Валентин знал по собственному опыту, как
трудно работать со многими предметами. В следующие несколько недель в его
диапазоне должно быть пять мячей, как он надеялся. Четыре дубинки можно
освоить достаточно скоро; но управлять тремя мячами и тремя дубинками
одновременно и так здорово координировать это полужонглирование - это
подвиг, который поражал и восхищал его. И, к удивлению Валентина тут
примешивалась еще ревность: Слит стоял вплотную к Карабелле и составлял с
ней как бы единый организм, а ведь всего несколько часов назад она лежала
с Валентином в парке Пидруда.
- Попробуй, - предложил Слит, и отошел. Карабелла повернулась лицом к
Валентину. Они работали только тремя мячами. Сначала Валентину было трудно
рассчитать высоту и силу броска, и он иной раз бросал мяч за пределы
досягаемости Карабеллы, но через десять минут привык, а через пятнадцать
они работали так гладко, словно делали это не один год. Слит подбодрял их
аплодисментами.
Появился скандар - не Залзан Кавол, а его брат Ирфон, который даже
для скандара казался суровым и холодным.
- Вы готовы? - проворчал он.
После обеда труппа должна была выступать в частном парке одного
богатого торговца, который принимал у себя герцога провинции.
Карабелла и Валентин показали свою новую работу полужонглирования.
Скандары делали нечто яркое и сверкающее из тарелок, хрустальных
стаканчиков и кухонных мисок, а в заключении Слит вышел жонглировать с
завязанными глазами.
- Разве это возможно? - потрясенно спросил Валентин.
- Смотри! - бросила Карабелла.
И Валентин смотрел, но, кроме него, смотрели очень немногие, потому
что был Солнечный день после безумного Звездного дня, и господа,
заказавшие представление, были уставшими и пресыщенными. Им уже надоело
мастерство музыкантов, акробатов и жонглеров, которых они наняли.
Слит выступил вперед с тремя дубинками, встал твердо и уверенно,
постоял с минуту слегка склонив голову набок, словно прислушиваясь к
ветру, дующему между мирами, затем глубоко вздохнул и начал бросать.
Залзан Кавол загудел:
- Двадцать лет практики, лорды и леди Пидруда! Тут нужен острейший
слух! Он слышит шелест дубинок в воздухе, когда они летят из одной руки в
другую!
Валентин удивлялся, как даже самый тонкий слух может уловить что-то в
гуле разговоров, звоне тарелок и громогласном рекламировании Залзана
Кавола, но Слит не сделал ни одной ошибки. Заметно было, что такое
жонглирование трудно даже для него: обычно он был спокоен и неутомим, как
машина, но сейчас его руки двигались необычно резко, когда ловили
кружащуюся почти вне пределов досягаемости дубинку, хватали с отчаянной
торопливостью. И все-таки жонглировал он замечательно. Казалось, в его
голове была карта, где указывалось местонахождение каждой дубинки, и рука
протягивалась как раз туда, куда могла упасть дубинка, и находила ее
именно там или почти рядом. Он сделал десять, пятнадцать, двадцать
обменов, затем прижал все три дубинки к груди, сорвал повязку с глаз и
низко поклонился. Раздались жидкие аплодисменты. Карабелла подошла и
обняла Слита, Валентин хлопнул его по плечу, и труппа сошла с эстрады.
В комнате для переодевания Слит дрожал от напряжения и вытирал пот со
лба.
- Они обратили внимание? - спросил он Карабеллу. - Они хоть смотрели?
- Некоторые, - дипломатично ответила она.
Слит сплюнул.
- Свиньи! Блавы! Сами не умеют комнату перейти, а сидят и болтают,
когда артист... когда...
Валентин не видел еще Слита в таком настроении. Жонглирование
вслепую, подумал он, плохо сказывается на нервах. Он обнял Слита за плечи.
- Эка важность? - сказал он серьезно. - Это показ мастерства, а не
манер зрителей. Ты был превосходен.
- Не совсем, - угрюмо сказал Слит. - Синхронность...
- Отличная, - настаивал Валентин. - Ты полностью владел мастерством.
Ты был величественен. Какое тебе дело, что говорят и делают пьяные
торговцы? Ты владеешь искусством для их душ или для своей?
Слит слабо улыбнулся.
- Слепое жонглирование глубоко врезается в душу.
- Мне очень жаль видеть тебя в таком горе, мой друг.
- Пройдет. Мне уже лучше.
- Ты сам себе придумал эту боль. Я скажу тебе еще раз: ты был
великолепен, а все остальное не имеет значения. - Он повернулся к
Шанамиру. - Сбегай-ка на кухню, нет ли там для нас мяса и хлеба. Слит
работал очень тяжело, ему нужна заправка, а одного пальмового вина не
достаточно.
Слит уже не выглядел напряженным и злым, а только усталым. Он
протянул руку Валентину:
- У тебя теплая и добрая душа, Валентин. Твой дух мягкий и
жизнерадостный.
- Твоя боль ранила меня.
- Впредь буду сдерживать свои эмоции, - сказал Слит. - Но ты прав: мы
жонглируем для себя. А эти все - случайны. Мне не следовало забывать об
этом.
Валентин еще два раза видел слепое жонглирование в Пидруде. Еще два
раза он видел, как Слит, напряженный и выдохшийся, сходил с подмостков.
Валентин понимал, что усталость Слита не зависела от внимания зрителей:
это была адски тяжелая работа, вот и все. И Валентин старался, как мог,
дать ему покой и облегчение. Валентину было приятно служить таким образом
другому.
И еще два раза Валентин видел темные сны. Один раз к нему явился
Понтификс и позвал его в Лабиринт, когда он вошел туда, там было множество
проходов и непонятных улиц, а изображение тощего старого Тивераса плыло
перед ним, ведя его к центру. Наконец он достиг какой-то внутренней части
громадного Лабиринта, Понтификс вдруг исчез, и Валентин остался один в
пустоте холодного зеленого света, все опоры исчезли и он бесконечно падал
к Центру Маджипура. А в другую ночь Корональ, едущий на своей колеснице
через Пидруд, поманил его к себе и предложил сыграть в игорном ларьке, и
они метали диск и сбили отметки и выиграли связку беловатых пальцевых
суставов, а когда Валентин спросил, чьи это кости, Лорд Валентин
засмеялся, дернул себя за густую черную бороду, устремил на Валентина свои
вспыхивающие глаза и сказал: "Посмотри на свои руки", и Валентин увидел,
что у него нет пальцев, просто розовые шары на запястьях.
Валентин снова поделился этим со Слитом и Карабеллой, и они опять не
дали никакого толкования, а лишь повторили свой совет обратиться к
какой-нибудь жрице мира снов, как только они уйдут из Пидруда.
Объезд был неминуем. Фестиваль закончился; кораблей Короналя в гавани
уже не было, дороги были забиты отъезжающими, так как люди из провинций
возвращались домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
трудно работать со многими предметами. В следующие несколько недель в его
диапазоне должно быть пять мячей, как он надеялся. Четыре дубинки можно
освоить достаточно скоро; но управлять тремя мячами и тремя дубинками
одновременно и так здорово координировать это полужонглирование - это
подвиг, который поражал и восхищал его. И, к удивлению Валентина тут
примешивалась еще ревность: Слит стоял вплотную к Карабелле и составлял с
ней как бы единый организм, а ведь всего несколько часов назад она лежала
с Валентином в парке Пидруда.
- Попробуй, - предложил Слит, и отошел. Карабелла повернулась лицом к
Валентину. Они работали только тремя мячами. Сначала Валентину было трудно
рассчитать высоту и силу броска, и он иной раз бросал мяч за пределы
досягаемости Карабеллы, но через десять минут привык, а через пятнадцать
они работали так гладко, словно делали это не один год. Слит подбодрял их
аплодисментами.
Появился скандар - не Залзан Кавол, а его брат Ирфон, который даже
для скандара казался суровым и холодным.
- Вы готовы? - проворчал он.
После обеда труппа должна была выступать в частном парке одного
богатого торговца, который принимал у себя герцога провинции.
Карабелла и Валентин показали свою новую работу полужонглирования.
Скандары делали нечто яркое и сверкающее из тарелок, хрустальных
стаканчиков и кухонных мисок, а в заключении Слит вышел жонглировать с
завязанными глазами.
- Разве это возможно? - потрясенно спросил Валентин.
- Смотри! - бросила Карабелла.
И Валентин смотрел, но, кроме него, смотрели очень немногие, потому
что был Солнечный день после безумного Звездного дня, и господа,
заказавшие представление, были уставшими и пресыщенными. Им уже надоело
мастерство музыкантов, акробатов и жонглеров, которых они наняли.
Слит выступил вперед с тремя дубинками, встал твердо и уверенно,
постоял с минуту слегка склонив голову набок, словно прислушиваясь к
ветру, дующему между мирами, затем глубоко вздохнул и начал бросать.
Залзан Кавол загудел:
- Двадцать лет практики, лорды и леди Пидруда! Тут нужен острейший
слух! Он слышит шелест дубинок в воздухе, когда они летят из одной руки в
другую!
Валентин удивлялся, как даже самый тонкий слух может уловить что-то в
гуле разговоров, звоне тарелок и громогласном рекламировании Залзана
Кавола, но Слит не сделал ни одной ошибки. Заметно было, что такое
жонглирование трудно даже для него: обычно он был спокоен и неутомим, как
машина, но сейчас его руки двигались необычно резко, когда ловили
кружащуюся почти вне пределов досягаемости дубинку, хватали с отчаянной
торопливостью. И все-таки жонглировал он замечательно. Казалось, в его
голове была карта, где указывалось местонахождение каждой дубинки, и рука
протягивалась как раз туда, куда могла упасть дубинка, и находила ее
именно там или почти рядом. Он сделал десять, пятнадцать, двадцать
обменов, затем прижал все три дубинки к груди, сорвал повязку с глаз и
низко поклонился. Раздались жидкие аплодисменты. Карабелла подошла и
обняла Слита, Валентин хлопнул его по плечу, и труппа сошла с эстрады.
В комнате для переодевания Слит дрожал от напряжения и вытирал пот со
лба.
- Они обратили внимание? - спросил он Карабеллу. - Они хоть смотрели?
- Некоторые, - дипломатично ответила она.
Слит сплюнул.
- Свиньи! Блавы! Сами не умеют комнату перейти, а сидят и болтают,
когда артист... когда...
Валентин не видел еще Слита в таком настроении. Жонглирование
вслепую, подумал он, плохо сказывается на нервах. Он обнял Слита за плечи.
- Эка важность? - сказал он серьезно. - Это показ мастерства, а не
манер зрителей. Ты был превосходен.
- Не совсем, - угрюмо сказал Слит. - Синхронность...
- Отличная, - настаивал Валентин. - Ты полностью владел мастерством.
Ты был величественен. Какое тебе дело, что говорят и делают пьяные
торговцы? Ты владеешь искусством для их душ или для своей?
Слит слабо улыбнулся.
- Слепое жонглирование глубоко врезается в душу.
- Мне очень жаль видеть тебя в таком горе, мой друг.
- Пройдет. Мне уже лучше.
- Ты сам себе придумал эту боль. Я скажу тебе еще раз: ты был
великолепен, а все остальное не имеет значения. - Он повернулся к
Шанамиру. - Сбегай-ка на кухню, нет ли там для нас мяса и хлеба. Слит
работал очень тяжело, ему нужна заправка, а одного пальмового вина не
достаточно.
Слит уже не выглядел напряженным и злым, а только усталым. Он
протянул руку Валентину:
- У тебя теплая и добрая душа, Валентин. Твой дух мягкий и
жизнерадостный.
- Твоя боль ранила меня.
- Впредь буду сдерживать свои эмоции, - сказал Слит. - Но ты прав: мы
жонглируем для себя. А эти все - случайны. Мне не следовало забывать об
этом.
Валентин еще два раза видел слепое жонглирование в Пидруде. Еще два
раза он видел, как Слит, напряженный и выдохшийся, сходил с подмостков.
Валентин понимал, что усталость Слита не зависела от внимания зрителей:
это была адски тяжелая работа, вот и все. И Валентин старался, как мог,
дать ему покой и облегчение. Валентину было приятно служить таким образом
другому.
И еще два раза Валентин видел темные сны. Один раз к нему явился
Понтификс и позвал его в Лабиринт, когда он вошел туда, там было множество
проходов и непонятных улиц, а изображение тощего старого Тивераса плыло
перед ним, ведя его к центру. Наконец он достиг какой-то внутренней части
громадного Лабиринта, Понтификс вдруг исчез, и Валентин остался один в
пустоте холодного зеленого света, все опоры исчезли и он бесконечно падал
к Центру Маджипура. А в другую ночь Корональ, едущий на своей колеснице
через Пидруд, поманил его к себе и предложил сыграть в игорном ларьке, и
они метали диск и сбили отметки и выиграли связку беловатых пальцевых
суставов, а когда Валентин спросил, чьи это кости, Лорд Валентин
засмеялся, дернул себя за густую черную бороду, устремил на Валентина свои
вспыхивающие глаза и сказал: "Посмотри на свои руки", и Валентин увидел,
что у него нет пальцев, просто розовые шары на запястьях.
Валентин снова поделился этим со Слитом и Карабеллой, и они опять не
дали никакого толкования, а лишь повторили свой совет обратиться к
какой-нибудь жрице мира снов, как только они уйдут из Пидруда.
Объезд был неминуем. Фестиваль закончился; кораблей Короналя в гавани
уже не было, дороги были забиты отъезжающими, так как люди из провинций
возвращались домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139