— Не понимаю, какое это имеет отношение к вам?
— Мы ведь друзья, — Елена Станиславовна снова подошла, потрепала его волосы, улыбнулась, на секунду прижалась щекой к его щеке и снова выпрямилась.— Ну, теперь отвечайте. Вы, вероятно, получили от родных письма, а ответили ли вы на них?..
— Не удосужился, — улыбнувшись, сказал Батырев. — Это вас только и беспокоило?..
— Да... Думаю, что вам следует послать им небольшую посылку и написать теплое письмо. О посылке я побеспокоилась. — Елена Станиславовна подошла к письменному столу, открыла дверцу боковой тумбы и достала вначале ларец в виде кочевой юрты, а затем трубку, почерневшую от времени, с красиво изогнутым мундштуком. — Посмотрите, Валентин Корнеевич, вам это нравится?
Батырев довольно равнодушно повертел в руках ларец, но долго любовался трубкой. Отец его коллекционировал такие вещи и научил его ценить их и разбираться в них. — О, это замечательная штука! — сказал он: — Батя мой, если не полжизни, так ползарплаты отдал бы за такую.
— Вот как! — притворно удивилась Меркулова: — Матери вашей вы пошлете ларец, а отцу трубку, я не знала, что он такой их любитель. Это вдвойне мне приятно.
— Слишком дорогой подарок, — заколебался Батырев, — хотя отец и мать были бы в восторге.
— Говорят, дорог не подарок, дорого внимание, — сказала назидательно Меркулова. — Теперь я вам отвечу, почему я беспокоюсь о том, чтобы вы были примерным сыном, — она прошлась по комнате и остановилась неподалеку от окна: — Я хочу, чтобы семья моего друга была близка мне, — она подчеркнула слово «друга» и бросила выразительный взгляд на Батырева: — Вы сегодня же, Валентин Корнеевич, заедете в магазин и купите все, что вам еще захочется послать
родным. В местных артелях найдете интересные сувениры. Для Москвы это экзотика. Что ж до ларца и трубки... — она изучающе глядела на Батырева, точно проверяя по его лицу, как он относится к ее словам, — не беспокойтесь. Я знакома с вашей матерью, мы не раз оказывали друг другу мелкие услуги у портных и шляпниц.. Так что мое скромное внимание к ней не может быть истолковано как-либо превратно. А на трубку я натолкнулась случайно. Почему же мне не доставить удовольствия коллекционеру? Надеюсь, вы сможете обо всем этом написать тактично. Может быть, вскоре вы поедете в отпуск, а я буду в это время в Москве, — с лукавой улыбкой добавила Елена Станиславовна, — мне приятно будет встречаться с вами и с вашей семьей и даже ездить, скажем, вместе в театр.
Меркулова стояла вполоборота к окну, и поток света контрастно выделял тонкий, безукоризненно правильный профиль, нежную белизну кожи и пушистые завитушки на затылке у самого воротника платья. Она казалась Батыреву такой умной и милой и такой желанной, что он в сдержанном порыве признательности и нежности подошел к ней, взял ее руку и осторожно поцеловал.
Елена Станиславовна улыбнулась, опустилась на диван и усадила Батырева рядом с собой.
— Теперь поговорим о вас. Расскажите, как вы оказались сейчас у меня в гостях?—быстро и нарочито громко, чтобы было слышно на кухне, где находилась домработница, сказала Елена Станиславовна. Она глядела в заблестевшие глаза Батырева, слышала его учащенное дыхание. Ее забавляла эта игра в любовь. Конечно, Батырев не шел ни в какое сравнение с мужем, настоящим сильным человеком, но с этим юнцом было легче и, пожалуй, даже приятней, а сознание того, что он может быть и должен быть полезен, все оправдывало. Она укрепилась в мысли, что служба Бориса Осиповича в Белых Скалах — никчемное дело и что надо любыми путями выкарабкаться отсюда. Конечно, ларец и трубка были пустяком и «мелочью», но, кто знает, какая «мелочь» открывает путь к сердцу. Войти в дом Батырезых в Москве, когда соответствующая атмосфера уже подготовлена, это могло быть решающим.
Если, скажем, вечером за семейным ужином в беседе о службе и жизни сынка Батырева среди воспоминаний о том, как разыскивалась драгоценная трубка, пожаловаться по секрету на мужа, который из ложного самолюбия не признается, что климат Белых Скал может оказаться для него губительным. Кто знает, не получит ли завтра-послезавтра Борис Осипович новую должность, причем даже не подозревая, что здесь какую-нибудь роль сыграла она...
Меркулова поспешно встала. В дверях показалась Катя и сказала, что пришла Донцова. Дуся стояла в прихожей в шубке и развязывала белый пуховый платок.
— Можно к вам? — спросила Дуся.
— Конечно, я рада вам, Дусенька, — ответила Елена Станиславовна. Она и вправду была рада приходу новой гостьи. С Батыревым наедине сейчас оставаться не хотелось, тем более, что у домработницы какие-то подозрения и еще не известно, как поведет она себя в дальнейшем. Меркулова помогла Дусе раздеться и, обняв ее за плечи, повела в комнаты.
— Вот мы и снова втроем, как в купе. Видно, связала нас дорога какими-то неразрывными нитями, — сказала она, входя в кабинет.
Дуся смутилась, увидев Батырева, сдержанно кивнула ему. С того вечера, когда он пытался ее обнять, она уже не могла вести себя с ним запросто. Не то что-бы оставалась какая-нибудь обида, но теперь казалось неудобным занимать его квартиру, быть чем-то обязанной ему и в то же время принимать его ухаживания. Нет. Со всем этим надо было раз и навсегда покончить. Батырев, однако, поздоровался с ней как ни в чем не бывало. Легкое увлечение Дусей прошло без следа, а вместе с увлечением исчезли и всякие угрызения совести. Впрочем, она и сейчас казалась ему привлекательной. Он даже мысленно сравнил достоинства Елены Станиславовны и Дуси, но тут же отдал предпочтение первой.
Наступившую паузу прервала Меркулова. Садясь рядом с гостьей, она спросила:
— Что у вас нового в жизни, Дусенька? Сбываются ли ваши мечты?
— О, у меня сегодня важный день, — ответила Дуся, — я сдаю на разряд. Разряд — это, понимаете, моя квалификация. — Большие глаза Дуси от волнения посинели. — Правда, у меня есть справка из ремесленного училища, но наш мастер бумажкам не верит.
Дуся с увлечением стала рассказывать о требовательности мастера и о том, что ей предстояло делать сегодня на заводе. Ей с самого утра нетерпелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Мужа уже несколько дней не было дома, а разговаривать сама с собой она не умела... Как все непосредственные натуры, Дуся искренне думала, что все то, что волнует ее, интересно и другим. Ей сегодня надо на работу во вторую смену, а проснулась, как на первую. Еще темно было. Подумала, отчего это, и сразу вспомнила: в два часа дня в присутствии мастера и членов комиссии встанет она у станка и покажет, чего стоит. А может, и ничего не стоит. Может, оконфузится. Все утро, готовя себе обед, она поминутно поглядывала на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145