Ответа не последовало.
— Ну, сядем, друзья,— проговорил Коловоротов, хотя все, кроме Тогойкина, и без того сидели или лежали.— Сядь и ты, Коля! Ну, а теперь встанем!..
Кто мог, поднялся.
Тогойкин подошел к Иванову, тот притянул его к себе, обнял за шею и поцеловал.
— Удачного пути тебе, Коля.
— Спасибо, Иван Васильевич! — Он хватал чьи-то руки, торопливо пожимал их и,чтоб не выдать своего волнения, громко сказал: — До свидания, товарищи! — И, сразу отвернувшись, выскочил наружу.
Николай уже стоял на лыжах, перекинул веревку через плечо от запасной лыжи и закрепил ее, когда к нему подскочил Вася. Друзья обнялись.
— Эй, не рыдайте, герои!—раздался насмешливый голос Даши.
Парни разжали объятия.Сначала мрак впереди был зловеще густ. Таежный лес стоял перед ним неприступной стеной, будто решил преградить ему путь. Мелькнувшую было мысль — не подождать ли полного рассвета — Тогойкин отбросил и устремился прямо на стену мрака.
Но постепенно деревья стали перед ним расступаться, в глазах становилось светлее.Он вышел на широкую травянистую ложбину и через нее направился к распадку, по краям которого узкой
полоской росли реденькие сосенки, а заканчивался распадок полукруглым ожерельем молоденьких березок.За березками просматривалась чистая и гладкая терраска. Там из-под снега выдавались округлые снежные бугры муравейников, напоминавшие небольшие копны сена.
Тогойкин поднялся вверх по распадку и пересек перегородившие ему путь густые заросли молодого леса. Тут начался обширный кочкарник, там и сям мелькали гладенькие блюдца замерзших озерков, окаймленных высокой жесткой травой со свесившимися густыми кистями колосьев. Раз уж начался кочкарник, появились и следы мышей, ласок и горностаев.
Крупный самец горностай только что уволок добытую мышь. При упоре он прочеркивал своей добычей поверхность снега, при прыжке подтягивал мышь кверху, и след от нее исчезал. Горностай весьма осторожный зверек. В свое жилище он может проникнуть с разных сторон. Если, вернувшись с охоты, горностай заметит, что у главного входа насторожен черкан, капкан или силок, он обходит опасность и забирается домой через боковой вход. Если же орудие его смерти человек насторожил в то время, когда зверек находился внутри, он его разряжает, стоя поодаль, коготками протянутой лапки. Он по нескольку раз подкрадывается к выходу и вновь отступает, пока не удостоверится, что никакая опасность его не подстерегает.
Но опытный охотник тоже не дремлет. Прежде всего он определяет, в норке ли зверек или ушел на охоту. Если внутри, охотник может насторожить черкан, сделать перед ним козырек из сена, осторожно засыпать его снегом, чтобы затемнить пространство перед черканом,— тогда горностай подумает, что до выхода на свободу еще далеко. А можно еще перед черканом сделать другой, ложный вязок рамы и прикрепить к нему спусковую поперечную планку. И горностай разрядит орудие, когда уже окажется под самым прижимом черкана. Обычно еще подбрасывают перед орудием или через порожек рамы какую-нибудь соблазнительную для горностая приманку — кусочек обгорелой кожи, сушеную мягкую рыбку, дохлую мышь. Старые охотники знают много всяких уловок. Отец Николая был большим ма-
стером охотничьего промысла. Он умер, когда Николаю пошел десятый год. С тех пор они вдвоем с матерью. Но скоро их будет трое, с Лизой...
Тогойкин шел, вот так размышляя, и вдруг над ним затрепетали легонькие крылышки, послышалось веселое щебетанье. Он вскинул голову и чуть не упал, чуть не потерял равновесия. Над ним зарябила густая стая воробьев. Одна птичка неожиданно полетела в сторону. И тут вся стая вильнула вдруг в сторону, снова прошумела над головой Николая, но уже в обратном направлении, и рассыпалась горохом под кустиками. Николай замер. Один воробей отделился от стаи и быстрыми прыжками направился К нему. Иногда он останавливался и оглядывался. Оказавшись совсем близко от Тогойкина, воробушек остановился, потер клювик о снег, оправил перышки, отряхнулся и серьезно посмотрел на свою грудку. Кончив прихорашиваться, он поднял головку и, стоя на своих тонюсеньких ножках, с величайшим достоинством поведал Тогойкину:
— Че-век близко!.. Близко, близко!
— А где, Трифон Трифоныч, где человек? — спросил Николай, даже не подозревая, что лицо его озарилось радостной улыбкой.
— Снег чист, чист-чист!
— Чист, Трифон Трифоныч, чист!
— Прочен паст, наст прочен!
— Это для тебя он прочен, мой друг! Ты же совсем легонький...
Тогойкин осторожно ощупал карманы пальто — распарывать их ему сейчас не хотелось. Он передвинул поудобнее кружку, прикрепленную за ручку к поясу, сколупнул перочинным ножиком маслица и кинул воробью. Трифоныч распустил веером полуобщипанные крылышки и жалкий остаток хвоста, но тотчас собрал их, подбежал, осторожно выхватил из снега кусочек масла, вспорхнул, подлетел к своим, выронил свою ношу прямо над товарищами, прилетел обратно и снова опустился на землю.
—- Чу-чуть! Вот-вот!..
Трифон Трифоныч подбирал кусочки масла, которые подбрасывал ему Тогойкин, и относил товарищам.
—Чу—тут че-век, че-век!
Воробьи, с шумом и боем склевав принесенную им самым боевым и храбрым из воробьев добычу, разбежались было врассыпную, но тут же собрались в кучу и без всякой видимой причины сразу «шур» — и улетели. Трифон Трифоныч принялся торопливо клевать последний кусочек масла и, чирикнув что-то вроде «будь!», полетел за своими.
Тогойкин сдернул с головы шапку и помахал ему вдогонку.
— Привет моим!..
Желая наверстать время, упущенное за недолгую остановку, Николай быстро зашагал дальше.
Там, далеко, где, постоянно сужаясь, исчезает распадок, выглянули из туманного марева первые лучи восходящего солнца и запылали огромным пожарищем. Словно бы решив добраться до того места раньше, чем успеет подняться огненный шар, Тогойкин заторопился, заскользил, зашуршал лыжами.
Скоро он наткнулся на зимовье горностая. То был старый и матерый горностай. Главный вход он вырыл под травянистой кочкой, скрытой под густым кустом тальника. Свою добычу он уже затащил в нору.
«Моему отцу ты бы достался легко»,— подумал Николай, разглядывая настоящие и ложные входы в зимовье, там и сям вырытые хозяином-горностаем. Но тут на снег сразу хлынул яркий свет. Тогойкин выпрямился. Исчезла туманная даль, и конец распадка показался ему не таким уж далеким. Солнце ликующе протянуло к Николаю свои яркие лучи, пронизав густую чащу березняка, проникнув сквозь склонившиеся, но все еще огромные лиственницы на подмытых склонах распадка, сквозь заросли тальника и березок, удивленно простиравших к небу свои заснеженные ветви.
Тогойкину захотелось поиграть, что ли, с солнцем, поэтому, наверно, он подался вправо, и солнечный свет обхватил его левое плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85