Коловоротов с ходу начал рассказывать, как они делали лыжи.Иванов с Поповым дивились и радовались. А Фокин не принимал участия в разговоре, но все-таки слушал.
Николай и Вася не спеша собирали сучья, хворост, наперебой хвалили старика и корили самих себя. Много они сегодня дали промашек. Во-первых, не обратили внимания, что у фанеры слои поперечные. Во-вторых, начали вырезать очень узкую лылсу,— значит, заведомо непрочную. Да еще заслужили упрек старика из-за Кати, тоже умники нашлись — «сами сварим». Недаром в народе говорят: «Посади старика в суму и следуй его уму».
Как много супу наварили девушки из одной куропатки! И какой он получился вкусный, какой душистый! Оно всегда вкусно, когда дружно.
В кружке остудили бульон и напоили Калмыкова. Казалось, и он обрадовался и даже будто улыбнулся...
Так прошел шестой день.Тогойкин проснулся, когда было уже совсем светло. Девушки погасили жирник. Над стоящим возле него баком уже не вился пар. Значит, все напились чаю. Попов и Иванов одновременно приветствовали Николая, один глухим басом, другой четким, звонким тенорком:
— Добрый день! Доброе утро!
— Здравствуйте! Девушки дружно засмеялись.
— Проснулся, наконец, Коля!
— И здоров же ты спать, старина!
— Да, видно, я крепко поспал!
Немного смущенный, Николай вышел наружу. Взошло солнце, прекраснее и ярче, чем всегда. Посреди поляны весело плясало пламя костра. Семен Ильич с Васей над чем-то колдовали. Видны их поднимающиеся и опускающиеся плечи.
Николай шел к ним с намерением выразить своё недовольство. Нехорошо ведь, что сами ушли, а его не разбудили.
Вася вскочил, приложил здоровую руку к сердцу, отставил ногу и отвесил низкий поклон.
— Дорообо, догор!.. Кайтак олор-дун... — Приветствие это Вася, конечно, позаимствовал у Коловорото-ва, а поклон—из какой-нибудь кинокартины.—Трифон Трифоныч просил привет тебе передать. Ворон не по-казы палея.
Старик почистил закуржавевшие усы и бороду и утер губы.
— Ну, Коля, лыжи, видно, удались!
Тут уж было не до попреков. Оказывается, они успели не только снять лыжи, но и: оснастить их креплениями.
Николай взял одну лыжу. На загнутом кверху конце было аккуратно пробито круглое отверстие. Внимательно приглядевшись, он понял, что дырочка прожжена раскаленным гвоздем.
— Ну как?—Вася похлопал рукой по лыже.— Что скажешь? Хороши? Мне кажется, что очень.
— Очень! А зачем дырочки, Семен Ильич?
— На концах, да? Может, кое-где придется вести их на поводке... Это не помешает. На якутских лыжах всегда так делают.
Николай вспомнил, что не раз видел на лыжах такие отверстия, в том числе и на собственных, да вот никогда не задумывался, для чего они.
Он не знал, как выразить старику свою глубокую благодарность, не умел подобрать подходящие слова, а потому смущенно пробормотал:
— Пойду-кая...
— А поел? Если поел, можешь пробы ради сходить и осмотреть свои снасти. Ты лыжи не жалей, ходи напропалую! Если ломкие, пусть лучше поблизости сломаются...
Где-то вдали пронзительно вскрикнул ворон. Легкими, скользящими шагами Николай приближался к тому месту, где поставил петли. Именно оттуда взлетел другой ворон и, мелькая между деревьями черной тенью, издавал глухие булькающие звуки.
Тогойкин зашагал быстрее.
Так и есть! На снегу кровь. Они живьем расклевали и растерзали куропатку, попавшуюся в петлю. О изверги! Издали узнали, что идет человек, потому один и сел на дерево, сторожил. Хитрые хищники!
Печально поглядел Николай на белоснежные клочья растерзанной птицы. Затем махнул рукой и пошел дальше, но вернулся, вытащил остатки мяса из петли. Можно вымыть, сварить в кружке бульон и напоить Калмыкова.
Из оставшихся трех петель, настороженных в новом месте, у опушки леса, он взял одну куропатку. Она залезла под густую гриву сухой травы, заваленную снегом, и вороны то ли ее не заметили, то ли решили угоститься ею потом, кто их, лиходеев, знает! Объедки он отнес назад и положил на снег. Из двух петель сплел одну, потолще, привязал к палке, прислонил ее к тальникам и насторожил над остатками растерзанной куропатки.
Под высокими стеблями с красными головками и сыпучими семенами он раскапывал снег и срывал мерзлые листья хрена. Напихал полную пазуху и з полдень вернулся. Друзья ждали его.
— Ну, посмотрим твои лыжи, снимай! — Старик долго рассматривал сначала одну лыжу, потом вторую и наконец удовлетворенно улыбнулся. — Хорошо отполировались, вон какие гладенькие. Пойдем покажем нашим и дичиной порадуем.
Фокин замахал руками, когда ему протянули лыжи.
— Нет, нет! Я не хочу выдавать себя за специалиста, по чести говорю, что ничего в лыжах не понимаю...
Тогойкин просил, чтобы ему разрешили утром идти. Но ему не разрешили. Опасно. Пусть будет кончена вторая пара.
— Вынеси их наружу! — сказал Семен Ильич. — А то отогреются и разогнутся.
В этот вечер была готова вторая пара лыж. На одну лыжу не хватало, правда, подходящего материала, и они сделали ее из фанеры с поперечными наружными слоями. Когда же начали ее гнуть, она дала трещину. Старик взвыл от досады, отбросил дощечки в сторону и хмуро промолвил:
— А другой нет...
— А другой и не надо! — тотчас вставил Тогойкин, словно обрадовался этому обстоятельству.
— И я так думаю! — сразу оживился старик.— Ну, ребятки... — Увидев идущую к ним Дашу, он остановился. — Э, вот кстати, хозяйка идет.
— Бежим, Вася!—Тогойкин всполошился, разыграв беспокойство.— Сегодня, оказывается, эта сердитая девушка будет варить суп...
Парни со смехом бросились бежать. Старик остался сидеть, поглядывая то на убегающих парней, то на приближающуюся девушку.
К концу оживленного ужина у них произошел довольно занятный разговор.
По обыкновению бросив через голову свою пустую кружку, из которой только что ел суп, Фокин сказал:
— А интересно все-таки узнать, от какой болезни они пропадают?
Люди молча переглянулись. Потом Катя спросила:
— О чем это вы, товарищ Фокин?
— Я говорю о птицах, которых где-то находит наш якутский герой.
— А я не нахожу. Я их сшибаю палками на лету,
— Да? Ну, это уже другое дело! Тогда мне еще. Молодежь тайком засмеялась. Коловоротов сердито
пошевелил усами, но промолчал.
— Товарищ Фокин, вы напрасно боитесь бактерий,— заметил Попов. — Вы говорили, что и в моей голове заведется гнильция, а вот не завелась, и лучше стала, нежели прежде.
— «Гнильция»! Даже слова такого нет. Я говорил—инфекция. Да... Спасибо!—Фокин отвлекся, потому что Катя подала ему кружку с супом.
— Давайте лучше еще разок почитаем газету! — предложил Иванов.
— Есть ведь книга Максима Горького, — сказал Семен Ильич.
— Э! Где же она, Коля? — всполошился Вася Гу-бин.
— Ты же держал ее.
— Найдите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85