— И кроме того... И кроме того... Кору надо сдирать под самый конец, когда лыжи в основном будут готовы.
— Вот это точно!
Старик сказал только то, что и Николай и Вася сами прекрасно знали. И все-таки их очень обрадовали его слова.
Вася Губин подхватил дощечки и двинулся к самолету. Высоко подняв бак, полный кипящей воды, Тогойкин устремился вслед за ним. Старик выдернул из костра дымящуюся палку и, опираясь на нее, заковылял за парнями.
— Лыжи! Товарищи, мы лыжи делаем! — выпалил Вася Губин, не успев войти в самолет.
— Что? Лыжи? Какие лыжи?
— Коля! Иди покажи! — крикнул Вася. Тогойкин поставил бак и осторожно вытянул зажатую под мышкой дощечку.
Он подошел к Фокину и протянул ему неровно обгоревшую с внутренней стороны плаху, которая ничем не напоминала лыжу, разве что только небольшим изгибом.
Фокин равнодушно взглянул не на плаху, а на самого Тогойкина и молча отвернулся, стараясь всем своим видом показать, что ему давным-давно надоели все эти глупости.
Иван Васильевич провел ладонью по гладкой стороне дощечки, постучал по ней пальцами, почему-то даже поднес ее к своему длинному носу и, словно удостоверившись в несомненной ценности вещи, приветливо заулыбался.
— Очень хорошо! Молодцы, ребята! Настоящие молодцы! Спасибо! — И особо к Коловоротову, неизвестно когда успевшему войти и стоявшему позади парней: — Очень хорошо, Семен Ильич! Прекрасный материал!
— Исключительный! — подхватил Коловоротов, весьма обрадованный тем, что похвалили местную лиственницу. Он слегка отстранил Тогойкина и протиснулся вперед.— Вот это, Иван Васильевич... лиственница местная... Хотя береза и лучше тем, что не трескается, но зато она совсем не выносит сырости. А вот эта самая лиственница...
Коловоротов осторожно присел возле Иванова, продолжая расхваливать лиственницу.
Чтобы скрыть свою радость, Даша Сенькина заворчала:
— Фу! Разве бывают такие лыжи?
— А какие же они бывают? — чуточку передразнивая ее, ответил вопросом на вопрос Тогойкин и отвел в сторону брусок, когда Сенькина протянула к нему руку.
Катя Соловьева, не переставая наматывать ватку на маленькую палочку, погладила взглядом дерево и глухим, задумчивым голосом протяжно произнесла:
— Хорошо, по-моему, хорошо.
— Дайте-ка,— раздался снизу низкий, густой бас. Это вытянул обе руки с толстыми, сильными, узловатыми пальцами Попов.
— Покажи ему, он должен лучше понимать это дело! — громко сказал Иванов.
А тем временем разговор Иванова с Коловоротовым о якутской лиственнице уже успел зайти достаточно далеко.
— Лиственница — это чрезвычайно интересное дерево,— говорил Семен Ильич, который подробнейше и довольно-таки утомительно, как это часто бывает, когда развязывается язык у немногословных и медлительных людей, перечислял достоинства лиственниц.— Я много лет работал в районах. Там на самых давнишних могилах кресты...
— Да и вообще деревянные постройки,— подсказал Иванов.-— Разные старинные дома и жилища...
—Да, да! —Семен Ильич запнулся и почувствовал облегчение, когда его выручил собеседник. Если над людьми висит угроза гибели, нельзя говорить о смерти и могилах.— Да! Например, в Мегино-Кангаласском районе есть церковь, построенная двести лет назад. Видели бы вы эти бревна,— их никакой топор или пила не возьмет; Просто камень или кость! Вот как окрепли от времени.
— Замечательно!
— Мелкослойная, обращенная к северу, сторона лиственницы бывает особенно прочна. Якуты делают из нее очень хорошие лыжи и самострелы. Они и гибкие и прочные, как сталь.
— Эта не будет прочной,— прогудел Попов, вращая своим глазом, выглядывавшим из-под толстого слоя несуразно обмотанной вокруг головы и лба, бурой от крови повязки.
— Не будет! Напрасно мы сушили ее с этой вот стороны,— сказал Вася, думая, что Попов имеет в виду трещины, и наклонился над ним.
— Нет, не оттого. Огонь проник и вовнутрь.
Попов: положил дощечку рядом с собой и слегка нажал: на нее пальцами. Раздался треск. Не тот резкий треск, с каким ломается или раскалывается прочное дерево, а какой-то глухой, хлипкий звук, будто сломалась старая, трухлявая деревянная коробка.
Попов ахнул и быстро отдернул руку. Воцарилась напряженная тишина. Даже тихо стонавший Калмыков будто тоже услышал что-то и умолк. Казалось, люди в одно мгновение лишились чего-то такого, с чем были связаны все их надежды, все их светлые мечты.
Попов, только что говоривший о непрочности дерева, теперь считал себя во всем виноватым и нисколько
не удивился бы и не обиделся, если бы товарищи бро-т сились на него с кулаками.
— Сломал?—тихо спросил Иванов у Коловоротова.
— Сломалась,— шепотом ответил Коловоротов и громко повторил:—Сломалась! Не надо было наружной стороной класть в огонь.
— Не оттого!—Попов шумно вздохнул и, пытаясь сесть, резко дернулся, но сесть не смог.— Не оттого;— устало повторил он.
Тогойкин, будто очнувшись от сна, одним движением длинных рук сгреб обломки дерева ,и, высунувшись наружу, выкинул их.
— Коля! — позвал Иванов.
Тогойкин обернулся. Иванов лежал, глядя на него. Коловоротов сидел рядом и в смятении часто-часто кивал головой. Катя что-то беспокойно шептала Даше, а та, низко склонив голову, тихо утирала ладонью слезы.
— Товарищ Тогойкин! — Голос Иванова приобрел повелительную интонацию.
Тогойкин поднял оставшуюся щепку и несмело подошел к Иванову.
— Сломалась? — Иванов качнул головой в сторону Попова.
— Да! — резко ответил Тогойкин.
— Я только слегка,— смиренно пробормотал Попов.
— Не совсем сломалась...
— Совсем! — резко перебил Васю Николай.— Вот, совсем, вдребезги.
Щепка переходила из рук в руки. Всем хотелось знать, что произошло.
Жар пламени проник глубже обугленного слоя и превратил всю древесину в хрупкую желтую труху, и белая заболонь под корой растрескалась, как старый лак.
— Надо иначе, огонь не годится. Завтра...— начал было Тогойкин.
— Ха-ха-ха! Ха-ха, ха-ха!— ошеломил всех истерический хохот Фокина. А все-то думали, что он спит крепким сном.— Ха-ха-ха!.. Ну и чудо-лыжи! Ха-ха-ха!..
Все повернулись к Иванову. Люди надеялись, что он прекратит этот неуместный смех.
— Товарищ Фокин! Товарищ капитан!—гневно окликнул его Иванов, но тот продолжал хохотать и громко выкрикивать какие-то бессвязные слова. Иванов все с большим недоумением глядел на него и наконец, не на шутку встревоженный, обернулся к девушкам и глухим голосом приказал: — Воды ему!
Кружку с водой, которую Фокину тотчас подала Катя, тот торопливо выдернул из ее рук, жадно припал к ней губами и, уже пустую, толкнул по полу. Затем он немного отдышался и, сверля Тогойкина свирепым взглядом, зло процедил сквозь зубы:
— Славный герой! Выходи в полночь и выпроси у своего деда серебряные лыжи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85