..
В воротах Спасской башни загодя засветились зеленые светофоры, и
часовые напрягли спины. Машина промчалась через Красную площадь мимо Лобного
места и памятника Минину и Пожарскому к улице Куйбышева.
Сизиф Антонович молча глядел на дорогу. Чем больше пользовал он
человека с густыми бровями, тем большей симпатией к нему проникался.
Конечно, ко мне он относится лучше, чем к другим. Все Четвертое Главное
управление Минздрава дежурит возле него днем и ночью. А лечу его я, им он не
доверяет! И что мне за дело до других? Он веселится, шутит, но не от
радости. Это пляски на похоронах. Все несчастны в стране, а он даже более
несчастлив, чем остальные. Ему в жизни не повезло. Все люди, а он вождь. Я
по сравнению с ним -- свободен! Он по сравнению со мной -- раб. Тот, который
в тени, стоит за спиной и дергает этого, но и тот не главней. Боже, какая
страшная власть! Все скованы цепями и постоянно тянут друг друга, не зная
куда идти. Рап прав: эта клетка постороена для всех. Не так ли, девочка моя?
В знак согласия Алла опустила ресницы. Она всегда читала его мысли и
чаще всего принимала их без возражений.
_60. "777"_
Усевшись за стол, товарищ с густыми бровями пошевелил кожей на
переносице и помассировал пальцами брови, что помогало бороться с перхотью.
Он выдвинул средний ящик, вынул из него пачку сигарет. Он сражался с собой,
оберегая голосовые связки, которые теперь пребывали в состоянии хронического
воспаления. Ему велели ограничить себя одной сигаретой в час и привезли
импортный автоматический портсигар, часовой механизм которого открывал
крышку раз в час. Но уже через двадцать минут он не мог дождаться, когда она
откроется снова. Пришлось пойти на хитрость. В другом кармане пиджака и в
столе он стал держать резервную пачку сигарет и в промежутках курил их. А
врачам говорил, что благодаря автоматическому портсигару курит меньше. От
сигареты его отвлек телефонный звонок. Услышав голос, он обрадовался, глаза
засветились.
-- Папа, когда домой собираешься?
-- Здравствуй, дочка. У меня очень много работы... Только сейчас
заканчиваю...
Он был рад, что она позвонила. Домой не хотелось. Такие минуты полного
покоя удавались редко.
-- Приезжай скорей! Братец прилетел. И я тебя не дождусь.
-- Дождешься! Раз вся семья в сборе, скажи матери, сейчас буду...
Жена дремала, сидя на кухне, но не ложилась. Она услышала, как хлопнула
дверь лифта, и открыла сама, не дожидаясь звонка. Две собаки -- дог и
сибирская лайка -- бросились с визгом в прихожую, обгоняя хозяйку. Обе
подпрыгивали, норовя лизнуть хозяина в лицо. Он успокаивал их, ласково
гладил, трепал за уши.
-- Прошу тебя, не сердись на дочь, -- быстро заговорила жена, опережая
возможную реакцию. -- Просит денег три с половиной тыщи -- в долг. Надо
дать...
-- Знаю я ее "в долг"! -- засмеялся он.
Жена повесила его плащ на тонкой меховой подкладке.
-- Ты плохо выглядишь. Опять курил? Ужинать будешь?
-- Некогда. Я привез документы, придется поработать... Он смотрел на ее
доброе, круглое лицо с некрасиво торчащими в разные стороны зубами.
-- Дай ей денег. Конечно, дай. Что с ней делать, раз у нее бес в одном
месте!
-- Уже дала.
Он переживал, что дочь относилась к нему потребительски и доставляла
немалые огорчения. Родила девочку, оставила у нас и вовсе по рукам пошла.
Скандалит, куролесит, пьет. Хорошо хоть за границу ездит инкогнито. Теперь
доложили, что познакомилась и встречается с подполковником МВД. Нужно, чтобы
он на ней женился, хватит меня позорить. Ведь сама-то не девочка -- сорок!
Поцеловав дочь, разговаривать с ней он не стал, а направился в свою
комнату, где у него стоял стол и диван, намереваясь лежа прочитать несколько
бумаг. На диване лежал, подняв ноги в ботинках на спинку, сын. Возле дивана
на полу стояли бутылка и рюмка. Coбаки приплелись следом, улеглись на ковре,
постукивая хвостами об пол.
-- Пьешь, значит, по-прежнему, сынок?
-- А, батя, здоров! Совсем ты загулял.
-- Дай-ка я прилягу на диван, а ты посиди -- отец нагнулся и поцеловал
его, а нагнувшись, увидел, что бутылка на полу -- минеральная вода. --
Надолго в Москву?
-- Дня на два, если не поможешь остаться подольше...
-- Надоела Швеция? А чего бы ты хотел?
Почему дети не спросят у меня, как мое самочувствие, как дела? Почему
вспоминают про отца, только когда нужна помощь? Это моя вина. Какими бы они
ни были -- моя. Я в его годы грудью пробивался, а он на всем готовеньком.
Но, в сущности, он добрый.
-- Как там мои внуки?
-- Отлично. Тебя велели целовать. Летом привезу сюда на дачу.
-- И какой же помощи ты ждешь от меня, сынок?
Тем временем отец растянулся на диване, а сын примостился в кресле.
-- Да ничего особенного... Я думаю, это и тебе выгодно...
-- Что именно?
-- Проведи меня на пост председателя КГБ, батя.
-- Тебя?
-- А что?.. Не глупей же я Кегельбанова. Он тебя при первой заварушке
продаст. А тут тебе же спокойнее...
-- Ну, что ж... Неплохая мысль, сынок. А справишься? Тогда давай
попробуем. С понедельника, чтобы не откладывать, прямо и выходи работать на
Лубянку.
-- Серьезно или шутишь?
-- Шучу?.. А что, очень утомляют люди Кегельбанова, которые тебя
охраняют и не дают тебе попасть в лапы буржуазной прессы? А здесь прячут
твоих баб от жены, платят за тебя, возят, берегут...
-- Как не пожить, пока есть возможность? Ты ведь тоже время зря не
терял. И не меня они берегут, а тебя, па!
-- Пусть меня. А кто бы ты был, если б не я? И не кричи тут. Наверху
все слышно.
-- Кегельбановы на даче, отец, я заходил. Тебе бы давно надо переехать
в особняк. Пятикомнатная квартира на пятом этаже... Да в Швеции работяги
лучше живут! Рассказать на Западе стыдно...
-- А я, сынок, не для Запада живу. Я русский, служу народу. Кегельбанов
слушается каждого слова, а сделай я тебя председателем КГБ, ты же отца
родного посадишь! Шучу, конечно. Но не будет тебе этого поста!
-- Брось, батя, я пошутил... Не надо мне этой должности. Сам буду
расти. Давай за это выпьем.
-- За это -- давай...
Из серванта была принесена бутылка коньяку и рюмки налиты до краев. Они
чокнулись.
-- Домой поедешь или у нас переночуешь?
-- Домой поеду, батя. Высплюсь, а с утра начну расти.
-- Тогда езжай, и мне дай отдохнуть. Дело к часу ночи...
Отец глянул в щель между портьерами в окно. Он подождал, пока сын сел в
машину, отъехал. За ним вырулила вторая черная "Волга" и скрылась под аркой.
Междоу прочим, дальнейший рост сына происходил так. Он подговорил своих
друзей гебешников, и в поезде Москва -- Хельсинки они напоили его начальника
-- управляющего объединением "Промсырьеимпорт" Министерства внешней торговли
Седого, направлявшегося в Финляндию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
В воротах Спасской башни загодя засветились зеленые светофоры, и
часовые напрягли спины. Машина промчалась через Красную площадь мимо Лобного
места и памятника Минину и Пожарскому к улице Куйбышева.
Сизиф Антонович молча глядел на дорогу. Чем больше пользовал он
человека с густыми бровями, тем большей симпатией к нему проникался.
Конечно, ко мне он относится лучше, чем к другим. Все Четвертое Главное
управление Минздрава дежурит возле него днем и ночью. А лечу его я, им он не
доверяет! И что мне за дело до других? Он веселится, шутит, но не от
радости. Это пляски на похоронах. Все несчастны в стране, а он даже более
несчастлив, чем остальные. Ему в жизни не повезло. Все люди, а он вождь. Я
по сравнению с ним -- свободен! Он по сравнению со мной -- раб. Тот, который
в тени, стоит за спиной и дергает этого, но и тот не главней. Боже, какая
страшная власть! Все скованы цепями и постоянно тянут друг друга, не зная
куда идти. Рап прав: эта клетка постороена для всех. Не так ли, девочка моя?
В знак согласия Алла опустила ресницы. Она всегда читала его мысли и
чаще всего принимала их без возражений.
_60. "777"_
Усевшись за стол, товарищ с густыми бровями пошевелил кожей на
переносице и помассировал пальцами брови, что помогало бороться с перхотью.
Он выдвинул средний ящик, вынул из него пачку сигарет. Он сражался с собой,
оберегая голосовые связки, которые теперь пребывали в состоянии хронического
воспаления. Ему велели ограничить себя одной сигаретой в час и привезли
импортный автоматический портсигар, часовой механизм которого открывал
крышку раз в час. Но уже через двадцать минут он не мог дождаться, когда она
откроется снова. Пришлось пойти на хитрость. В другом кармане пиджака и в
столе он стал держать резервную пачку сигарет и в промежутках курил их. А
врачам говорил, что благодаря автоматическому портсигару курит меньше. От
сигареты его отвлек телефонный звонок. Услышав голос, он обрадовался, глаза
засветились.
-- Папа, когда домой собираешься?
-- Здравствуй, дочка. У меня очень много работы... Только сейчас
заканчиваю...
Он был рад, что она позвонила. Домой не хотелось. Такие минуты полного
покоя удавались редко.
-- Приезжай скорей! Братец прилетел. И я тебя не дождусь.
-- Дождешься! Раз вся семья в сборе, скажи матери, сейчас буду...
Жена дремала, сидя на кухне, но не ложилась. Она услышала, как хлопнула
дверь лифта, и открыла сама, не дожидаясь звонка. Две собаки -- дог и
сибирская лайка -- бросились с визгом в прихожую, обгоняя хозяйку. Обе
подпрыгивали, норовя лизнуть хозяина в лицо. Он успокаивал их, ласково
гладил, трепал за уши.
-- Прошу тебя, не сердись на дочь, -- быстро заговорила жена, опережая
возможную реакцию. -- Просит денег три с половиной тыщи -- в долг. Надо
дать...
-- Знаю я ее "в долг"! -- засмеялся он.
Жена повесила его плащ на тонкой меховой подкладке.
-- Ты плохо выглядишь. Опять курил? Ужинать будешь?
-- Некогда. Я привез документы, придется поработать... Он смотрел на ее
доброе, круглое лицо с некрасиво торчащими в разные стороны зубами.
-- Дай ей денег. Конечно, дай. Что с ней делать, раз у нее бес в одном
месте!
-- Уже дала.
Он переживал, что дочь относилась к нему потребительски и доставляла
немалые огорчения. Родила девочку, оставила у нас и вовсе по рукам пошла.
Скандалит, куролесит, пьет. Хорошо хоть за границу ездит инкогнито. Теперь
доложили, что познакомилась и встречается с подполковником МВД. Нужно, чтобы
он на ней женился, хватит меня позорить. Ведь сама-то не девочка -- сорок!
Поцеловав дочь, разговаривать с ней он не стал, а направился в свою
комнату, где у него стоял стол и диван, намереваясь лежа прочитать несколько
бумаг. На диване лежал, подняв ноги в ботинках на спинку, сын. Возле дивана
на полу стояли бутылка и рюмка. Coбаки приплелись следом, улеглись на ковре,
постукивая хвостами об пол.
-- Пьешь, значит, по-прежнему, сынок?
-- А, батя, здоров! Совсем ты загулял.
-- Дай-ка я прилягу на диван, а ты посиди -- отец нагнулся и поцеловал
его, а нагнувшись, увидел, что бутылка на полу -- минеральная вода. --
Надолго в Москву?
-- Дня на два, если не поможешь остаться подольше...
-- Надоела Швеция? А чего бы ты хотел?
Почему дети не спросят у меня, как мое самочувствие, как дела? Почему
вспоминают про отца, только когда нужна помощь? Это моя вина. Какими бы они
ни были -- моя. Я в его годы грудью пробивался, а он на всем готовеньком.
Но, в сущности, он добрый.
-- Как там мои внуки?
-- Отлично. Тебя велели целовать. Летом привезу сюда на дачу.
-- И какой же помощи ты ждешь от меня, сынок?
Тем временем отец растянулся на диване, а сын примостился в кресле.
-- Да ничего особенного... Я думаю, это и тебе выгодно...
-- Что именно?
-- Проведи меня на пост председателя КГБ, батя.
-- Тебя?
-- А что?.. Не глупей же я Кегельбанова. Он тебя при первой заварушке
продаст. А тут тебе же спокойнее...
-- Ну, что ж... Неплохая мысль, сынок. А справишься? Тогда давай
попробуем. С понедельника, чтобы не откладывать, прямо и выходи работать на
Лубянку.
-- Серьезно или шутишь?
-- Шучу?.. А что, очень утомляют люди Кегельбанова, которые тебя
охраняют и не дают тебе попасть в лапы буржуазной прессы? А здесь прячут
твоих баб от жены, платят за тебя, возят, берегут...
-- Как не пожить, пока есть возможность? Ты ведь тоже время зря не
терял. И не меня они берегут, а тебя, па!
-- Пусть меня. А кто бы ты был, если б не я? И не кричи тут. Наверху
все слышно.
-- Кегельбановы на даче, отец, я заходил. Тебе бы давно надо переехать
в особняк. Пятикомнатная квартира на пятом этаже... Да в Швеции работяги
лучше живут! Рассказать на Западе стыдно...
-- А я, сынок, не для Запада живу. Я русский, служу народу. Кегельбанов
слушается каждого слова, а сделай я тебя председателем КГБ, ты же отца
родного посадишь! Шучу, конечно. Но не будет тебе этого поста!
-- Брось, батя, я пошутил... Не надо мне этой должности. Сам буду
расти. Давай за это выпьем.
-- За это -- давай...
Из серванта была принесена бутылка коньяку и рюмки налиты до краев. Они
чокнулись.
-- Домой поедешь или у нас переночуешь?
-- Домой поеду, батя. Высплюсь, а с утра начну расти.
-- Тогда езжай, и мне дай отдохнуть. Дело к часу ночи...
Отец глянул в щель между портьерами в окно. Он подождал, пока сын сел в
машину, отъехал. За ним вырулила вторая черная "Волга" и скрылась под аркой.
Междоу прочим, дальнейший рост сына происходил так. Он подговорил своих
друзей гебешников, и в поезде Москва -- Хельсинки они напоили его начальника
-- управляющего объединением "Промсырьеимпорт" Министерства внешней торговли
Седого, направлявшегося в Финляндию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164