д., и т.п., и пр. Если кто-либо полагает, что не было партийных
конференций, совещаний актива и пленумов, которые целиком шли по сценарию,
написанному Яковом Марковичем, такой товарищ -- антисемит. Разве что в конце
председательствующий без бумажки спрашивал: "Кто за? Принято единогласно".
Но потом он снова заглядывал в утвержденный мыслеводитель: "Разрешите,
товарищи, от вашего имени горячо поблагодарить Центральный Комитет нашей
родной партии и лично..."
-- Я вам так скажу, котята, -- говорил редакционной молодежи Раппопорт.
-- Если на земном шаре есть люди, за которых Тавров никогда не писал, так
знайте, что нам с ними не по пути! А если и по пути, то недолго!
Как все особенно великие люди, он иногда говорил о себе в третьем лице.
Обычно, когда его участие требовалось срочно, ему шли навстречу, создавали
условия. И если позволяли пользоваться закрытым буфетом, он готовил
выступления быстро и точно то, что надо. А что когда надо, он всегда знал
лучше тех, кто заказывал. Но ежели пробовали звонить по телефону и просили
принести готовый доклад, он отвечал, что, конечно, будет стараться написать,
но тут, в редакции, совершенно нет условий для такой ответственной работы.
Вы же понимаете -- газета! Шум, гам, тарарам... И тянул до последнего, пока
ему не выписывали пропуск. Внутри он сперва шел в буфет и покупал для Аси
баночку крабов, кусочек белой рыбки, копченую колбаску, зимой -- свежие
помидорчики и бананы. Набив портфель дефицитом, он вынимал коробку, в
которой лежала ИКРА. ИКРА, или Идеологический Конструктор Раппопорта,
представляла собой набор слов, фраз, цитат и целых абзацев, вырезанных из
газет и разложенных по темам в картонной коробочке из-под духов "Красная
Москва".
Получив задание подготовить статью или доклад, Яков Маркович метал
ИКРУ, то есть вынимал из коробки мысли на нужную тему, освежал номера
съездов партии и, если приходилось, с большой неохотой вставлял пример,
взятый из жизни по телефону. Авторские права Я.М.Раппопорта не
зарегистрированы, и использовать его метод и материалы без ссылки на
источник разрешается всем.
Однажды за ним прислали машину. Идеологическое совещание в Колонном
зале, посвященное работе с молодежью, уже начиналось, а часть докладов
предложили срочно заменить. И все же сперва он разыскал буфет. А зал сидел и
ждал. Но буфет, оказалось, был закрыт. Тавров вошел в комнату отдыха
президиума, положил портфель поближе к себе (на всякий случай, чтобы его не
увели), вынул коробку со своей ИКРОЙ и, выяснив тему совещания, стал
диктовать машинистке вступительное слово председателя. Тавров закончил --
председатель начал. Дальше пошло гладко: чей текст он заканчивал, тот оратор
просил слова и громоздился на трибуну.
В конце совещания приехал почетный гость Гагарин. Ему уже пришлось
выступать на двух других митингах, и он задержался. Яков Маркович устал не
меньше Гагарина, но пока зал, стоя, аплодисментами встречал жизнерадостного
космонавта, увешанного орденами всех стран от органа говорения до органа
размножения, Раппопорт успел продиктовать первую страницу: "От имени моих
товарищей летчиков-космонавтов и от себя лично... Как сейчас, помню свой
первый полет в космос... Орлята учатся летать..." Эту страничку дежурный с
красной повязкой отнес Гагарину, и, пока тот читал ее с трибуны, Раппопорт
диктовал вторую, но не успел. Гагарин договорил раньше и поглядел на
президиум. В зале захлопали.
Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Тяжельников лично вышел в кулуары, чтобы
выяснить в чем дело. Он остановился возле Раппопорта, бубнившего что-то
машинистке, и с интересом наблюдал за процессом.
-- Запарка? -- спросил Тяжельников.
-- Не мешайте, -- отогнал его Яков Маркович. -- Идите в президиум!..
-- Хорошо, хорошо! -- смутился тот и вернулся обратно.
Зал продолжал хлопать до тех пор, пока дежурный не принес Гагарину
вторую страницу. "Сейчас, когда наша партия и весь советский народ..." Зал,
так сказать, затаил дыхание. Раппопорт в это время лихорадочно диктовал
третью. "Вы сегодня, наверное, прослушали много интересного и полезного, но
устали. Поэтому разрешите мне быть кратким... Желаю вам..."
После заседания, бурча под нос ругательства, он собирал в портфель
копии продиктованных выступлений (они пригодятся для ИКРЫ). У злости его
была причина. Распоряжением сверху буфеты и киоски с дефицитными вещами на
совещаниях закрыли, поскольку никто не хотел сидеть в зале, а все толпились
у прилавков. На дефицит участникам стали выдавать талоны для получения
товаров после митинга. Тавров участником совещаний не был, и талоны ему не
полагались.
Мимо него прошел Гагарин, остановился, вернулся.
-- Это ты писал мне выступление?
-- Ну, я.
-- Главное, хорошо, когда коротко. Раз-два -- и уже аплодисменты.
-- Будет коротко, когда в буфете ни хера! -- Яков Маркович думал о
своем.
-- Да ну?! Пойдем-ка со мной!
Гагарин провел и усадил Раппопорта рядом с собой за банкетный стол. И
сам налил ему по первой. Вокруг восседал весь бывший президиум. Тосты
произносили по субординации. Раппопорт со всеми чокался и вставал, когда все
вставали, но сам не пил. Желудок его был в лагерях доведен до отчаянного
состояния. Если бы не Ася, которая каждое утро варила ему отвар из овсяной
каши и на ночь жидкий кисель, Яков Маркович со своей блуждающей язвой
желудка, холециститом, вечными запорами и таким геморроем, который не дай
Бог во сне увидеть, не вылезал бы из больниц.
-- А чтобы у нас лечиться, -- говаривал он, -- это надо иметь железное
здоровье.
Многие цитируют теперь эту мудрость, не зная, что автор ее не кто иной,
как сам Тавров. К счастью, все за длинным столом, обильно уставленным
вкусной снедью, пили хорошо, и на Величайшего Трезвенника нашей эпохи никто
не обращал внимания. Стараясь по мере возможности избегать острого, он мог
всласть поесть дефицитных продуктов, которых не завезли в буфет. Но у
космонавта, прошедшего специальный отбор и предполетную подготовку, глаз
оказался острее, чем Яков Маркович предполагал.
-- Ты что же -- не пьешь? -- спросил Гагарин, обняв его за плечи. --
Сейчас выпьешь до дна. Установка сверху, понял?
Он встал, случайно икнул, рукой успокоив говорящих, произнес:
-- Товарищи! Разрешите предложить тост за самого скромного человека,
сидящего за нашим столом. Мы его не знаем, а он нас знает: он всем нам писал
выступления. Это... Как тебя?
-- Тавров, -- буркнул Раппопорт.
-- За нашего товарища Таврова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
конференций, совещаний актива и пленумов, которые целиком шли по сценарию,
написанному Яковом Марковичем, такой товарищ -- антисемит. Разве что в конце
председательствующий без бумажки спрашивал: "Кто за? Принято единогласно".
Но потом он снова заглядывал в утвержденный мыслеводитель: "Разрешите,
товарищи, от вашего имени горячо поблагодарить Центральный Комитет нашей
родной партии и лично..."
-- Я вам так скажу, котята, -- говорил редакционной молодежи Раппопорт.
-- Если на земном шаре есть люди, за которых Тавров никогда не писал, так
знайте, что нам с ними не по пути! А если и по пути, то недолго!
Как все особенно великие люди, он иногда говорил о себе в третьем лице.
Обычно, когда его участие требовалось срочно, ему шли навстречу, создавали
условия. И если позволяли пользоваться закрытым буфетом, он готовил
выступления быстро и точно то, что надо. А что когда надо, он всегда знал
лучше тех, кто заказывал. Но ежели пробовали звонить по телефону и просили
принести готовый доклад, он отвечал, что, конечно, будет стараться написать,
но тут, в редакции, совершенно нет условий для такой ответственной работы.
Вы же понимаете -- газета! Шум, гам, тарарам... И тянул до последнего, пока
ему не выписывали пропуск. Внутри он сперва шел в буфет и покупал для Аси
баночку крабов, кусочек белой рыбки, копченую колбаску, зимой -- свежие
помидорчики и бананы. Набив портфель дефицитом, он вынимал коробку, в
которой лежала ИКРА. ИКРА, или Идеологический Конструктор Раппопорта,
представляла собой набор слов, фраз, цитат и целых абзацев, вырезанных из
газет и разложенных по темам в картонной коробочке из-под духов "Красная
Москва".
Получив задание подготовить статью или доклад, Яков Маркович метал
ИКРУ, то есть вынимал из коробки мысли на нужную тему, освежал номера
съездов партии и, если приходилось, с большой неохотой вставлял пример,
взятый из жизни по телефону. Авторские права Я.М.Раппопорта не
зарегистрированы, и использовать его метод и материалы без ссылки на
источник разрешается всем.
Однажды за ним прислали машину. Идеологическое совещание в Колонном
зале, посвященное работе с молодежью, уже начиналось, а часть докладов
предложили срочно заменить. И все же сперва он разыскал буфет. А зал сидел и
ждал. Но буфет, оказалось, был закрыт. Тавров вошел в комнату отдыха
президиума, положил портфель поближе к себе (на всякий случай, чтобы его не
увели), вынул коробку со своей ИКРОЙ и, выяснив тему совещания, стал
диктовать машинистке вступительное слово председателя. Тавров закончил --
председатель начал. Дальше пошло гладко: чей текст он заканчивал, тот оратор
просил слова и громоздился на трибуну.
В конце совещания приехал почетный гость Гагарин. Ему уже пришлось
выступать на двух других митингах, и он задержался. Яков Маркович устал не
меньше Гагарина, но пока зал, стоя, аплодисментами встречал жизнерадостного
космонавта, увешанного орденами всех стран от органа говорения до органа
размножения, Раппопорт успел продиктовать первую страницу: "От имени моих
товарищей летчиков-космонавтов и от себя лично... Как сейчас, помню свой
первый полет в космос... Орлята учатся летать..." Эту страничку дежурный с
красной повязкой отнес Гагарину, и, пока тот читал ее с трибуны, Раппопорт
диктовал вторую, но не успел. Гагарин договорил раньше и поглядел на
президиум. В зале захлопали.
Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Тяжельников лично вышел в кулуары, чтобы
выяснить в чем дело. Он остановился возле Раппопорта, бубнившего что-то
машинистке, и с интересом наблюдал за процессом.
-- Запарка? -- спросил Тяжельников.
-- Не мешайте, -- отогнал его Яков Маркович. -- Идите в президиум!..
-- Хорошо, хорошо! -- смутился тот и вернулся обратно.
Зал продолжал хлопать до тех пор, пока дежурный не принес Гагарину
вторую страницу. "Сейчас, когда наша партия и весь советский народ..." Зал,
так сказать, затаил дыхание. Раппопорт в это время лихорадочно диктовал
третью. "Вы сегодня, наверное, прослушали много интересного и полезного, но
устали. Поэтому разрешите мне быть кратким... Желаю вам..."
После заседания, бурча под нос ругательства, он собирал в портфель
копии продиктованных выступлений (они пригодятся для ИКРЫ). У злости его
была причина. Распоряжением сверху буфеты и киоски с дефицитными вещами на
совещаниях закрыли, поскольку никто не хотел сидеть в зале, а все толпились
у прилавков. На дефицит участникам стали выдавать талоны для получения
товаров после митинга. Тавров участником совещаний не был, и талоны ему не
полагались.
Мимо него прошел Гагарин, остановился, вернулся.
-- Это ты писал мне выступление?
-- Ну, я.
-- Главное, хорошо, когда коротко. Раз-два -- и уже аплодисменты.
-- Будет коротко, когда в буфете ни хера! -- Яков Маркович думал о
своем.
-- Да ну?! Пойдем-ка со мной!
Гагарин провел и усадил Раппопорта рядом с собой за банкетный стол. И
сам налил ему по первой. Вокруг восседал весь бывший президиум. Тосты
произносили по субординации. Раппопорт со всеми чокался и вставал, когда все
вставали, но сам не пил. Желудок его был в лагерях доведен до отчаянного
состояния. Если бы не Ася, которая каждое утро варила ему отвар из овсяной
каши и на ночь жидкий кисель, Яков Маркович со своей блуждающей язвой
желудка, холециститом, вечными запорами и таким геморроем, который не дай
Бог во сне увидеть, не вылезал бы из больниц.
-- А чтобы у нас лечиться, -- говаривал он, -- это надо иметь железное
здоровье.
Многие цитируют теперь эту мудрость, не зная, что автор ее не кто иной,
как сам Тавров. К счастью, все за длинным столом, обильно уставленным
вкусной снедью, пили хорошо, и на Величайшего Трезвенника нашей эпохи никто
не обращал внимания. Стараясь по мере возможности избегать острого, он мог
всласть поесть дефицитных продуктов, которых не завезли в буфет. Но у
космонавта, прошедшего специальный отбор и предполетную подготовку, глаз
оказался острее, чем Яков Маркович предполагал.
-- Ты что же -- не пьешь? -- спросил Гагарин, обняв его за плечи. --
Сейчас выпьешь до дна. Установка сверху, понял?
Он встал, случайно икнул, рукой успокоив говорящих, произнес:
-- Товарищи! Разрешите предложить тост за самого скромного человека,
сидящего за нашим столом. Мы его не знаем, а он нас знает: он всем нам писал
выступления. Это... Как тебя?
-- Тавров, -- буркнул Раппопорт.
-- За нашего товарища Таврова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164