За нехватку каждый из вас отвечает
партийным билетом. Предупредите рабочих, мастеров, охрану...
-- Ясно!
Подошел Полищук. Люди расступились, давая ему возможность говорить с
Ягубовым. Полищук был явно смущен.
-- Нехорошо получилось, Степан Трофимыч, -- он попытался смягчить
конфликт. -- Не предупредил вас и взял ответственность на себя. Но печатать
ведь и не собирались. Только для переговоров. Ведь с Какабадзе
несправедливо...
-- А со мной -- справедливо, Лев Викторыч? -- не дослушав, медленно
проговорил Ягубов. -- Или, может, я не ваш сотрудник? Но об этом потом...
Он повернулся к начальнику наборного цеха:
-- Чего вы стоите? Ставьте в полосу загон. Или вы всю ночь тут
проторчите?.. Лев Викторыч, пройдемте ко мне.
Ягубов нагнул голову, словно собрался бодать собравшихся, и ни на кого
не глядя двинулся к двери. Он поднялся к себе в кабинет и открыл его своим
ключом.
-- Садитесь, Полищук, -- теперь, когда меры были приняты, а ответсек у
него в руках, Степан Трофимович успокоился и подобрел. Он просто сидел и
курил в задумчивости сигарету за сигаретой. -- Ну и дела! Как прикажете все
это понимать? Ведь обманули-то не меня -- я рядовой партийный работник. Вы
обманули партию!
-- Макарцев в этом вопросе меня поддержал бы.
-- Опасная игра! Я думаю, что Игорь Иваныч поставил бы честь газеты
выше личных симпатий.
-- При чем тут личное? Наоборот! Это и есть защита чести газеты!
-- Подмена понятий! Вы можете поручиться за Kaкaбaдзе, как за себя?..
Видите? Что же ставить престиж газеты на карту из-за одного сотрудника. К
тому же, если говорить откровенно, я убежден: у нас в стране человек не
может быть арестован, если он не виноват!
Полищук сузил зрачки и напряг губы, чтобы не возразить немедленно. И
проглотил возражение.
-- Согласны? -- продолжал Ягубов. -- Но допустим, фотокор Какабадзе
действительно невиновен. Он не был пьян, не дрался. Допустим! Кто же так
делает? Надо решать на высшем уровне. Тогда и я был бы "за"... Вы умный
человек, Лев Викторыч. Мне жаль вас: ЦК такие вещи не прощает, сами знаете.
Вы, с вашей хорошей анкетой -- конченый человек. Знаете, я мог бы попытаться
поговорить наверху со своими людьми, чтобы это дело замяли, взять часть вины
на себя, уволить кого-либо из исполнителей. Но, прямо скажу, от вас тоже
кое-что потребуется. Не сейчас и не мнe -- я человек без корысти. А тем, кто
вас вытащит, рискуя замарать себя.
-- Что потребуется? -- глухо спросил Полищук.
-- Мы ведь не купцы, -- усмехнулся Ягубов. -- Сам пока не знаю. Скажем,
когда на партбюро будет решаться вопрос об оздоровлении редакции, вы должны
быть за...
-- За вас и против Макарцева? -- уточнил Полищук, сжав пальцы в кулаки.
-- А если вы проиграете?
Жест этот не остался незамеченным. Улыбка мелькнула на устах Степана
Трофимовича.
-- Американцы считают, что тот руководитель хорош, без которого все
идет нормально. А стиль Макарцева, между нами, -- вчерашний день, аритмия.
Подумайте, на чьей вы стороне.
Зазвонил внутренний телефон.
-- Сколько? -- переспросил Ягубов. -- Ладно, я сам займусь.
Положив трубку, он встал, подошел к Полищуку.
-- Кстати, давайте посоветуемся. Хотя мы считаем, что "Мутной воды" не
было, мне доложили, что собрали лишь пять полос. Один наш сотрудник все же
спрятал верстку со статей.
-- Кто?
-- Что делать с этим человеком? -- не отвечая, продолжал Ягубов.
-- Смотря с какой целью...
-- Вот и я думаю: с какой? Цель может быть такая, что и не нам
выяснять...
-- Просто взял прочитать, -- сразу сказал Полищук, подумав, что лучше
предложить из двух зол меньшее. -- Поставим вопрос на партбюро, товарищи
решат.
-- Тогда включите вопрос о коммунисте Раппопорте в повестку дня.
Степан Трофимович внимательно посмотрел на Полищука, пытаясь прочесть
эффект от слова "Раппопорт", но Полищук повернулся и пошел к двери.
Из своего кабинета Лев позвонил Якову Марковичу.
-- В комнате есть кто-нибудь, кроме вас?
-- Ага.
-- Тогда просто слушайте. Ягубов знает, кто взял верстку. Во избежание
неприятностей немедленно отнесите ее Кашину. Скажите, что ее нужно передать
Игорю Иванычу. Поняли?
-- Значит, ничего-таки не вышло?
Но в трубке уже звучали короткие гудки. Яков Маркович мрачно оглядел
сидящих рядом с ним Ивлева, Закоморного и Надежду, которая не дождалась,
пока Слава к ней заглянет, и забрела к Якову Марковичу.
-- Все логично, ребята! -- Ивлев встал. -- Это следовало предположить.
Волобуева мы недооценили. Он -- ягубовский сторожевой пес.
-- Вот раньше были цензоры!.. -- мечтательно произнес Максим, пустив
кольцо дыма. -- Гончаров, Тютчев, Aксаков, Лажечников... Интеллигенты! Но в
данном случае, братья, вы сами виноваты!
-- Интересно! -- промолвил Яков Маркович.
-- Есть такое полезное существо богомол, -- Закаморный говорил красиво,
поглядывая на Надю и вдохновляясь. -- Он ловит насекомых. Зрение его
устроено так, что он насекомых не видит, если они не шевелятся или ползут
медленно. Раздражение зрительного нерва наступает, когда объект промелькнет
быстро. Тут богомол и хватает! Уполномоченный Главлита тоже замечает резкое
движение. А если мелкими вкраплениями много раз, то для умного читателя
можно написать даже антисоветчину.
-- Эзоп ты наш! -- Ивлев хлопнул его по плечу. -- Представь себе: идут
строчки, в которых ничего нет, кроме повторяющегося "ура!". Если раз уберешь
восклицательный знак, богомол вздрогнет. И цап!
-- Все гораздо проще, -- Раппопорт потер спину. -- Степан Трофимыч
хочет заживо похоронить Макарцева. Для этого нужно доказать, что сейчас
"Трудовая правда" стала более удобной для руководства. Макарцев сделал
газету серой, Ягубов делает ее коричневой. В лагере, дети, я выпекал газету
для зеков, которые мечтали стать свободными. А теперь я выпускаю газету для
читателей, вполне довольных тем, что они сидят за колючей проволокой. Ягубов
с автоматом -- на вышке.
-- Не расстраивайтесь, Яков Маркыч, -- Надя погладила его кончиками
пальцев по плечу. -- У вас желудок заболит.
-- Как всегда, женщина права, -- засопев, согласился Тавров. -- По
домам, чекисты!
В коридоре Надю окликнул Кашин. Он тихо спросил ее о чем-то, она
ответила и вернулась к компании, а Кашин прошел мимо.
-- Чего он? -- спросил Ивлев.
-- Выяснил, что у меня день рождения. Спросил, почему его не приглашаю.
-- Забавненько, -- протянул Максим. -- Его-то как раз не хватало!
Он выразительно постучал согнутым пальцем по стенке.
-- Что ты ответила?
-- Сказала, буду справлять в ресторане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
партийным билетом. Предупредите рабочих, мастеров, охрану...
-- Ясно!
Подошел Полищук. Люди расступились, давая ему возможность говорить с
Ягубовым. Полищук был явно смущен.
-- Нехорошо получилось, Степан Трофимыч, -- он попытался смягчить
конфликт. -- Не предупредил вас и взял ответственность на себя. Но печатать
ведь и не собирались. Только для переговоров. Ведь с Какабадзе
несправедливо...
-- А со мной -- справедливо, Лев Викторыч? -- не дослушав, медленно
проговорил Ягубов. -- Или, может, я не ваш сотрудник? Но об этом потом...
Он повернулся к начальнику наборного цеха:
-- Чего вы стоите? Ставьте в полосу загон. Или вы всю ночь тут
проторчите?.. Лев Викторыч, пройдемте ко мне.
Ягубов нагнул голову, словно собрался бодать собравшихся, и ни на кого
не глядя двинулся к двери. Он поднялся к себе в кабинет и открыл его своим
ключом.
-- Садитесь, Полищук, -- теперь, когда меры были приняты, а ответсек у
него в руках, Степан Трофимович успокоился и подобрел. Он просто сидел и
курил в задумчивости сигарету за сигаретой. -- Ну и дела! Как прикажете все
это понимать? Ведь обманули-то не меня -- я рядовой партийный работник. Вы
обманули партию!
-- Макарцев в этом вопросе меня поддержал бы.
-- Опасная игра! Я думаю, что Игорь Иваныч поставил бы честь газеты
выше личных симпатий.
-- При чем тут личное? Наоборот! Это и есть защита чести газеты!
-- Подмена понятий! Вы можете поручиться за Kaкaбaдзе, как за себя?..
Видите? Что же ставить престиж газеты на карту из-за одного сотрудника. К
тому же, если говорить откровенно, я убежден: у нас в стране человек не
может быть арестован, если он не виноват!
Полищук сузил зрачки и напряг губы, чтобы не возразить немедленно. И
проглотил возражение.
-- Согласны? -- продолжал Ягубов. -- Но допустим, фотокор Какабадзе
действительно невиновен. Он не был пьян, не дрался. Допустим! Кто же так
делает? Надо решать на высшем уровне. Тогда и я был бы "за"... Вы умный
человек, Лев Викторыч. Мне жаль вас: ЦК такие вещи не прощает, сами знаете.
Вы, с вашей хорошей анкетой -- конченый человек. Знаете, я мог бы попытаться
поговорить наверху со своими людьми, чтобы это дело замяли, взять часть вины
на себя, уволить кого-либо из исполнителей. Но, прямо скажу, от вас тоже
кое-что потребуется. Не сейчас и не мнe -- я человек без корысти. А тем, кто
вас вытащит, рискуя замарать себя.
-- Что потребуется? -- глухо спросил Полищук.
-- Мы ведь не купцы, -- усмехнулся Ягубов. -- Сам пока не знаю. Скажем,
когда на партбюро будет решаться вопрос об оздоровлении редакции, вы должны
быть за...
-- За вас и против Макарцева? -- уточнил Полищук, сжав пальцы в кулаки.
-- А если вы проиграете?
Жест этот не остался незамеченным. Улыбка мелькнула на устах Степана
Трофимовича.
-- Американцы считают, что тот руководитель хорош, без которого все
идет нормально. А стиль Макарцева, между нами, -- вчерашний день, аритмия.
Подумайте, на чьей вы стороне.
Зазвонил внутренний телефон.
-- Сколько? -- переспросил Ягубов. -- Ладно, я сам займусь.
Положив трубку, он встал, подошел к Полищуку.
-- Кстати, давайте посоветуемся. Хотя мы считаем, что "Мутной воды" не
было, мне доложили, что собрали лишь пять полос. Один наш сотрудник все же
спрятал верстку со статей.
-- Кто?
-- Что делать с этим человеком? -- не отвечая, продолжал Ягубов.
-- Смотря с какой целью...
-- Вот и я думаю: с какой? Цель может быть такая, что и не нам
выяснять...
-- Просто взял прочитать, -- сразу сказал Полищук, подумав, что лучше
предложить из двух зол меньшее. -- Поставим вопрос на партбюро, товарищи
решат.
-- Тогда включите вопрос о коммунисте Раппопорте в повестку дня.
Степан Трофимович внимательно посмотрел на Полищука, пытаясь прочесть
эффект от слова "Раппопорт", но Полищук повернулся и пошел к двери.
Из своего кабинета Лев позвонил Якову Марковичу.
-- В комнате есть кто-нибудь, кроме вас?
-- Ага.
-- Тогда просто слушайте. Ягубов знает, кто взял верстку. Во избежание
неприятностей немедленно отнесите ее Кашину. Скажите, что ее нужно передать
Игорю Иванычу. Поняли?
-- Значит, ничего-таки не вышло?
Но в трубке уже звучали короткие гудки. Яков Маркович мрачно оглядел
сидящих рядом с ним Ивлева, Закоморного и Надежду, которая не дождалась,
пока Слава к ней заглянет, и забрела к Якову Марковичу.
-- Все логично, ребята! -- Ивлев встал. -- Это следовало предположить.
Волобуева мы недооценили. Он -- ягубовский сторожевой пес.
-- Вот раньше были цензоры!.. -- мечтательно произнес Максим, пустив
кольцо дыма. -- Гончаров, Тютчев, Aксаков, Лажечников... Интеллигенты! Но в
данном случае, братья, вы сами виноваты!
-- Интересно! -- промолвил Яков Маркович.
-- Есть такое полезное существо богомол, -- Закаморный говорил красиво,
поглядывая на Надю и вдохновляясь. -- Он ловит насекомых. Зрение его
устроено так, что он насекомых не видит, если они не шевелятся или ползут
медленно. Раздражение зрительного нерва наступает, когда объект промелькнет
быстро. Тут богомол и хватает! Уполномоченный Главлита тоже замечает резкое
движение. А если мелкими вкраплениями много раз, то для умного читателя
можно написать даже антисоветчину.
-- Эзоп ты наш! -- Ивлев хлопнул его по плечу. -- Представь себе: идут
строчки, в которых ничего нет, кроме повторяющегося "ура!". Если раз уберешь
восклицательный знак, богомол вздрогнет. И цап!
-- Все гораздо проще, -- Раппопорт потер спину. -- Степан Трофимыч
хочет заживо похоронить Макарцева. Для этого нужно доказать, что сейчас
"Трудовая правда" стала более удобной для руководства. Макарцев сделал
газету серой, Ягубов делает ее коричневой. В лагере, дети, я выпекал газету
для зеков, которые мечтали стать свободными. А теперь я выпускаю газету для
читателей, вполне довольных тем, что они сидят за колючей проволокой. Ягубов
с автоматом -- на вышке.
-- Не расстраивайтесь, Яков Маркыч, -- Надя погладила его кончиками
пальцев по плечу. -- У вас желудок заболит.
-- Как всегда, женщина права, -- засопев, согласился Тавров. -- По
домам, чекисты!
В коридоре Надю окликнул Кашин. Он тихо спросил ее о чем-то, она
ответила и вернулась к компании, а Кашин прошел мимо.
-- Чего он? -- спросил Ивлев.
-- Выяснил, что у меня день рождения. Спросил, почему его не приглашаю.
-- Забавненько, -- протянул Максим. -- Его-то как раз не хватало!
Он выразительно постучал согнутым пальцем по стенке.
-- Что ты ответила?
-- Сказала, буду справлять в ресторане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164