«Деточка моя!.. Марта Андреевна — это моя маленькая внучка»,— громко пояснил он неизвестно кому. Ей через восемь дней исполнится четыре годика... Отец ее — Андрюша Петров — переводчик. Дочь его родилась в марте, и потому он назвал ее Мартой. Хоть и переводчик, но не перевел название месяца. А перевел бы, так звалась бы его внученька Жеребенком...
Больше двадцати лет назад он, Коловоротов, прибыл сюда вместе с красным отрядом Нестора Каландарашвили и осел тут. Полюбил и этот край и его народ. А его старуха, Катерина Иокимовна, дочь местного крестьянина. Их и не отличишь от якутов. Как ловко и умело она бранит его по-якутски! Зять — настоящий
якут, но русский знает не хуже самого Коловоротова, а старуха и дочь говорят по-якутски не хуже его. Андрей— парень серьезный! Русские книжки переводит на якутский язык, вот даже один детский рассказ Льва Толстого перевел.
Хороший они народ —якуты. Прекрасные люди. Только уж больно горячо спорят. Страсть как спорить любят. И Марта Андреевна такой вот спорщицей и упрямицей растет. «Это дедушка ее избаловал»,—: говорят. «Без дедушки она послушная девочка, а при нем совсем никудышная!..» — так тоже говорят. Эх, Марта Андреев- на, может, она и правда лучше стала без дедушки, зато он без нее и впрямь никудышным стал. «Марта Андреевна, дорогая моя девочка-якуточка! — забормотал старик.— Увидеть бы тебя и крепко-крепко обнять!»
Когда Семен Ильич опомнился, лицо его было залито слезами и сидел он, крепко прижимая к груди обрубок дерева. Он огляделся, положил плаху около себя, утер слезы и, не вставая, подбросил хворосту и палок в уже затухающий костер.
Спустя некоторое время из леса послышались голоса. Старик оживился и подался навстречу идущим. Парни притащили много топлива.
— Ну что, Семен Ильич?
— Ну как, Семен Ильич?
— Да не очень чтобы... Вот она. Однако пора, ребята, воду кипятить...
Тогойкин быстро сбегал в самолет за баком и, набивая в него снег, проговорил:
— Какое счастье, товарищи, что мы можем хоть несколько часов не видеть Фокина. А каково тем, кто должен постоянно находиться рядом с ним? «Вы все еще здесь?» — спросил он меня. Я сделал вид, что не слышал, и убежал. Только бедному Калмыкову все равно, лежит себе, ничего не чувствуя, ничего не слыша.— Николай подтащил к костру плотно набитый снегом бак, поставил его на огонь и поднял плаху.— Ну, давай, Вася! Теперь мы с тобой попробуем.
Парни сели на корточки и дружно принялись за работу. Они вдвигали плаху в огонь и, быстро выдернув ее, с обоих концов скребли и скоблили перочинными ножами. Работали они с жаром и увлечением. И одновре-
менно рассказывали старику, что им удалось сделать в лесу.
А Семен Ильич поправлял огонь в костре, наблюдал за их работой и слушал.
С большими мучениями, с огромным трудом они откололи несколько таких вот плах. А по виду совсем не скажешь, что они измучены. Они скорее походили на людей, вернувшихся с веселой прогулки! Эх, милая молодость!
Одни плахи: откалывались гораздо короче даже вот этой, другие оказывались слишком тонкими. И только одна была в самый, раз, но, к сожалению, треснула по--середке. Завтра они встанут пораньше и опять начнут работать. Не может того быть, чтобы во всей тайге не нашлось, такого дерева, из которого вышли бы пусть и не очень красивые, но вполне пригодные лыжи! Ведь откололась же одна, совершенно подходящая дощечка. Эх, если бы она не треснула! Уж слишком неосторожно забивали они клинья.. Это, была их ошибка. А на ошибках, как известно, учатся. В день даже по одной доске, и то дня через три у них будут лыжи! А уж если будут лыжи!..
Радостный вид парней, их твердая уверенность в том, что они своего добьются, развеселили и Семена Ильича. Общаясь с такими вот людьми, только бессовестный человек может унывать.
Вдруг Коловоротов увидел, что у Тогойкина рука в крови. Парни тотчас заметили испуганный взгляд старика.
— Промахнулся, когда забивал клин, и расцарапал руку,— сказал Тогойкин и несколько раз разжал и сжал пальцы.— Пустяк, Семен Ильич!
— Пустяк, пустяк! — тут же подтвердил и Вася Гу-бин.
— Сейчас же пусть девушки перевяжут.
— Девушки? — переспросил Тогойкин в нерешительности.— Был, скажут, у нас один целый человек, да и тот поранился. Пустяк, Семен Ильич!—И Тогойкин смыл снегом кровь с руки, поиграл пальцами у огня, чтобы рука высохла, засыпал рану золой, потом золу сдул.— Теперь все.
Он посмотрел на Коловоротова. Тот ответил ему задумчивым взглядом.
Тогойкин понял этот взгляд пе-евоему и пустился в объяснения о пользе золы для ран;
— Зола исключительно чиста! Она продезинфици-рованаогнем...
— Антисептическое средство, отец!—подхватил Губин.
Старик вспомнил, что такие же вот ученые слова часто говорит его дочь. А ведь она в аптеке работает. Может, так называются лекарства, заживляющие раны.
— Наверное, так оно и есть,—ласково сказал он.— Огонь, милые мои, что хочешь очистит.
Вскипела и забурлила вода в баке. За это время парни так обработали плаху, что она стала почти сов сем тонкой,
— А не довольно ли? — сказал старик.
Тогойкин упер плаху одним концом в землю и легко отодрал от нее кору. От дерева отделилось облачко пара, настолько горячего, что Тогойкин даже отвернулся.
- Смотри-ка, Семен Ильич! Каким рубанком так
обработаешь? Словно лаком покрыта!
С чувством истинного удовлетворения каждый погладил плаху. Древесина под корой была совершенно гладенькая и скользкая. Такая сама побежит по снегу.
— Надо только подсушить ее,— сказал Тогойкин, подвинув дощечку поближе к огню.—Она станет прочная, как кость.
— Давай, давай!
Когда дерево начало потрескивать, старик вскрикнул:
— Вытаскивай скорее! Тогойкин отдернул руку.
— Ничего не вышло.— Николай сокрушенно посмотрел на друзей.
— Не вышло,— разочарованным тоном подтвердил Вася.
Вся гладкая поверхность плахи покрылась густой сеткой трещин, словно веки старого толстого человека. В разных местах выступили зеленоватые пятна.
— Значит, не надо было сушить,— проговорил Коловоротов.
— Вот! — отозвался Вася.— Не надо было. А все остальное очень хорошо! Опыт удался! Как по-вашему, Семен Ильич?
— Да, как по-вашему? — Тогойкин отставил бак с водой, который он собрался отнести.
«Парни шутят»,— подумал старик, но, видя, что они с надеждой и уважением в глазах ждут его ответа, смутился. Он всегда был тяжеловат на слова. Особенно на собраниях. Когда он получал премию и должен был выступить, у него получалось не очень складно. Но ведь парни ждали. Старик откашлялся и глухо проговорил:
— Да, пожалуй, будет лучше, коли с этой стороны, где кора, не сушить...
— Конечно, конечно!—заговорили оба парня одновременно, будто услышали нечто весьма неожиданное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Больше двадцати лет назад он, Коловоротов, прибыл сюда вместе с красным отрядом Нестора Каландарашвили и осел тут. Полюбил и этот край и его народ. А его старуха, Катерина Иокимовна, дочь местного крестьянина. Их и не отличишь от якутов. Как ловко и умело она бранит его по-якутски! Зять — настоящий
якут, но русский знает не хуже самого Коловоротова, а старуха и дочь говорят по-якутски не хуже его. Андрей— парень серьезный! Русские книжки переводит на якутский язык, вот даже один детский рассказ Льва Толстого перевел.
Хороший они народ —якуты. Прекрасные люди. Только уж больно горячо спорят. Страсть как спорить любят. И Марта Андреевна такой вот спорщицей и упрямицей растет. «Это дедушка ее избаловал»,—: говорят. «Без дедушки она послушная девочка, а при нем совсем никудышная!..» — так тоже говорят. Эх, Марта Андреев- на, может, она и правда лучше стала без дедушки, зато он без нее и впрямь никудышным стал. «Марта Андреевна, дорогая моя девочка-якуточка! — забормотал старик.— Увидеть бы тебя и крепко-крепко обнять!»
Когда Семен Ильич опомнился, лицо его было залито слезами и сидел он, крепко прижимая к груди обрубок дерева. Он огляделся, положил плаху около себя, утер слезы и, не вставая, подбросил хворосту и палок в уже затухающий костер.
Спустя некоторое время из леса послышались голоса. Старик оживился и подался навстречу идущим. Парни притащили много топлива.
— Ну что, Семен Ильич?
— Ну как, Семен Ильич?
— Да не очень чтобы... Вот она. Однако пора, ребята, воду кипятить...
Тогойкин быстро сбегал в самолет за баком и, набивая в него снег, проговорил:
— Какое счастье, товарищи, что мы можем хоть несколько часов не видеть Фокина. А каково тем, кто должен постоянно находиться рядом с ним? «Вы все еще здесь?» — спросил он меня. Я сделал вид, что не слышал, и убежал. Только бедному Калмыкову все равно, лежит себе, ничего не чувствуя, ничего не слыша.— Николай подтащил к костру плотно набитый снегом бак, поставил его на огонь и поднял плаху.— Ну, давай, Вася! Теперь мы с тобой попробуем.
Парни сели на корточки и дружно принялись за работу. Они вдвигали плаху в огонь и, быстро выдернув ее, с обоих концов скребли и скоблили перочинными ножами. Работали они с жаром и увлечением. И одновре-
менно рассказывали старику, что им удалось сделать в лесу.
А Семен Ильич поправлял огонь в костре, наблюдал за их работой и слушал.
С большими мучениями, с огромным трудом они откололи несколько таких вот плах. А по виду совсем не скажешь, что они измучены. Они скорее походили на людей, вернувшихся с веселой прогулки! Эх, милая молодость!
Одни плахи: откалывались гораздо короче даже вот этой, другие оказывались слишком тонкими. И только одна была в самый, раз, но, к сожалению, треснула по--середке. Завтра они встанут пораньше и опять начнут работать. Не может того быть, чтобы во всей тайге не нашлось, такого дерева, из которого вышли бы пусть и не очень красивые, но вполне пригодные лыжи! Ведь откололась же одна, совершенно подходящая дощечка. Эх, если бы она не треснула! Уж слишком неосторожно забивали они клинья.. Это, была их ошибка. А на ошибках, как известно, учатся. В день даже по одной доске, и то дня через три у них будут лыжи! А уж если будут лыжи!..
Радостный вид парней, их твердая уверенность в том, что они своего добьются, развеселили и Семена Ильича. Общаясь с такими вот людьми, только бессовестный человек может унывать.
Вдруг Коловоротов увидел, что у Тогойкина рука в крови. Парни тотчас заметили испуганный взгляд старика.
— Промахнулся, когда забивал клин, и расцарапал руку,— сказал Тогойкин и несколько раз разжал и сжал пальцы.— Пустяк, Семен Ильич!
— Пустяк, пустяк! — тут же подтвердил и Вася Гу-бин.
— Сейчас же пусть девушки перевяжут.
— Девушки? — переспросил Тогойкин в нерешительности.— Был, скажут, у нас один целый человек, да и тот поранился. Пустяк, Семен Ильич!—И Тогойкин смыл снегом кровь с руки, поиграл пальцами у огня, чтобы рука высохла, засыпал рану золой, потом золу сдул.— Теперь все.
Он посмотрел на Коловоротова. Тот ответил ему задумчивым взглядом.
Тогойкин понял этот взгляд пе-евоему и пустился в объяснения о пользе золы для ран;
— Зола исключительно чиста! Она продезинфици-рованаогнем...
— Антисептическое средство, отец!—подхватил Губин.
Старик вспомнил, что такие же вот ученые слова часто говорит его дочь. А ведь она в аптеке работает. Может, так называются лекарства, заживляющие раны.
— Наверное, так оно и есть,—ласково сказал он.— Огонь, милые мои, что хочешь очистит.
Вскипела и забурлила вода в баке. За это время парни так обработали плаху, что она стала почти сов сем тонкой,
— А не довольно ли? — сказал старик.
Тогойкин упер плаху одним концом в землю и легко отодрал от нее кору. От дерева отделилось облачко пара, настолько горячего, что Тогойкин даже отвернулся.
- Смотри-ка, Семен Ильич! Каким рубанком так
обработаешь? Словно лаком покрыта!
С чувством истинного удовлетворения каждый погладил плаху. Древесина под корой была совершенно гладенькая и скользкая. Такая сама побежит по снегу.
— Надо только подсушить ее,— сказал Тогойкин, подвинув дощечку поближе к огню.—Она станет прочная, как кость.
— Давай, давай!
Когда дерево начало потрескивать, старик вскрикнул:
— Вытаскивай скорее! Тогойкин отдернул руку.
— Ничего не вышло.— Николай сокрушенно посмотрел на друзей.
— Не вышло,— разочарованным тоном подтвердил Вася.
Вся гладкая поверхность плахи покрылась густой сеткой трещин, словно веки старого толстого человека. В разных местах выступили зеленоватые пятна.
— Значит, не надо было сушить,— проговорил Коловоротов.
— Вот! — отозвался Вася.— Не надо было. А все остальное очень хорошо! Опыт удался! Как по-вашему, Семен Ильич?
— Да, как по-вашему? — Тогойкин отставил бак с водой, который он собрался отнести.
«Парни шутят»,— подумал старик, но, видя, что они с надеждой и уважением в глазах ждут его ответа, смутился. Он всегда был тяжеловат на слова. Особенно на собраниях. Когда он получал премию и должен был выступить, у него получалось не очень складно. Но ведь парни ждали. Старик откашлялся и глухо проговорил:
— Да, пожалуй, будет лучше, коли с этой стороны, где кора, не сушить...
— Конечно, конечно!—заговорили оба парня одновременно, будто услышали нечто весьма неожиданное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85