс
просто-напросто может трактоваться как часть <криминальной
антропологии, поскольку криминальность составляет неотъемле-
мый элемент всякой толпы>. Это имеет отношение к еще более
общей тенденции, новой для того времени: к попытке создания
юридической доктрины для наказания коллективных деяний, про-
тиворечащих закону:
<Что своевременно, - пишет Фоконие в 1920 г., - так это стремление
ввести в уголовное право принцип криминальности толп и их ответ-
ственности>.
Итальянец Сигеле продолжил теорию своего соотечественника
Ломброзо. Он первым придал специальный смысл термину <кри-
минальные толпы>. В этом качестве для него выступают все
социальные движения, политические группы - от анархистов до
социалистов и, разумеется, бастующие рабочие, участники улич-
ных митингов и т.п. Его исследование готовит почву для запус-
ка репрессивного аппарата, формируя мнение и снабжая аргумен-
тами, подтверждением если не правоведов, то политиков.
Итак, толпы открыли себе путь в политику посредством кри-
минального аспекта. Это криминальность, которую стоит описать
и понять, так как она объясняет их жестокость, террористические
действия и разрушительные инстинкты. В целом признается, что
речь идет о группировках, действующих как воровские шайки
или бандиты с большой дороги, банды убийц или любое другое
сообщество злоумышленников, лишенных нравственного созна-
ния и чувства ответственности перед законом.
Общество, имеющее прочные практические и правовые устои,
терпимо по отношению к отклоняющимся или нонконформным
явлениям. Оно бывает почти снисходительно к тем, кто потерял
рассудок, даже преступил закон, и если оно их иногда наказывает,
то не видит в этом проблемы. Их асоциальная природа, их анома-
лия не угрожают стабильному порядку вещей. Они считаются
безопасными, а трудности полностью надуманными. Но, когда ус-
тои общества расшатаны, когда его атакуют извне, тогда угроза
внешней и внутренней безопасности увеличивает риск, который
представляют эти явления для общества. И их начинают считать
вредными и аномальными. Тогда и толпы горожан, рабочих сразу
воспринимаются с позиций психиатрии и криминологии. В них
увидели патологические симптомы или же симптомы отклонения
от нормальной общественной жизни. Они оставались бы вредны-
ми наростами на здоровом теле, которое старается -от них поско-
рее избавиться. Итак, плебейские, безумные или преступные тол-
пы слывут отбросами, болезненными явлениями существующего
порядка. Сами по себе они не представляют реального интереса.
П
Рискованной идеей Ле Бона, его гениальным озарением была
идея отказаться от этой точки зрения. Он опровергает все три
ответа на вопрос, который все беспрестанно себе задавали: что
же такое толпа? Его умозаключение просто и непосредственно.
Основной характерной чертой толп является слияние индивидов
в единые разум и чувство, которые затушевывают личностные
различия и снижают интеллектуальные способности. Каждый стре-
мится походить на ближнего, с которым он общается. Это скоп-
ление своей массой увлекает его за собой, как морской прилив
уносит гальку. При этом все равно, каков бы ни был социальный
класс, образование и культура участвующих.
<Развитые умственные способности людей, из которых состоит тол-
па, - пишет Ле Бон, - не противоречат этому принципу. Эти способности
не имеют значения. С того самого момента, когда люди оказываются в
толпе, невежда и ученый становятся одинаково неспособными сообра-
жать>.
Иначе говоря, исчезновение индивидуальных свойств, раство-
рение личностей в группе и т.п. происходят одинаково, независи-
мо от уровня состоятельности или культуры ее членов. Было бы
ошибкой считать, что образованные, или высшие, слои общества
лучше противостоят коллективному влиянию, чем необразован-
ные, или низшие, слои, и что сорок академиков ведут себя иначе,
чем сорок домохозяек. Один комментатор очень определенно
это подчеркнул:
<У Ле Бона, по его примерам, а также по многочисленным поясне-
ниям, видно, что он имел в виду не только уличные бунты и народные
сборища, но также и коллегии: парламенты, сословия, кланы так же, как
и высшие слои общества и, наконец, носители национальных интеллек-
туальных движений; итак, простой народ так же, как образованное со-
общество. Для него масса является почти исключительной противопо-
ложностью личности>.
Массы, состоящие из аристократов или философов, читателей
<Монда> или <Нувель обсерватер>, то есть из людей, ясно созна-
ющих свою индивидуальность, и нонконформистов, вели бы себя
совершенно так же, как другие. Автор <Воспитания чувств> име-
ет в виду то же самое, когда на нескольких страницах говорит о
<благородной публике>, затем о <всеобщем, безумии>, так описы-
вая репрессии:
<Это было половодье страха .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
рядок - это лихорадка воображения>. Впрочем, если не считать
этой зрелищной стороны, можно было бы сказать, что толпы не
представляют никакого интереса. У них нет ничего, кроме иллю-
зорности видений, и они по-настоящему не оказывают влияния на
ход истории.
- Третий ответ выглядит отягощающей добавкой к двум пер-
вым: толпы преступны. Будучи сбродом и жульем, они состоят
из людей разгневанных, которые нападают, оскорбляют и громят
все подряд. Это воплощение беспричинной, разнузданной жесто-
кости, стихийного бушевания массы, несанкционированно собрав-
шейся вместе. Действия против личности, грабежи - все это в ее
духе. Она противодействует властям и абсолютно не признает
законов. К концу девятнадцатого века толпы все более множат-
ся. Их непредсказуемые действия тревожат власти. Именно тог-
да начинают усиленно говорить о <преступных толпах>, об этих
объединенных коллективных преступниках, которые угрожают
безопасности государства и причиняют беспокойство гражданам.
Невозможность их схватить, покарать, возложить на конкретного
человека ответственность за их действия в целом приводит в
замешательство юристов и делает произвольным всякий закон,
который следовало бы к ним применить. Большее, что можно
сделать - это остановить нескольких случайных людей, просто
статистов или же невинных свидетелей, так же отличающихся от
этого разъяренного чудовища, как тихая волна от бушующего
шторма.
И неслучайно, что среди первых, кто взялся объяснить пове-
дение толп, фигурирует Ломброзо, чья теория врожденной пре-
ступности получила большую известность. Согласно ей, толпы
состоят из индивидов с делинквентными наклонностями или идут
за такими людьми. Ломброзо утверждает, что психология масс
просто-напросто может трактоваться как часть <криминальной
антропологии, поскольку криминальность составляет неотъемле-
мый элемент всякой толпы>. Это имеет отношение к еще более
общей тенденции, новой для того времени: к попытке создания
юридической доктрины для наказания коллективных деяний, про-
тиворечащих закону:
<Что своевременно, - пишет Фоконие в 1920 г., - так это стремление
ввести в уголовное право принцип криминальности толп и их ответ-
ственности>.
Итальянец Сигеле продолжил теорию своего соотечественника
Ломброзо. Он первым придал специальный смысл термину <кри-
минальные толпы>. В этом качестве для него выступают все
социальные движения, политические группы - от анархистов до
социалистов и, разумеется, бастующие рабочие, участники улич-
ных митингов и т.п. Его исследование готовит почву для запус-
ка репрессивного аппарата, формируя мнение и снабжая аргумен-
тами, подтверждением если не правоведов, то политиков.
Итак, толпы открыли себе путь в политику посредством кри-
минального аспекта. Это криминальность, которую стоит описать
и понять, так как она объясняет их жестокость, террористические
действия и разрушительные инстинкты. В целом признается, что
речь идет о группировках, действующих как воровские шайки
или бандиты с большой дороги, банды убийц или любое другое
сообщество злоумышленников, лишенных нравственного созна-
ния и чувства ответственности перед законом.
Общество, имеющее прочные практические и правовые устои,
терпимо по отношению к отклоняющимся или нонконформным
явлениям. Оно бывает почти снисходительно к тем, кто потерял
рассудок, даже преступил закон, и если оно их иногда наказывает,
то не видит в этом проблемы. Их асоциальная природа, их анома-
лия не угрожают стабильному порядку вещей. Они считаются
безопасными, а трудности полностью надуманными. Но, когда ус-
тои общества расшатаны, когда его атакуют извне, тогда угроза
внешней и внутренней безопасности увеличивает риск, который
представляют эти явления для общества. И их начинают считать
вредными и аномальными. Тогда и толпы горожан, рабочих сразу
воспринимаются с позиций психиатрии и криминологии. В них
увидели патологические симптомы или же симптомы отклонения
от нормальной общественной жизни. Они оставались бы вредны-
ми наростами на здоровом теле, которое старается -от них поско-
рее избавиться. Итак, плебейские, безумные или преступные тол-
пы слывут отбросами, болезненными явлениями существующего
порядка. Сами по себе они не представляют реального интереса.
П
Рискованной идеей Ле Бона, его гениальным озарением была
идея отказаться от этой точки зрения. Он опровергает все три
ответа на вопрос, который все беспрестанно себе задавали: что
же такое толпа? Его умозаключение просто и непосредственно.
Основной характерной чертой толп является слияние индивидов
в единые разум и чувство, которые затушевывают личностные
различия и снижают интеллектуальные способности. Каждый стре-
мится походить на ближнего, с которым он общается. Это скоп-
ление своей массой увлекает его за собой, как морской прилив
уносит гальку. При этом все равно, каков бы ни был социальный
класс, образование и культура участвующих.
<Развитые умственные способности людей, из которых состоит тол-
па, - пишет Ле Бон, - не противоречат этому принципу. Эти способности
не имеют значения. С того самого момента, когда люди оказываются в
толпе, невежда и ученый становятся одинаково неспособными сообра-
жать>.
Иначе говоря, исчезновение индивидуальных свойств, раство-
рение личностей в группе и т.п. происходят одинаково, независи-
мо от уровня состоятельности или культуры ее членов. Было бы
ошибкой считать, что образованные, или высшие, слои общества
лучше противостоят коллективному влиянию, чем необразован-
ные, или низшие, слои, и что сорок академиков ведут себя иначе,
чем сорок домохозяек. Один комментатор очень определенно
это подчеркнул:
<У Ле Бона, по его примерам, а также по многочисленным поясне-
ниям, видно, что он имел в виду не только уличные бунты и народные
сборища, но также и коллегии: парламенты, сословия, кланы так же, как
и высшие слои общества и, наконец, носители национальных интеллек-
туальных движений; итак, простой народ так же, как образованное со-
общество. Для него масса является почти исключительной противопо-
ложностью личности>.
Массы, состоящие из аристократов или философов, читателей
<Монда> или <Нувель обсерватер>, то есть из людей, ясно созна-
ющих свою индивидуальность, и нонконформистов, вели бы себя
совершенно так же, как другие. Автор <Воспитания чувств> име-
ет в виду то же самое, когда на нескольких страницах говорит о
<благородной публике>, затем о <всеобщем, безумии>, так описы-
вая репрессии:
<Это было половодье страха .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204