— Да ты что?
— А то, что ты слышишь! О лежачих ты подумал?
— А что я должен...
— Найди сейчас же какую-нибудь посудину! Понял? Фокин поднял голову и гневно уставился на них:
— Я прошу вас, товарищи, говорить по-русски... Катя знала, о чем идет разговор у Даши с Николаем, и потому даже замахала руками на Фокина:
— Ну, товарищ капитан, ну, а если ей неудобно при всех об этом говорить... Для вас же она просит.
— Понять-то я понял, да не так-то это просто,— задумчиво проговорил Тогойкин и, не обращая внимания на Фокина, вышел.
Его ждал Вася Губин.
— Что там у вас?
— Оказывается, мы с тобой кое о чем забыли... Вася успокоил Николая, сказав, что имеет понятиео таких вещах, что ему приходилось лежать в госпитале и он покажет, как приспособить для. этого дела консервную банку.
Так прошел первый день.Наступила темная-темная ночь. В таких, случаях: говорят—ни зги не видать. Решена было дежурить по двое — парень до костра,., девушка возле раненых; На фактически никто не спал.
У Коловоротова разболелось колено.. Стоило ему вздремнуть, прислонясь к стенке, как он просыпался от боли. Эдуард Леонтьевич Фокин храпел на все. лады, но тоже часто просыпался и начинал стонать. Иногда он пугал, всех неожиданно громким возгласом; «Самолет! Слышите, самолет!» Бедняга Калмыко дышал натужно, с тяжелым хрипом. Попов часто и горько вздыхал. Вася Губин все старался найти удобное, положение для своей сломанной, руки, но ему это явно не удавалось. Поэтому он часто вставал и выходил наружу.
Тогойкину и, Губину пришлось среди ночи заняться заготовкой топлива. Чтобы никого не беспокоить, они нарочно отошли подальше, пересекли по глубокому снегу поляну, наломали сучьев и в несколько приемов волоком перетащили их к костру. Вася Губин с подвешенной у груди рукой все время ходил за Тогойкиным, стараясь ему помочь.
Посидев у костра, парни вернулись к своим. Обе девушки стояли у выхода, переминаясь с ноги на ногу.
И, хотя они обрадовались Николаю и Васе, Даша, по своему обыкновению, встретила их недовольным ворчанием:
— Вы где это пропадали?
— Мы не пропадали, мы с .костром возились. — А почему так долго?
— Потому что топливо кончилось...
Парни хотели было войти в самолет, но Даша остановила их:
— Постойте немного здесь.
Тут обе девушки выпрыгнули и побежали за самолет, не отрывая глаз от двух снежных могил.
— Боятся,— шепнул Вася.
— Как видно, да,— тоже шепотом ответил Николай.— Не подавай виду, что мы догадываемся. Завтра перенесу подальше...
Парни почему-то отвернулись друг от друга и глубоко вздохнули.
Девушки вернулись, и они все вместе вошли в самолет. А Фокин уже поднял тревогу: «Летит! Слышите, летит!» Когда ему сказали, что никто ничего не слышит, он сначала утих, потом разворчался, почему все здоровые уходят одновременно. Но ни девушки, ни парни не стали пускаться с ним в объяснения.
Тогойкин недолго пробыл в самолете. Надо было возвращаться к костру. Подбросив в огонь сучьев и веток, он сидел, обняв колени, и, видно, вздремнул. Ему почудилось, что где-то неподалеку завел песню пьяный мужик. Хриплый, противный голос то замирал, то снова врывался в тишину. Потом протяжно, один за другим, пьяную песню подхватило множество хриплых голосов. Но вот, словно споткнувшись, оборвалась эта несносная песня, а потом снова возникла, уже громче и еще протяжнее. Да это была и не песня, а скорее плач, причитания. Тоска и обида слышались в этих хриплых голосах, уныние и унижение...
Тогойкин очнулся. Прислушался. Где-то в глуши тайги медленно, тягуче выли волки. Увидели огонь, учуяли запах человека...
Тогойкин сидел и слушал. И в самом деле — вой хищников напоминал хриплое, неслаженное пение пьянчуг, похожее на жалобы и причитания. Все это действовало угнетающе, подавляло и настораживало, но в то же время и пугало.
Тогойкин слушал. Удаляется это проклятое пение. Очевидно, волки, убегая, порой останавливались. И тогда один из них снова начинал завывать. Остальные подхватывали.
Все звери, без исключения, больше всего на свете боятся огня. Поэтому Николай подбросил в костер побольше хвороста. Он никому не станет рассказывать о том, что здесь бродят волки. Если судить по звездам, то полночь уже наступила. Эти твари будут теперь наведываться сюда каждую ночь и так же вот будут плакаться на свою судьбу. А посему нужно, чтобы именно он, Тогойкин, в такие минуты дежурил у костра.
Бывает так, что случайного знакомого вы слушаете внимательнее и с большим интересом, нежели старого друга, которого привыкли понимать с полуслова и уже не ждете от него никаких откровений. Равно как и он от вас. Но стоит вашему новому знакомому уехать, как вы напрочь забываете о нем. Равно как и он о вас. А разлуку с другом вы ощущаете с каждым днем, неделей, месяцем все острее. Вам не хватает щедрости его души, а ведь раньше вы это принимали как должное. Вам важно поделиться с ним своими треволнениями, вам нужно, наконец, именно это самое понимание с полуслова...
Два молодых человека—Николай Тогойкин и Вася Губин, которых свел этот исключительный случай, уже сейчас походили на старых друзей. Может быть, потому, что в беде люди быстрее познают друг друга, быстрее сближаются.
Вася подошел к костру и сел рядышком с Николаем. Надо было вскипятить воду. По ним никак нельзя было сказать, что они ошеломлены или хотя бы взволнованы происшедшим. Что, впрочем, было бы не удивительно для людей, очутившихся в таком бедственном положении. И если бы их сейчас кто-нибудь
случайно увидел, то принял бы за охотников, подогревающих себе чай. Ни словом они не обмолвились о случившемся, будто забыли об этом. То один, то другой брал обгоревшую палку, лежащую между ними, и шуровал костер или подбрасывал хворост. Изредка перекидываясь словечком, они больше молчали.
— Как рука? — спросил Николай.
— Рука? Маленько получше, утихла боль.
На востоке мрак постепенно стал рассеиваться. Сначала там едва заметно обозначилось размытое серое пятно. Оно медленно, но неудержимо ширилось и светилось, потом, вроде бы исподволь, стыдливо зарумянилось, и рдеющие отсветы, раздвигая темень небес, превратились вскоре в багряное пламя, полыхающее, словно в кузнечном горне. И вдруг оттуда взметнулись вверх острые слепящие стрелы. Быстро и бесшумно они сдернули все еще висевший над головами, двух парней серый шелковый полог ночи. Тайга, только что окружавшая их сплошной угрюмой черной стеной, внезапно обнаружила глубину своих таинственных чащоб, а каждое дерево стало выше и ближе. Однообразная снежная пелена ожила и заиграла вспышками бесчисленных ярких искорок.
— Солнце взошло!—одновременно произнесли оба парня по-русски и по-якутски и еще ближе придвинулись друг к другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85