И он понимал, что вице-адмиралу Серову, опытному боевому моряку, как и другим умудренным жизнью боевым офицерам, в любую минуту страна может предъявить свой большой счет.
Достижения техники, новые виды реактивного оружия, атомная и термоядерная энергия и еще многое другое—все это должно было резко изменить картину военных операций на море. И как бы твердо ни верил Серов в победу дела мира, он — человек военный — обязан быть готовым к любым неожиданностям.
Серов не принадлежал к категории людей, увлекающихся звучанием слов «атомный век», «атомная война». Он был глубоко убежден, что главной силой всегда являются люди. Сражения требуют гармонического сочетания всех технических средств. Ни одно новое оружие само по себе никогда не давало победы.
Не принадлежал Серов и к другой категории военных, которые в свое время готовы были противопоставить танку — штык, автомату — трехлинейную винтовку. Некоторые из них в неофициальных разговорах в кают-компаниях намекали, что атомное оружие не посмеют и побоятся пустить в дело, как побоялись и не посмели применить газы во второй мировой войне.
Серов посмеивался над увлекающимися «прожектерами» и презирал казенный оптимизм безнадежно консервативных офицеров, чьи взгляды характеризовал одной фразой: «Авось-небось, да и сойдет».
Серов думал: какой бы ни была будущая война, если избежать ее не удастся, в ней останутся для флота и бои кораблей на море, и высадка десантов, и конвоирование торговых судов, и многое другое, с чем доводилось сталкиваться прежде. Но какой характер примут бои? В каких условиях станут возможны десанты и в каких невозможны? Если соединение нельзя держать в одном кулаке, а надо рассредоточить корабли по разным бухтам, как повысится ответственность командиров кораблей? Каковы пути, чтобы приучить их к большей самостоятельности? Насколько должны быть гибки штабные планы и в то же время насколько тверды, чтобы, предоставляя максимум инициативы командирам кораблей, не допустить хаоса?! Да что штабы и командиры! Даже воспитание рядового матроса представляло серьезную проблему. Сколько неприятностей было в 1941 году, когда в пехотных подразделениях появилась болезнь, именуемая «танкобоязнью», и как потом те же бойцы, что поддавались страху, хладнокровно и умело уничтожали танки. Следовательно, надо позаботиться о том, чтобы предупредить «атомобоязнь», а это значит, необходимо провести молодых матросов через испытания, которые так закалили бы их характер и волю, как, может быть, еще никогда прежде.
Но что же это за испытания?Вот те вопросы, которые занимали Серова, те проблемы, которые охватывали возможные изменения как в оперативном искусстве и тактике, так и в повседневном воспитании моряков всех рангов и званий.
Серов поднялся на мостик. Вода в заливе вздымалась неприветливая, тяжелая, как мокрый холст. В гулких металлических надстройках корабля гулял ветер. Облака выползали из-за горного хребта, неслись над лесистыми вершинами сопок к океану, беспорядочно наслаиваясь и громоздясь, словно им было тесно в небесном просторе.
Над мачтами пролетела чайка, похожая на большое белое перо, гонимое ветром. Серов проводил ее взглядом. «Пурга будет»,— решил он, зябко поеживаясь и застегивая наглухо воротник шинели.
Серов закурил и, как это часто случалось с ним в последнее время, вспомнил о Марии Краевой. «Так и стоит она перед глазами: строгая, красивая, вот незадача». Он усмехнулся.
Странными все-таки были их встречи!В один из осенних ненастных дней он как депутат городского Совета принимал избирателей.Вторые сутки непрерывно шел дождь; он то усиливался, то стихал на короткое время, то вновь принимался хлестать. Если бы не твердо принятое для себя правило никогда не пропускать своих приемных часов, Серов не приехал бы в горсовет: он знал, что в такую непогоду посетителей у него будет немного. Посетителей и впрямь было только двое: демобилизованный моряк с чертежами изобретенного им нового огнетушителя, просивший Серова помочь ему добиться консультации флотских специалистов, и какая-то пожилая женщина, мать погибшего на войне офицера, жаловавшаяся на финансовый отдел исполкома, который несвоевременно переводил ей пенсию.
Отпустив избирателей, Серов зажег настольную лампу и принялся читать письма. В одном письме группа военнослужащих просила своего депутата поставить вопрос перед Москвой об открытии в Белых Скалах телевизионного центра; в другом — девушка, окончившая среднюю школу, возмущалась несправедливым, по ее мнению, отказом приемной комиссии высшего военно-морского училища, куда она хотела посту-
пить учиться. Серов собирался написать ответы на письма, как раздался стук в дверь.На пороге показалась женщина в плаще, по которому стекали струйки воды.
— Я уже подумала, что вы сегодня не принимаете,— сказала она простуженным голосом. — Я вам здесь наслежу. — Она поглядела себе под ноги. — Ни в одном магазине в Белых Скалах нет в продаже зонтиков. Это никуда не годится!
— Значит, вы ко мне по этому поводу? — спросил Серов, придвигая ей стул.
— Нет, это так, к слову пришлось, — ответила она, осторожно садясь на краешек стула.
Женщина расстегнула плащ, привычным движением поправила волосы, сбившиеся под капюшоном. Она была мила и привлекательна. Ее большие серые глаза, хоть и смотрели строго, казалось, таили в себе мягкий свет.
— Моя фамилия Краева, — продолжала она. —Я работаю на судостроительном заводе. По службе мне приходится близко сталкиваться с военными моряками. И вот сегодня... — Она вдруг сморщила нос, достала из сумочки, лежащей на коленях, носовой платок, поднесла его к лицу и громко чихнула. — Простите. У меня, кажется, нос распух от насморка.
— Будьте здоровы!—Серов улыбнулся. «Что-то я слышал о ней... — подумал он. — Да, да... ее зовут Марией. Это она приехала к Кипарисову, и о ней мне говорил когда-то еще Звенигоров. Но они, кажется, давно разошлись... Зачем она пришла?».
— Спасибо, — сказала Краева и снова, не удержавшись, чихнула. Из ее раскрытой сумочки шел тонкий запах духов.
— Погода неважная,—зачем-то сказал Серов, внимательно рассматривая посетительницу. Под плащом на ней был надет темный костюм, над кармашком его виднелась планка с орденскими лентами. Шею ее обвивал цветной шелковый шарф. — Так что же случилось?
— Случай сам по себе незначительный. Но он меня расстроил.— Ее глаза посуровели.— Представьте себе, что вы обращаетесь к офицеру в надежде встретить у него поддержку, а вместо этого...
— Что вместо этого?
— Я не знаю, как это точно выразить. — Краева помолчала, раздумывая, и на высоком, немного выпуклом лбу показалась морщинка. — Вы, наверное, поймете меня, когда я все расскажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Достижения техники, новые виды реактивного оружия, атомная и термоядерная энергия и еще многое другое—все это должно было резко изменить картину военных операций на море. И как бы твердо ни верил Серов в победу дела мира, он — человек военный — обязан быть готовым к любым неожиданностям.
Серов не принадлежал к категории людей, увлекающихся звучанием слов «атомный век», «атомная война». Он был глубоко убежден, что главной силой всегда являются люди. Сражения требуют гармонического сочетания всех технических средств. Ни одно новое оружие само по себе никогда не давало победы.
Не принадлежал Серов и к другой категории военных, которые в свое время готовы были противопоставить танку — штык, автомату — трехлинейную винтовку. Некоторые из них в неофициальных разговорах в кают-компаниях намекали, что атомное оружие не посмеют и побоятся пустить в дело, как побоялись и не посмели применить газы во второй мировой войне.
Серов посмеивался над увлекающимися «прожектерами» и презирал казенный оптимизм безнадежно консервативных офицеров, чьи взгляды характеризовал одной фразой: «Авось-небось, да и сойдет».
Серов думал: какой бы ни была будущая война, если избежать ее не удастся, в ней останутся для флота и бои кораблей на море, и высадка десантов, и конвоирование торговых судов, и многое другое, с чем доводилось сталкиваться прежде. Но какой характер примут бои? В каких условиях станут возможны десанты и в каких невозможны? Если соединение нельзя держать в одном кулаке, а надо рассредоточить корабли по разным бухтам, как повысится ответственность командиров кораблей? Каковы пути, чтобы приучить их к большей самостоятельности? Насколько должны быть гибки штабные планы и в то же время насколько тверды, чтобы, предоставляя максимум инициативы командирам кораблей, не допустить хаоса?! Да что штабы и командиры! Даже воспитание рядового матроса представляло серьезную проблему. Сколько неприятностей было в 1941 году, когда в пехотных подразделениях появилась болезнь, именуемая «танкобоязнью», и как потом те же бойцы, что поддавались страху, хладнокровно и умело уничтожали танки. Следовательно, надо позаботиться о том, чтобы предупредить «атомобоязнь», а это значит, необходимо провести молодых матросов через испытания, которые так закалили бы их характер и волю, как, может быть, еще никогда прежде.
Но что же это за испытания?Вот те вопросы, которые занимали Серова, те проблемы, которые охватывали возможные изменения как в оперативном искусстве и тактике, так и в повседневном воспитании моряков всех рангов и званий.
Серов поднялся на мостик. Вода в заливе вздымалась неприветливая, тяжелая, как мокрый холст. В гулких металлических надстройках корабля гулял ветер. Облака выползали из-за горного хребта, неслись над лесистыми вершинами сопок к океану, беспорядочно наслаиваясь и громоздясь, словно им было тесно в небесном просторе.
Над мачтами пролетела чайка, похожая на большое белое перо, гонимое ветром. Серов проводил ее взглядом. «Пурга будет»,— решил он, зябко поеживаясь и застегивая наглухо воротник шинели.
Серов закурил и, как это часто случалось с ним в последнее время, вспомнил о Марии Краевой. «Так и стоит она перед глазами: строгая, красивая, вот незадача». Он усмехнулся.
Странными все-таки были их встречи!В один из осенних ненастных дней он как депутат городского Совета принимал избирателей.Вторые сутки непрерывно шел дождь; он то усиливался, то стихал на короткое время, то вновь принимался хлестать. Если бы не твердо принятое для себя правило никогда не пропускать своих приемных часов, Серов не приехал бы в горсовет: он знал, что в такую непогоду посетителей у него будет немного. Посетителей и впрямь было только двое: демобилизованный моряк с чертежами изобретенного им нового огнетушителя, просивший Серова помочь ему добиться консультации флотских специалистов, и какая-то пожилая женщина, мать погибшего на войне офицера, жаловавшаяся на финансовый отдел исполкома, который несвоевременно переводил ей пенсию.
Отпустив избирателей, Серов зажег настольную лампу и принялся читать письма. В одном письме группа военнослужащих просила своего депутата поставить вопрос перед Москвой об открытии в Белых Скалах телевизионного центра; в другом — девушка, окончившая среднюю школу, возмущалась несправедливым, по ее мнению, отказом приемной комиссии высшего военно-морского училища, куда она хотела посту-
пить учиться. Серов собирался написать ответы на письма, как раздался стук в дверь.На пороге показалась женщина в плаще, по которому стекали струйки воды.
— Я уже подумала, что вы сегодня не принимаете,— сказала она простуженным голосом. — Я вам здесь наслежу. — Она поглядела себе под ноги. — Ни в одном магазине в Белых Скалах нет в продаже зонтиков. Это никуда не годится!
— Значит, вы ко мне по этому поводу? — спросил Серов, придвигая ей стул.
— Нет, это так, к слову пришлось, — ответила она, осторожно садясь на краешек стула.
Женщина расстегнула плащ, привычным движением поправила волосы, сбившиеся под капюшоном. Она была мила и привлекательна. Ее большие серые глаза, хоть и смотрели строго, казалось, таили в себе мягкий свет.
— Моя фамилия Краева, — продолжала она. —Я работаю на судостроительном заводе. По службе мне приходится близко сталкиваться с военными моряками. И вот сегодня... — Она вдруг сморщила нос, достала из сумочки, лежащей на коленях, носовой платок, поднесла его к лицу и громко чихнула. — Простите. У меня, кажется, нос распух от насморка.
— Будьте здоровы!—Серов улыбнулся. «Что-то я слышал о ней... — подумал он. — Да, да... ее зовут Марией. Это она приехала к Кипарисову, и о ней мне говорил когда-то еще Звенигоров. Но они, кажется, давно разошлись... Зачем она пришла?».
— Спасибо, — сказала Краева и снова, не удержавшись, чихнула. Из ее раскрытой сумочки шел тонкий запах духов.
— Погода неважная,—зачем-то сказал Серов, внимательно рассматривая посетительницу. Под плащом на ней был надет темный костюм, над кармашком его виднелась планка с орденскими лентами. Шею ее обвивал цветной шелковый шарф. — Так что же случилось?
— Случай сам по себе незначительный. Но он меня расстроил.— Ее глаза посуровели.— Представьте себе, что вы обращаетесь к офицеру в надежде встретить у него поддержку, а вместо этого...
— Что вместо этого?
— Я не знаю, как это точно выразить. — Краева помолчала, раздумывая, и на высоком, немного выпуклом лбу показалась морщинка. — Вы, наверное, поймете меня, когда я все расскажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145