Он велел поцеловать детей и соединился по селектору с
Полищуком, просил взять вожжи себе, поскольку его срочно вызывают.
В такси он сел с шофером, а Инна -- на заднее сиденье. Сидя
вполоборота, он расспрашивал о делах в машбюро и нуждах машинисток, обещал
обратить внимание на улучшение условий труда, обрадовал, что на машбюро к
празднику выделено сто рублей премии.
Хозяйка, еще из-за дверей услышав, что Инна не одна, ушла на кухню и не
показывалась.
-- Вы ведь голодный! -- воскликнула Инна. -- Мигом что-нибудь
придумаем...
Он невольно поморщился, входя в ее закуток, и осторожно присел за стол
с пишущей машинкой, привезенной Ивлевым. Инна суетилась. Отодвинув машинку,
она накрыла стол чистой газетой, поставила два стакана, хлеб, колбасу,
нарезала луковицу.
-- У вас недостаточные жилищные условия, Инна, -- он не прибавил
отчества.
-- Уж какие есть...
-- Я, пожалуй, смогу помочь...
-- У меня же прописки московской нету!
-- Сделаем и прописку.
-- Ну уж, Степан Трофимыч! -- она замерла с начатой бутылкой водки,
извлеченной из-под кровати.
-- Вы что, Инна, слову коммуниста не верите?!
-- Конечно, верю! -- она просияла вся, поставила на стол водку. --
Давайте выпьем за вас, Степан Трофимыч! За то, что вы такой простой. А я вас
боялась...
Она налила ему и себе по три четверти стакана.
-- Спасибо, Инна, -- он, чокнувшись с ней, выпил, слегка подрумянился,
не заметил, как перешел на "ты". -- А ты -- интересный человечек. Как-то я
раньше...
-- Ну, когда же вам? На ваших плечах газета... Хотите, вам погадаю?
-- А ну, рискнем! -- засмеялся он.
-- Так... -- она раскинула карты. -- Казенный дом... Дорога... Удача...
А вот тут, смотрите, червонный король вам мешает, но это будет недолго.
-- Чепуха все это, Инночка, -- он положил руку на колоду, останавливая
ее торопливую болтовню.
Отбросив карты, Светлозерская подошла к зеркалу, дабы убедиться, что
она в порядке. Он тоже встал и наблюдал за ее отражением в зеркале.
-- Вы так смотрите, я смущаюсь.
-- Я тоже, -- просто ответил он, не сводя с нее глаз.
Она подошла к нему вплотную, так что он ощутил кончики ее грудей через
пиджак. Инна была выше его на полголовы, но тут пригнула колени. Они
смотрели друг другу в глаза.
-- Что сперва? -- спросила она. -- Машинка или...
-- Или?..
-- Или -- я?
-- Как прикажешь. Слово женщины -- закон...
-- Тогда еще выпьем.
Они выпили еще по полстакана.
-- Теперь, поскольку вы мужчина, поцелуйте меня. А то я вас стесняюсь.
Дальнейшее Ягубов восстанавливал в памяти обрывочно. Где-то около
двенадцати Инна поднялась с постели, принесла гитару и, сидя у него на
животе, пела ему частушки, а он иногда подпевал. Потом они поднялись и
допили остатки водки. Он взял у нее из рук гитару, положил на пол, а Инну
посадил к себе на колени.
-- Ты -- удивительная женщина. Я даже не думал, что такие бывают.
Хозяйка разбудила их утром, и только тут Ягубов узнал, что жилищные
условия еще хуже, чем он предполагал с вечера. Ванной не оказалось вообще.
Старуха выспалась на кухне, сдвинув стулья, и потребовала за такое
неудобство двойную цену -- шесть рублей.
-- Инна Абрамовна, -- сказал он перед уходом, -- того, что между нами
было, не было. Надеюсь, понимаете?
-- Я -- могила, -- просто сказала она.
По дороге он в парикмахерской побрился. Боялся, что Инна вздумает зайти
к нему утром, и велел Локотковой никого не пускать. Ягубов вспоминал
отдельные подробности ночи. Живет в таких обстоятельствах и -- счастлива.
Правильно говорят: надо любить счастливых женщин. И, конечно, не болтливых.
Допив чай, Ягубов отставил стакан и открыл папку с бумагами. Вошла Анна
Семеновна, и он поморщился.
-- Извините. Там Кашин просится. Говорит, разговор неотложный. Пускать?
-- Придется пустить, что ж делать...
Посреди прошедшей ночи Светлозерская, целуя Ягубова, вдруг сказала:
-- Но не все мужчины в редакции такие. Вот Кашин...
-- А что -- Кашин?
-- Дверь в кабинете запер. Я говорю: "Рыбки смотрят, стыдно!" И сама к
двери. А дверь замурована, да так, что замок не отпирается. "Пускай, --
говорит, -- рыбки смотрят, пускай!" Раздел меня, а ничего не может. Я думала
укусить его, чтобы ожил. А он только: "Ой, больно!" И рот себе рукой
закрывает, чтобы не кричать. Всего его искусала -- и никакого результата.
-- Никакого? -- захохотал Ягубов. -- Это потому, что он при исполнении
служебных обязанностей.
-- Здрассте! С наступающим вас!
Валентин, перебив воспоминания Ягубова, бодрячком явился в кабинет и
сел на стул поближе, готовясь сообщить срочные новости и ожидая увидеть
реакцию на них.
-- Ну что, Валя? Некогда сейчас...
-- Извините, Степан Трофимыч! Я кратко, самое неотложное... Сироткина
из отдела писем отравилась.
-- Как?!
-- А так: приняла большую дозу снотворного. Ночью без сознания
доставлена к Склифосовскому. Уж я звонил, выяснял: промывание желудка
сделано, переливание крови. Искусственную почку подключили -- отец у нее,
сами знаете кто, ну, поднял медицину на ноги. Говорят, будет жить.
-- В горкомовский список попала?
-- И это выяснил. Нет. Ее в больнице записали студенткой. "Трудовая
правда" там не фигурирует.
-- Ну, а причина? Причину выяснил?
-- Не точно, конечно, пока, но в машбюро говорят, она от Ивлева
беременна.
-- От Ивлева?
-- Светлозерская машинисткам сказала. "Дуреха, -- говорит. --
Угораздило же из-за такой ерунды! Мужики, -- говорит, -- все без исключения
подонки!"
-- Без исключения? Так и сказала?
Кашин помолчал, потом спросил:
-- Что делать? Кого другого, конечно бы, уволить. Но тут...
-- Не будем обсуждать, Валентин, -- нахмурился Ягубов. -- У тебя все?
Он подумал о том, что когда после праздников он встретится в бассейне с
генералом Сироткиным, надо будет тактично выразить сочувствие. А может,
наоборот, сделать вид, что ничего не известно?
-- Насчет демонстрации, -- продолжил Кашин. -- Списки правофланговых и
несущих оформление составлены, люди проинструктированы, чтобы шли ровно по
восемь в ряд и не оказалось лишних. Вот, подпишите, я отвезу на проверку. А
второй экземпляр в бухгалтерию, сумма тут указана: по пять рублей за несение
портретов и знамен, все сходится.
-- Это неправильно, Валентин. Знамя должны нести даром.
-- Вообще-то вроде бы... Но за деньги надежнее. Так давно делаем...
Не возражая больше, Ягубов подписал.
-- Далее -- вопрос о дверях, -- заспешил Валентин. -- Посетители идут,
видят, что дверь выломана. Я уже вызвал слесарей. Сегодня же поставят новый
замок. Они у меня сейчас, поскольку Анна Семеновна не пустила их вас
тревожить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
Полищуком, просил взять вожжи себе, поскольку его срочно вызывают.
В такси он сел с шофером, а Инна -- на заднее сиденье. Сидя
вполоборота, он расспрашивал о делах в машбюро и нуждах машинисток, обещал
обратить внимание на улучшение условий труда, обрадовал, что на машбюро к
празднику выделено сто рублей премии.
Хозяйка, еще из-за дверей услышав, что Инна не одна, ушла на кухню и не
показывалась.
-- Вы ведь голодный! -- воскликнула Инна. -- Мигом что-нибудь
придумаем...
Он невольно поморщился, входя в ее закуток, и осторожно присел за стол
с пишущей машинкой, привезенной Ивлевым. Инна суетилась. Отодвинув машинку,
она накрыла стол чистой газетой, поставила два стакана, хлеб, колбасу,
нарезала луковицу.
-- У вас недостаточные жилищные условия, Инна, -- он не прибавил
отчества.
-- Уж какие есть...
-- Я, пожалуй, смогу помочь...
-- У меня же прописки московской нету!
-- Сделаем и прописку.
-- Ну уж, Степан Трофимыч! -- она замерла с начатой бутылкой водки,
извлеченной из-под кровати.
-- Вы что, Инна, слову коммуниста не верите?!
-- Конечно, верю! -- она просияла вся, поставила на стол водку. --
Давайте выпьем за вас, Степан Трофимыч! За то, что вы такой простой. А я вас
боялась...
Она налила ему и себе по три четверти стакана.
-- Спасибо, Инна, -- он, чокнувшись с ней, выпил, слегка подрумянился,
не заметил, как перешел на "ты". -- А ты -- интересный человечек. Как-то я
раньше...
-- Ну, когда же вам? На ваших плечах газета... Хотите, вам погадаю?
-- А ну, рискнем! -- засмеялся он.
-- Так... -- она раскинула карты. -- Казенный дом... Дорога... Удача...
А вот тут, смотрите, червонный король вам мешает, но это будет недолго.
-- Чепуха все это, Инночка, -- он положил руку на колоду, останавливая
ее торопливую болтовню.
Отбросив карты, Светлозерская подошла к зеркалу, дабы убедиться, что
она в порядке. Он тоже встал и наблюдал за ее отражением в зеркале.
-- Вы так смотрите, я смущаюсь.
-- Я тоже, -- просто ответил он, не сводя с нее глаз.
Она подошла к нему вплотную, так что он ощутил кончики ее грудей через
пиджак. Инна была выше его на полголовы, но тут пригнула колени. Они
смотрели друг другу в глаза.
-- Что сперва? -- спросила она. -- Машинка или...
-- Или?..
-- Или -- я?
-- Как прикажешь. Слово женщины -- закон...
-- Тогда еще выпьем.
Они выпили еще по полстакана.
-- Теперь, поскольку вы мужчина, поцелуйте меня. А то я вас стесняюсь.
Дальнейшее Ягубов восстанавливал в памяти обрывочно. Где-то около
двенадцати Инна поднялась с постели, принесла гитару и, сидя у него на
животе, пела ему частушки, а он иногда подпевал. Потом они поднялись и
допили остатки водки. Он взял у нее из рук гитару, положил на пол, а Инну
посадил к себе на колени.
-- Ты -- удивительная женщина. Я даже не думал, что такие бывают.
Хозяйка разбудила их утром, и только тут Ягубов узнал, что жилищные
условия еще хуже, чем он предполагал с вечера. Ванной не оказалось вообще.
Старуха выспалась на кухне, сдвинув стулья, и потребовала за такое
неудобство двойную цену -- шесть рублей.
-- Инна Абрамовна, -- сказал он перед уходом, -- того, что между нами
было, не было. Надеюсь, понимаете?
-- Я -- могила, -- просто сказала она.
По дороге он в парикмахерской побрился. Боялся, что Инна вздумает зайти
к нему утром, и велел Локотковой никого не пускать. Ягубов вспоминал
отдельные подробности ночи. Живет в таких обстоятельствах и -- счастлива.
Правильно говорят: надо любить счастливых женщин. И, конечно, не болтливых.
Допив чай, Ягубов отставил стакан и открыл папку с бумагами. Вошла Анна
Семеновна, и он поморщился.
-- Извините. Там Кашин просится. Говорит, разговор неотложный. Пускать?
-- Придется пустить, что ж делать...
Посреди прошедшей ночи Светлозерская, целуя Ягубова, вдруг сказала:
-- Но не все мужчины в редакции такие. Вот Кашин...
-- А что -- Кашин?
-- Дверь в кабинете запер. Я говорю: "Рыбки смотрят, стыдно!" И сама к
двери. А дверь замурована, да так, что замок не отпирается. "Пускай, --
говорит, -- рыбки смотрят, пускай!" Раздел меня, а ничего не может. Я думала
укусить его, чтобы ожил. А он только: "Ой, больно!" И рот себе рукой
закрывает, чтобы не кричать. Всего его искусала -- и никакого результата.
-- Никакого? -- захохотал Ягубов. -- Это потому, что он при исполнении
служебных обязанностей.
-- Здрассте! С наступающим вас!
Валентин, перебив воспоминания Ягубова, бодрячком явился в кабинет и
сел на стул поближе, готовясь сообщить срочные новости и ожидая увидеть
реакцию на них.
-- Ну что, Валя? Некогда сейчас...
-- Извините, Степан Трофимыч! Я кратко, самое неотложное... Сироткина
из отдела писем отравилась.
-- Как?!
-- А так: приняла большую дозу снотворного. Ночью без сознания
доставлена к Склифосовскому. Уж я звонил, выяснял: промывание желудка
сделано, переливание крови. Искусственную почку подключили -- отец у нее,
сами знаете кто, ну, поднял медицину на ноги. Говорят, будет жить.
-- В горкомовский список попала?
-- И это выяснил. Нет. Ее в больнице записали студенткой. "Трудовая
правда" там не фигурирует.
-- Ну, а причина? Причину выяснил?
-- Не точно, конечно, пока, но в машбюро говорят, она от Ивлева
беременна.
-- От Ивлева?
-- Светлозерская машинисткам сказала. "Дуреха, -- говорит. --
Угораздило же из-за такой ерунды! Мужики, -- говорит, -- все без исключения
подонки!"
-- Без исключения? Так и сказала?
Кашин помолчал, потом спросил:
-- Что делать? Кого другого, конечно бы, уволить. Но тут...
-- Не будем обсуждать, Валентин, -- нахмурился Ягубов. -- У тебя все?
Он подумал о том, что когда после праздников он встретится в бассейне с
генералом Сироткиным, надо будет тактично выразить сочувствие. А может,
наоборот, сделать вид, что ничего не известно?
-- Насчет демонстрации, -- продолжил Кашин. -- Списки правофланговых и
несущих оформление составлены, люди проинструктированы, чтобы шли ровно по
восемь в ряд и не оказалось лишних. Вот, подпишите, я отвезу на проверку. А
второй экземпляр в бухгалтерию, сумма тут указана: по пять рублей за несение
портретов и знамен, все сходится.
-- Это неправильно, Валентин. Знамя должны нести даром.
-- Вообще-то вроде бы... Но за деньги надежнее. Так давно делаем...
Не возражая больше, Ягубов подписал.
-- Далее -- вопрос о дверях, -- заспешил Валентин. -- Посетители идут,
видят, что дверь выломана. Я уже вызвал слесарей. Сегодня же поставят новый
замок. Они у меня сейчас, поскольку Анна Семеновна не пустила их вас
тревожить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164