-- Кого будем снимать, Игорь Иванович?
-- Меня, Саша. Фото на загранпаспорт. Ты уж извини за эксплуатацию...
-- Что вы! Я собираю снимки всего руководства. Нет, серьезно. Целая
коллекция, а вашего экземпляра не было.
Саша поставил кофр на ковер, извлек из него камеру с большим портретным
объективом и крался по ковру гибко и легко, как пантера.
-- Подойдите к окну, Игорь Иванович, но не совсем... Немного подальше.
Повернитесь боком -- будут мягкие тени. Подтяните галстук -- узел ослаб...
Смотрите на меня, чуточку повыше...
-- Слушаюсь!
-- Приятно, черт возьми, командовать начальством! -- Саша щелкнул
несколько раз, опустил камеру в сумку, вынул другую. -- А теперь для
страховки переменим позу. Повернитесь сюда. О'кей!
-- Спасибо, Саша. Ты торопишься?
Редактор обнял его за плечи и повел в свой буфет, куда могли заходить
только члены редколлегии. Здесь были особые продукты, американские сигареты,
жвачка.
-- Спасибо, я не курю, -- смутился Саша.
-- Бери, бери! Девушек угостишь...
Саша купил "Кэмел", Макарцев себе -- "Мальборо". Какабадзе тряхнул
черными кудрями и поволочил свой кофр.
Вторая половина дня главного редактора ухнула в мелочную и совершенно
нетворческую работу. Он подписал гонорарные ведомости за первую половину
февраля, документы на получение зарплаты сотрудникам, счета ретушерам и
художникам, даже не посмотрев цифр. Отвечала бухгалтерия, подпись редактора
нужна была для формы. Потом пошли акты списания бракованной типографской
бумаги. Приняв начальников наборного, стереотипного и ротационного цехов по
поводу срыва редакцией графика сдачи номера, редактор предъявил встречные
претензии о случаях пьянства в цехах. Потом Макарцев долго отчитывал пожилую
заведующую корректорской и двух молодых корректорш за глазные ошибки,
выловленные уже перед самым подписанием номера в печать. ("Зарплата
корректоров -- 65 рублей в месяц, -- жаловалась заведующая, -- работа
нервная и грязная -- пойди найди квалифицированного работника!")
Он стал читать почту, оставленную специально для него, и сам расписывал
ее по отделам с предложениями: "Разберитесь. И.М.", "Надо помочь --
обратитесь в ВЦСПС! И.М.", "Проверьте, нет ли нарушения соцзаконности?!
И.М.", "Печатать на собаке -- и на полосу! И.М."
Простого читателя он уважал сам и требовал такого же уважения от
коллектива: для читателя мы с вами живем и работаем! С особым вниманием
читал "телеги". Он сам подписывал наиболее значимую исходящую почту. Кроме
того, принимал по личным вопросам сотрудников всех рангов без исключения, в
том числе жену выпускающего Хабибулина, пришедшую жаловаться на мужа
("Перестал домой деньги приносить, я написала в партбюро, а ни ответа, ни
привета! И почему квартиру никак не дадут, одни обещанки? Русские сразу
получают, а татарин ждет не дождется").
Нервничал ли главный редактор, делая эту работу? Нет, все было ему
привычно.
Ужинал он обычно дома и снова приезжал в редакцию читать номер. И
тогда, во вторник, он вышел в приемную, распрямив сгорбившиеся от усталости
плечи.
-- Выпейте еще чаю, Игорь Иваныч, -- Анечка быстро смахнула со стола
фантик от конфеты.
-- Поехали, Леша!
Двоенинов, дремавший в кресле, вскочил, обежал хозяина и пошел, как
всегда, впереди, покручивая ключи на брелочке, как пропеллер. Не спрашивая,
повез он хозяина домой, в новый дом за стадионом "Динамо", куда редактор
перебрался два года назад -- в пятикомнатную квартиру с двумя лоджиями, с
которых можно было бы с комфортом смотреть футбол и травяной хоккей, если бы
позволяло время.
"Волга" остановилась у красного светофора, возле Центрального
телеграфа, когда Макарцев вдруг передумал. Пока ехал, он проигрывал в голове
диалог с Зинаидой. Снова о сыне -- когда же поговоришь? Пять лет не были в
театре, если не считать "Лебединого озера" в Большом -- обязательные
посещения с женами во время приема почетных иностранцев. Носа из дома не
высовываю. Раньше хоть в распределитель можно было съездить, а теперь на дом
привозят. Мать наотрез отказывается приехать -- чем ты ее обидел?
Ох-хо-хо...
-- Что там, Леша, на доме написано? Не разгляжу без очков.
-- Да уж давно здесь кафе "Московское"...
-- Вот и хорошо! Рули к нему!
Тут как раз включился зеленый, и Леша рванул в гору, не щадя мотора.
Перерезав наискось правые ряды, он затормозил у тротуара. Инспекор на углу
проезда МХАТа приставил было свисток ко рту, но, увидев номер, отвернулся.
В кафе Макарцев бывал в Риме, Токио, Париже, Марселе, Каире, Лондоне,
Сантьяго, Гаване, Нью-Йорке, Рейкьявике, не говоря уже о соцстранах, а о
московских предприятиях общепита читал в своей газете: как улучшается их
работа, увеличивается ассортимент блюд, с каждым годом растет количество
посадочных мест.
В зале было полутемно и полупусто. Несколько посетителей сидели в
разных углах, пахло тухлой капустой. Официантки не было, с кухни доносилась
перебранка. Потом появилась толстая и неряшливо одетая женщина. Она смотрела
мимо Игоря Ивановича в окно. То ли действительно не видела, то ли делала
вид. Он радовался, что никто к нему не подходит, отдыхал. Положил голову на
руки, закрыл глаза, забыл, что сидит на людях: ведь они ничего от него не
хотели и вообще не знали его. Редко бывает, что он никому не нужен. Всегда
обязан думать, как твой поступок расценят наверху, внизу, секретарша,
жена... Официантка подошла, молча вынула блокнот.
-- Я хочу поужинать, -- с добротой в голосе сказал он.
-- Чего?
-- А что есть?
-- Вот меню...
Она взяла с другого столика меню, положила на противоположный от
Макарцева конец стола, а сама пошла прочь. Очки он забыл в кабинете.
-- Погодите, попросил он. -- Я уже выбрал...
-- Чего? -- спросила она издали.
-- Яичницу, -- быстро сказал он. -- И кофе...
-- Пить не будете?
Он поколебался, не взять ли коньяку, но решил, что быстрей наступит
усталость.
-- Вроде нет... Если можно, бутылку минеральной...
-- Воды нет.
Ничего не записав, она пожала плечами, сунула блокнот в карман фартука
и ушла. Макарцеву уже стало не так хорошо одному. Ему хотелось есть, и он
жалел, что не поехал домой. Яичница его жарилась долго. Он и без Зины
быстрей бы зажарил. Он стал нервничать, что уже готовы полосы, и он не
успеет подумать и дать указание переверстать, должен будет в спешке
прочитать, чтобы не выбить номер из графика, им же самим утвержденного.
Наконец перед ним плюхнулась алюминиевая сковорода с яичницей. Брызги
попали на костюм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
-- Меня, Саша. Фото на загранпаспорт. Ты уж извини за эксплуатацию...
-- Что вы! Я собираю снимки всего руководства. Нет, серьезно. Целая
коллекция, а вашего экземпляра не было.
Саша поставил кофр на ковер, извлек из него камеру с большим портретным
объективом и крался по ковру гибко и легко, как пантера.
-- Подойдите к окну, Игорь Иванович, но не совсем... Немного подальше.
Повернитесь боком -- будут мягкие тени. Подтяните галстук -- узел ослаб...
Смотрите на меня, чуточку повыше...
-- Слушаюсь!
-- Приятно, черт возьми, командовать начальством! -- Саша щелкнул
несколько раз, опустил камеру в сумку, вынул другую. -- А теперь для
страховки переменим позу. Повернитесь сюда. О'кей!
-- Спасибо, Саша. Ты торопишься?
Редактор обнял его за плечи и повел в свой буфет, куда могли заходить
только члены редколлегии. Здесь были особые продукты, американские сигареты,
жвачка.
-- Спасибо, я не курю, -- смутился Саша.
-- Бери, бери! Девушек угостишь...
Саша купил "Кэмел", Макарцев себе -- "Мальборо". Какабадзе тряхнул
черными кудрями и поволочил свой кофр.
Вторая половина дня главного редактора ухнула в мелочную и совершенно
нетворческую работу. Он подписал гонорарные ведомости за первую половину
февраля, документы на получение зарплаты сотрудникам, счета ретушерам и
художникам, даже не посмотрев цифр. Отвечала бухгалтерия, подпись редактора
нужна была для формы. Потом пошли акты списания бракованной типографской
бумаги. Приняв начальников наборного, стереотипного и ротационного цехов по
поводу срыва редакцией графика сдачи номера, редактор предъявил встречные
претензии о случаях пьянства в цехах. Потом Макарцев долго отчитывал пожилую
заведующую корректорской и двух молодых корректорш за глазные ошибки,
выловленные уже перед самым подписанием номера в печать. ("Зарплата
корректоров -- 65 рублей в месяц, -- жаловалась заведующая, -- работа
нервная и грязная -- пойди найди квалифицированного работника!")
Он стал читать почту, оставленную специально для него, и сам расписывал
ее по отделам с предложениями: "Разберитесь. И.М.", "Надо помочь --
обратитесь в ВЦСПС! И.М.", "Проверьте, нет ли нарушения соцзаконности?!
И.М.", "Печатать на собаке -- и на полосу! И.М."
Простого читателя он уважал сам и требовал такого же уважения от
коллектива: для читателя мы с вами живем и работаем! С особым вниманием
читал "телеги". Он сам подписывал наиболее значимую исходящую почту. Кроме
того, принимал по личным вопросам сотрудников всех рангов без исключения, в
том числе жену выпускающего Хабибулина, пришедшую жаловаться на мужа
("Перестал домой деньги приносить, я написала в партбюро, а ни ответа, ни
привета! И почему квартиру никак не дадут, одни обещанки? Русские сразу
получают, а татарин ждет не дождется").
Нервничал ли главный редактор, делая эту работу? Нет, все было ему
привычно.
Ужинал он обычно дома и снова приезжал в редакцию читать номер. И
тогда, во вторник, он вышел в приемную, распрямив сгорбившиеся от усталости
плечи.
-- Выпейте еще чаю, Игорь Иваныч, -- Анечка быстро смахнула со стола
фантик от конфеты.
-- Поехали, Леша!
Двоенинов, дремавший в кресле, вскочил, обежал хозяина и пошел, как
всегда, впереди, покручивая ключи на брелочке, как пропеллер. Не спрашивая,
повез он хозяина домой, в новый дом за стадионом "Динамо", куда редактор
перебрался два года назад -- в пятикомнатную квартиру с двумя лоджиями, с
которых можно было бы с комфортом смотреть футбол и травяной хоккей, если бы
позволяло время.
"Волга" остановилась у красного светофора, возле Центрального
телеграфа, когда Макарцев вдруг передумал. Пока ехал, он проигрывал в голове
диалог с Зинаидой. Снова о сыне -- когда же поговоришь? Пять лет не были в
театре, если не считать "Лебединого озера" в Большом -- обязательные
посещения с женами во время приема почетных иностранцев. Носа из дома не
высовываю. Раньше хоть в распределитель можно было съездить, а теперь на дом
привозят. Мать наотрез отказывается приехать -- чем ты ее обидел?
Ох-хо-хо...
-- Что там, Леша, на доме написано? Не разгляжу без очков.
-- Да уж давно здесь кафе "Московское"...
-- Вот и хорошо! Рули к нему!
Тут как раз включился зеленый, и Леша рванул в гору, не щадя мотора.
Перерезав наискось правые ряды, он затормозил у тротуара. Инспекор на углу
проезда МХАТа приставил было свисток ко рту, но, увидев номер, отвернулся.
В кафе Макарцев бывал в Риме, Токио, Париже, Марселе, Каире, Лондоне,
Сантьяго, Гаване, Нью-Йорке, Рейкьявике, не говоря уже о соцстранах, а о
московских предприятиях общепита читал в своей газете: как улучшается их
работа, увеличивается ассортимент блюд, с каждым годом растет количество
посадочных мест.
В зале было полутемно и полупусто. Несколько посетителей сидели в
разных углах, пахло тухлой капустой. Официантки не было, с кухни доносилась
перебранка. Потом появилась толстая и неряшливо одетая женщина. Она смотрела
мимо Игоря Ивановича в окно. То ли действительно не видела, то ли делала
вид. Он радовался, что никто к нему не подходит, отдыхал. Положил голову на
руки, закрыл глаза, забыл, что сидит на людях: ведь они ничего от него не
хотели и вообще не знали его. Редко бывает, что он никому не нужен. Всегда
обязан думать, как твой поступок расценят наверху, внизу, секретарша,
жена... Официантка подошла, молча вынула блокнот.
-- Я хочу поужинать, -- с добротой в голосе сказал он.
-- Чего?
-- А что есть?
-- Вот меню...
Она взяла с другого столика меню, положила на противоположный от
Макарцева конец стола, а сама пошла прочь. Очки он забыл в кабинете.
-- Погодите, попросил он. -- Я уже выбрал...
-- Чего? -- спросила она издали.
-- Яичницу, -- быстро сказал он. -- И кофе...
-- Пить не будете?
Он поколебался, не взять ли коньяку, но решил, что быстрей наступит
усталость.
-- Вроде нет... Если можно, бутылку минеральной...
-- Воды нет.
Ничего не записав, она пожала плечами, сунула блокнот в карман фартука
и ушла. Макарцеву уже стало не так хорошо одному. Ему хотелось есть, и он
жалел, что не поехал домой. Яичница его жарилась долго. Он и без Зины
быстрей бы зажарил. Он стал нервничать, что уже готовы полосы, и он не
успеет подумать и дать указание переверстать, должен будет в спешке
прочитать, чтобы не выбить номер из графика, им же самим утвержденного.
Наконец перед ним плюхнулась алюминиевая сковорода с яичницей. Брызги
попали на костюм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164