И это больше всего возмутило Марию.
— Да, ты все тот же, — сказала она грустно а с болью.
— Ты о чем?
Мария не ответила. Она глядела на него такими изумленными и страдальческими глазами, что он смягчился.
— Ладно, едем, разберемся дома, — почти мягко сказал Кипарисов. Казалось, что он великодушно прощает.
— Никуда я с тобой не поеду, — она упрямо закусила губу и отвернулась.
— Хочешь остаться здесь?
— Здесь ли, нет ли — это дело не твое.
— Не мое?! — От гнева у него перехватило дыхание.
— Уходи! — сказала Мария настойчиво, почти зло. Кипарисов побледнел, у него задрожали губы. Ни слова не говоря, хлопнув дверью, он ушел из квартиры.
Мария, обессиленная, прислонилась головой к дверному косяку.
— Вот и все, — сказала она жалобно, почти плача.
Замок в наружной двери щелкнул. В столовую вошел адъютант с пакетом в руках. Он по-хозяйски огляделся и поздоровался с Марией.
— Вот вам. — Он протянул ей пакет, — здесь все ваше из прачечной. Шубка и платок на вешалке, за ночь я их высушил.
— Благодарю...
— Это приказал сделать адмирал.
— Все равно... А Кирилл Георгиевич на службе?
— В госпитале адмирал, — сухо ответил адъютант. Он не скрывал своей неприязни к Марии.
— Заболел?
— Здоровые в госпиталь не ложатся...
У Марии на глазах показались слезы, она взяла пакет и направилась в спальню. Через несколько минут она уже вышла оттуда одетая.
— До свиданья. И, если можете, не надо на меня сердиться, — сказала она адъютанту.
Он ничего не ответил, занятый тем, что расставлял стулья и кресла по прежним местам.
Ночью подул ветер с юга и пошел снег пополам с дождем. «Дерзновенный», отконвоировав транспорт, пришел в Белые Скалы. В гавани было необычайно пустынно; около бетонных стенок жались несколько
тральщиков и посыльных судов, на внешнем рейде одиноко дымил ледокол, готовясь к походу. Все боевые силы соединения находились в море.
«Дерзновенный» сиротливо пришвартовался у стенки — он не участвовал в учениях. Светов согласно указаниям штаба должен был ждать прихода «Морской державы», но, когда она придет, никто не знал.
После обеда Батырев сошел на берег и быстрыми шагами направился в город. Светов разрешил ему побывать в госпитале, проведать Канчука. Три дня тому назад из бухты Казацкой старшина был на самолете отправлен в Белые Скалы, состояние его было тяжелым. Батырсва мучили- угрызения совести — он продолжал считать себя виновником несчастья, случившегося с Канчуком, и навестить его считал своим долгом. Купив в ближайшем киоске плитку шоколада и сотню хороших папирос, вскочил на подножку проходившего мимо автобуса.
В приемном покое госпиталя дежурный врач сказал Батыреву, что посещение больных разрешается только по выходным дням. На вопрос о здоровье Канчука врач ответил, что старшина чувствует себя лучше и теперь уже ничто не угрожает его жизни. У Батырева отлегло от сердца. Попросив передать Канчуку шоколад и папиросы, он покинул госпиталь.
Выйдя из госпиталя, Батырев задумался: «Куда же дальше?» Пожалуй, в ресторан. Порядком измучившись в тяжелом походе, он теперь имел право быть довольным своим поведением в море и на суше и еще больше тем, что это поведение было по заслугам оценено требовательным Световым. Что греха таить, Батырев любил ресторанную атмосферу: веселую компанию, разноголосый гул, звон бокалов, легкую музыку,— во всем этом он чувствовал себя как рыба в воде. Но жевать жесткий бифштекс и пить вино в одиночку — это ему претило. Можно было, конечно, сходить в Дом офицеров, но и там ведь сейчас пусто. Недаром никто из холостяков, кроме него, даже не подумал об увольнении на берег. «Конечно, жениться молодым, связать себя по рукам и ногам глупо, но, право, иногда в семейной жизни есть свои преимущества», — размышлял Батырев.
Он представил себе уютную, полуосвещенную квартиру, красивую жену, которая помогает снять мокрую шинель. «Черт побери, а ведь недурно! Но кто же она?» Неожиданно для самого себя Батырев установил, что туманный женский образ, который он вызывает в своем воображении, странно напоминает Дусю Донцову.
— Н-да, — проговорил Батырев вслух и даже присвистнул.
Если бы он задумался всерьез, то, пожалуй, понял бы, что удивляться тут было нечему. Просто Дуся была единственной хорошо знакомой, молодой, привлекательной и, как втайне казалось Батыреву, доступной для него женщиной. Он вовсе не был склонен к психологическим изысканиям, привык в жизни, не задумываясь, плыть по течению, а направление этого течения определялось его собственными желаниями, которым он никогда не ставил преград. Вспомнил о Дусе, захотелось заглянуть к ней — ну, и иди.
Вот почему не прошло и получаса, как Батырев, снимая в прихожей шинель, потирая замерзшие руки, проговорил, обращаясь к Дусе:
— Захотелось погреться хоть на краешке- чужого гнезда. Разрешите?
Дуся суетилась, как заправская радушная хозяйка, хлопотливо шуршали складки ее обновы — шелкового платья-халата. На лице была искренняя приветливость.
— Ой, что вы, Валентин Корпеевич, только бы вам не было скучно... И потом, мы же здесь временные жильцы, а вы хозяин.
— Я только владелец ордера, а подлинная хозяйка комнаты вы. Если бы вас не было, я бы сюда и не заглянул... И не будем об этом говорить. 'Иван в море?
— Да, я уже больше двух недель его не видела,— ответила Дуся. Она махнула рукой, точно ей в самом деле было безразлично отсутствие мужа.
— Скучаете, конечно? — спросил Батырев.
— Скучала бы, да некогда.
— Чем же вы так заняты?
— Я ведь поступила на завод токарем, — похвасталась Дуся и залилась румянцем.
— Вот как! — Батырев оглядел ее сильную фигуру, пышущее здоровьем лицо и подумал: «Ясно, сил ей девать некуда и дома не сидится». — Ну, а вечерами?
— Видите, занимаюсь. — Дуся указала на стол. Батырев посмотрел на обложку раскрытой книги «Теория резания», потом бросил взгляд на неумело сделанный карандашом чертежик резца.
— Э, да вы, я вижу, изобретаете.
— Какое там изобретаю. Мастер велел все толком понять... Да вам же не интересно, — спохватилась она.
— Напротив, очень интересно. Вы идите сюда, садитесь за стол, объясняйте. Я ведь кое-что в этом смыслю. Помогу вам...
— Правда?
— Еще бы! — Батырев улыбнулся. Конечно, он лгал. Ничего он не смыслил ни в резцах, ни в теории резания и никакого интереса к ним никогда в жизни не испытывал. Но было у него правило или, вернее, не то, чтобы правило, а привычка, вошедшая в плоть и кровь: находясь с женщиной, стремиться быть ей приятным, особенно в тех случаях, когда женщина хоть немного ему нравилась.
Дуся села за стол. Она испытывала противоречивые чувства. Было немного неловко оттого, что Батырев пришел в отсутствие мужа, и еще оттого, что надо было принимать его, как гостя, в квартире, которая принадлежала ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— Да, ты все тот же, — сказала она грустно а с болью.
— Ты о чем?
Мария не ответила. Она глядела на него такими изумленными и страдальческими глазами, что он смягчился.
— Ладно, едем, разберемся дома, — почти мягко сказал Кипарисов. Казалось, что он великодушно прощает.
— Никуда я с тобой не поеду, — она упрямо закусила губу и отвернулась.
— Хочешь остаться здесь?
— Здесь ли, нет ли — это дело не твое.
— Не мое?! — От гнева у него перехватило дыхание.
— Уходи! — сказала Мария настойчиво, почти зло. Кипарисов побледнел, у него задрожали губы. Ни слова не говоря, хлопнув дверью, он ушел из квартиры.
Мария, обессиленная, прислонилась головой к дверному косяку.
— Вот и все, — сказала она жалобно, почти плача.
Замок в наружной двери щелкнул. В столовую вошел адъютант с пакетом в руках. Он по-хозяйски огляделся и поздоровался с Марией.
— Вот вам. — Он протянул ей пакет, — здесь все ваше из прачечной. Шубка и платок на вешалке, за ночь я их высушил.
— Благодарю...
— Это приказал сделать адмирал.
— Все равно... А Кирилл Георгиевич на службе?
— В госпитале адмирал, — сухо ответил адъютант. Он не скрывал своей неприязни к Марии.
— Заболел?
— Здоровые в госпиталь не ложатся...
У Марии на глазах показались слезы, она взяла пакет и направилась в спальню. Через несколько минут она уже вышла оттуда одетая.
— До свиданья. И, если можете, не надо на меня сердиться, — сказала она адъютанту.
Он ничего не ответил, занятый тем, что расставлял стулья и кресла по прежним местам.
Ночью подул ветер с юга и пошел снег пополам с дождем. «Дерзновенный», отконвоировав транспорт, пришел в Белые Скалы. В гавани было необычайно пустынно; около бетонных стенок жались несколько
тральщиков и посыльных судов, на внешнем рейде одиноко дымил ледокол, готовясь к походу. Все боевые силы соединения находились в море.
«Дерзновенный» сиротливо пришвартовался у стенки — он не участвовал в учениях. Светов согласно указаниям штаба должен был ждать прихода «Морской державы», но, когда она придет, никто не знал.
После обеда Батырев сошел на берег и быстрыми шагами направился в город. Светов разрешил ему побывать в госпитале, проведать Канчука. Три дня тому назад из бухты Казацкой старшина был на самолете отправлен в Белые Скалы, состояние его было тяжелым. Батырсва мучили- угрызения совести — он продолжал считать себя виновником несчастья, случившегося с Канчуком, и навестить его считал своим долгом. Купив в ближайшем киоске плитку шоколада и сотню хороших папирос, вскочил на подножку проходившего мимо автобуса.
В приемном покое госпиталя дежурный врач сказал Батыреву, что посещение больных разрешается только по выходным дням. На вопрос о здоровье Канчука врач ответил, что старшина чувствует себя лучше и теперь уже ничто не угрожает его жизни. У Батырева отлегло от сердца. Попросив передать Канчуку шоколад и папиросы, он покинул госпиталь.
Выйдя из госпиталя, Батырев задумался: «Куда же дальше?» Пожалуй, в ресторан. Порядком измучившись в тяжелом походе, он теперь имел право быть довольным своим поведением в море и на суше и еще больше тем, что это поведение было по заслугам оценено требовательным Световым. Что греха таить, Батырев любил ресторанную атмосферу: веселую компанию, разноголосый гул, звон бокалов, легкую музыку,— во всем этом он чувствовал себя как рыба в воде. Но жевать жесткий бифштекс и пить вино в одиночку — это ему претило. Можно было, конечно, сходить в Дом офицеров, но и там ведь сейчас пусто. Недаром никто из холостяков, кроме него, даже не подумал об увольнении на берег. «Конечно, жениться молодым, связать себя по рукам и ногам глупо, но, право, иногда в семейной жизни есть свои преимущества», — размышлял Батырев.
Он представил себе уютную, полуосвещенную квартиру, красивую жену, которая помогает снять мокрую шинель. «Черт побери, а ведь недурно! Но кто же она?» Неожиданно для самого себя Батырев установил, что туманный женский образ, который он вызывает в своем воображении, странно напоминает Дусю Донцову.
— Н-да, — проговорил Батырев вслух и даже присвистнул.
Если бы он задумался всерьез, то, пожалуй, понял бы, что удивляться тут было нечему. Просто Дуся была единственной хорошо знакомой, молодой, привлекательной и, как втайне казалось Батыреву, доступной для него женщиной. Он вовсе не был склонен к психологическим изысканиям, привык в жизни, не задумываясь, плыть по течению, а направление этого течения определялось его собственными желаниями, которым он никогда не ставил преград. Вспомнил о Дусе, захотелось заглянуть к ней — ну, и иди.
Вот почему не прошло и получаса, как Батырев, снимая в прихожей шинель, потирая замерзшие руки, проговорил, обращаясь к Дусе:
— Захотелось погреться хоть на краешке- чужого гнезда. Разрешите?
Дуся суетилась, как заправская радушная хозяйка, хлопотливо шуршали складки ее обновы — шелкового платья-халата. На лице была искренняя приветливость.
— Ой, что вы, Валентин Корпеевич, только бы вам не было скучно... И потом, мы же здесь временные жильцы, а вы хозяин.
— Я только владелец ордера, а подлинная хозяйка комнаты вы. Если бы вас не было, я бы сюда и не заглянул... И не будем об этом говорить. 'Иван в море?
— Да, я уже больше двух недель его не видела,— ответила Дуся. Она махнула рукой, точно ей в самом деле было безразлично отсутствие мужа.
— Скучаете, конечно? — спросил Батырев.
— Скучала бы, да некогда.
— Чем же вы так заняты?
— Я ведь поступила на завод токарем, — похвасталась Дуся и залилась румянцем.
— Вот как! — Батырев оглядел ее сильную фигуру, пышущее здоровьем лицо и подумал: «Ясно, сил ей девать некуда и дома не сидится». — Ну, а вечерами?
— Видите, занимаюсь. — Дуся указала на стол. Батырев посмотрел на обложку раскрытой книги «Теория резания», потом бросил взгляд на неумело сделанный карандашом чертежик резца.
— Э, да вы, я вижу, изобретаете.
— Какое там изобретаю. Мастер велел все толком понять... Да вам же не интересно, — спохватилась она.
— Напротив, очень интересно. Вы идите сюда, садитесь за стол, объясняйте. Я ведь кое-что в этом смыслю. Помогу вам...
— Правда?
— Еще бы! — Батырев улыбнулся. Конечно, он лгал. Ничего он не смыслил ни в резцах, ни в теории резания и никакого интереса к ним никогда в жизни не испытывал. Но было у него правило или, вернее, не то, чтобы правило, а привычка, вошедшая в плоть и кровь: находясь с женщиной, стремиться быть ей приятным, особенно в тех случаях, когда женщина хоть немного ему нравилась.
Дуся села за стол. Она испытывала противоречивые чувства. Было немного неловко оттого, что Батырев пришел в отсутствие мужа, и еще оттого, что надо было принимать его, как гостя, в квартире, которая принадлежала ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145