«Не ходи, без тебя здесь плохо...» — Да, хорошо... Почему ты так долго?
— А я сперва ставил петли на куропаток. А потом...
— Петли? Из чего?
— Из волос девчат.
— Что-о?.. Ах, понимаю!— В душе у Васи шевельнулась обида. Говорит: «Из волос девчат»... Зачем так шутить, товарищ секретарь!.. А впрочем, почему и не пошутить, пусть даже и не очень кстати.
Вася усмехнулся, пожал своими костлявыми плечами еще не возмужавшего человека и спросил:
— А где же куропатки?
— Погоди, друг! На охоте не так все скоро... А потом собирал ягоды.
— Ягоды?
— Да, и еще рвал листья хрена, собирал олений мох. Я уже все отдал.
— Пойдем!
На этот раз парни не поняли друг друга. То, что Вася заторопился к своим, Тогойкин расценил так, что ему не
терпится посмотреть добычу. А на самом деле Вася заторопился, почувствовав, что разговор не получается. Да и как он мог получиться, когда Николай явно подтрунивал над ним. И петли он, видите ли, ставил из девичьих волос, и ягоды из-под снега выкапывал... Решил посмеяться над тем, что Вася не знает местных условий. Смеяться, конечно, лучше, чем унывать, но и огорчать друг друга тоже не следует.
Увидев, что Коловоротов возится у костра, Тогойкин свернул к нему, а Вася вошел в самолет.
Лыжи уже здесь, стоят у входа. У людей оживленный вид. Оба капитана и Попов лежат с кружками на груди, что-то достают оттуда и кладут в рот. Девушки склонились над Калмыковым и кормят его.
— Вася, это тебе!—Даша подошла к нему и насыпала полную горсть дробно застучавших мерзлых ягод.
Лесные ягоды! Вася был поражен. Он взял одну в рот и зажмурился от удовольствия. Какая сладкая и холодная!
Значит, Николай сказал правду. А как петли, хрен? Спросить у девушек насчет петель он из деликатности не решился. Съел ягоды и пошел к костру.
— А вдруг и попадет что-нибудь!—говорил Коловоротов, помешивая палочкой какое-то шипящее и булькающее на огне варево.— Калмыкова бы напоили супом...
— Поглядим!—Тогойкин ломал ногой палки и откладывал их в сторону.— Я делаю лопаточки для каши,— сказал он, обернувшись к подошедшему Васе.— А ягоды попробовал? Под снегом и сейчас много всякой пищи! Ягоды, хрен, олений мох, где-то, наверно, еще есть шиповник, красная смородина, боярышник...
— По берегам речек и озер, под глыбами обвальных льдов наверняка лежит мерзлая мелкая рыбешка... Да и в твои петли, может, еще попадет что-нибудь.
— Может!
— Коля! Ты, оказывается, правда...— смущенно протянул Вася.
— Не люблю врать, дорогой мой друг! Уселся я, значит, на кочку, чтобы петли сделать. Дашины черные волосы до того выделяются на снегу, просто даже отливают синим. А Катины почти сливаются со снегом. Сме-
шал я их вместе. Насучил с десяток петель и расставил вот так, вот так...
Когда он рассказывал, показывая жестами, как и что он делал, выходило все очень просто и ясно, Вася глядел на друга с любовью и восторгом.
— Каша готова, пойдем, ребятки!
Фокин отказался от каши:
— Нет, спасибо! Не для моего это желудка. Вместо этого дайте мне немножко, совсем немножко сухариков.
Медленно оглядев негодующих в душе людей, Иванов глухо сказал:
— Дайте... Ему и Калмыкову.— И по обыкновению звонким голосом добавил:—Ну, живее за кашу!
У каши из листьев хрена, сдобренной маслом, оказался весьма аппетитный запах, хотя и несколько горьковатый вкус.
— Теперь вы, ребята, поспите,— сказал Иванов.— Поберегите силы для всех нас. Ваше здоровье — отныне казенное богатство. Вы, как говорится, казенные клячи! Поймите это!
— Не попытаться ли мне все-таки завтра пойти?— завел свое Тогойкин.
— Дай-ка сюда! — Попов протянул руку к лыжам. Тогойкин схватил одну лыжу и подал ему.— Нет, другую!—-Попов взял вторую лыжу, протер ее ладонью, поднес поближе к глазам, поцарапал ногтем, постучал указательным пальцем и тихо проговорил:—Так и есть. Мне сразу не понравилось, что в этом месте прилип снег.
Тогойкин взял лыжу и разглядел между двумя отверстиями для ремня извилистую, тонкую, как нитка, трещину.
— Новую сделаем.
— Да! Но только деревянную!
— Самая надежная будет из лиственницы,— послышался из темного угла спокойный голос Коловоротова.
Так прошел пятый день. Тогойкин долго лежал без сна. Вася заснул сразу, но спал беспокойно, часто ворочался, стонал, перекладывал с места на место
больную руку. Видимо, боль в руке не отпускала его даже во сне. Фокин громко храпел. Коловоротов набирал полную грудь воздуха и с шумом выпускал его. Иванов и Попов лежали тихо, так что нельзя было понять, спят они или нет. Дону ниш сидели, прислонившись друг к другу. Порой они заменяли угасающий жирник новым и снова прижимались друг к другу. Бедняжки, когда же они спят? Может быть, они успевают немного соснуть днем, по очереди, конечно, а может быть, довольствуются тем, что так вот сидя дремлют!
А лыжи все-таки действительно очень непрочные. Ведь как он осторожно шел. Там, где попадались кочки, да и в лесу тоже Тогойкин нес их в руках. Да, на таких далеко не уйдешь...
Нехорошо получилось, что он не выказал радости, узнав об идее Попона использовать обломки железа как клинья. Догадайся они об этом раньше, теперь бы, пожалуй, у них были лыжи. За это дело надо взяться с самого утра. Они,— нет, он очень уж медлителен... Наверное, еще о чем-нибудь забыли.
Он лежал вот так, раздумывая, и вдруг к нему тихо обратился Иванов:
— Спи, спи, Коля.
Девушки приподнялись и поглядели по сторонам.
— Там, говорят, много железа для клиньев. Серебряные лыжи, видно, не подойдут.
— Да, не подойдут, Иван Васильевич.
— Тс-с!—девушки повернулись к Николаю.
— А сейчас давай спать,— прошептал Иванов.—Будем слушаться наших хозяек... У Тиховарова был складной нож...
— Ну да!..— вырвалось у Тогойкина, и он даже сел.— Как это было бы здорово!
Вдруг около него очутилась Даша и с негодованием зашептала:
— Не спишь, так дай хоть людям спокойно поспать!
— Ладно!
Тогойкин лег. Даша отошла. Воцарилась глубокая тишина.
Иванов, притворившись спящим, мерно посапывал, но вдруг чихнул. Попов подавил короткий смешок, а Тогойкин, чтобы не рассмеяться, уткнулся лицом в бок Васе и... заснул.
Проспал он недолго. Но проснулся со свежей головой, ощущая во всем теле бодрость.
Девушки, видно, уснули. Тогойкин осторожно поднялся, взял лыжи и тихо вышел. Только он встал на лыжи, как позади послышался встревоженный шепот Даши:
— Николай! Никуда не ходи! У тебя лыжа сломана.
— Знаю,— ответил он не оборачиваясь, чтоб не показать свое удивление.
— Ну, берегись!
— Не каркай!
Торопливо делая скользящие шаги, он устремился во мрак. Каким бы хорошим врачом была Даша! А чем она плоха на комсомольской работе? Да на любой работе такие люди хороши. Какой она по сути своей: прекрасный человек! Только некоторые молодые люди почему-то стесняются быть учтивыми, приветливыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— А я сперва ставил петли на куропаток. А потом...
— Петли? Из чего?
— Из волос девчат.
— Что-о?.. Ах, понимаю!— В душе у Васи шевельнулась обида. Говорит: «Из волос девчат»... Зачем так шутить, товарищ секретарь!.. А впрочем, почему и не пошутить, пусть даже и не очень кстати.
Вася усмехнулся, пожал своими костлявыми плечами еще не возмужавшего человека и спросил:
— А где же куропатки?
— Погоди, друг! На охоте не так все скоро... А потом собирал ягоды.
— Ягоды?
— Да, и еще рвал листья хрена, собирал олений мох. Я уже все отдал.
— Пойдем!
На этот раз парни не поняли друг друга. То, что Вася заторопился к своим, Тогойкин расценил так, что ему не
терпится посмотреть добычу. А на самом деле Вася заторопился, почувствовав, что разговор не получается. Да и как он мог получиться, когда Николай явно подтрунивал над ним. И петли он, видите ли, ставил из девичьих волос, и ягоды из-под снега выкапывал... Решил посмеяться над тем, что Вася не знает местных условий. Смеяться, конечно, лучше, чем унывать, но и огорчать друг друга тоже не следует.
Увидев, что Коловоротов возится у костра, Тогойкин свернул к нему, а Вася вошел в самолет.
Лыжи уже здесь, стоят у входа. У людей оживленный вид. Оба капитана и Попов лежат с кружками на груди, что-то достают оттуда и кладут в рот. Девушки склонились над Калмыковым и кормят его.
— Вася, это тебе!—Даша подошла к нему и насыпала полную горсть дробно застучавших мерзлых ягод.
Лесные ягоды! Вася был поражен. Он взял одну в рот и зажмурился от удовольствия. Какая сладкая и холодная!
Значит, Николай сказал правду. А как петли, хрен? Спросить у девушек насчет петель он из деликатности не решился. Съел ягоды и пошел к костру.
— А вдруг и попадет что-нибудь!—говорил Коловоротов, помешивая палочкой какое-то шипящее и булькающее на огне варево.— Калмыкова бы напоили супом...
— Поглядим!—Тогойкин ломал ногой палки и откладывал их в сторону.— Я делаю лопаточки для каши,— сказал он, обернувшись к подошедшему Васе.— А ягоды попробовал? Под снегом и сейчас много всякой пищи! Ягоды, хрен, олений мох, где-то, наверно, еще есть шиповник, красная смородина, боярышник...
— По берегам речек и озер, под глыбами обвальных льдов наверняка лежит мерзлая мелкая рыбешка... Да и в твои петли, может, еще попадет что-нибудь.
— Может!
— Коля! Ты, оказывается, правда...— смущенно протянул Вася.
— Не люблю врать, дорогой мой друг! Уселся я, значит, на кочку, чтобы петли сделать. Дашины черные волосы до того выделяются на снегу, просто даже отливают синим. А Катины почти сливаются со снегом. Сме-
шал я их вместе. Насучил с десяток петель и расставил вот так, вот так...
Когда он рассказывал, показывая жестами, как и что он делал, выходило все очень просто и ясно, Вася глядел на друга с любовью и восторгом.
— Каша готова, пойдем, ребятки!
Фокин отказался от каши:
— Нет, спасибо! Не для моего это желудка. Вместо этого дайте мне немножко, совсем немножко сухариков.
Медленно оглядев негодующих в душе людей, Иванов глухо сказал:
— Дайте... Ему и Калмыкову.— И по обыкновению звонким голосом добавил:—Ну, живее за кашу!
У каши из листьев хрена, сдобренной маслом, оказался весьма аппетитный запах, хотя и несколько горьковатый вкус.
— Теперь вы, ребята, поспите,— сказал Иванов.— Поберегите силы для всех нас. Ваше здоровье — отныне казенное богатство. Вы, как говорится, казенные клячи! Поймите это!
— Не попытаться ли мне все-таки завтра пойти?— завел свое Тогойкин.
— Дай-ка сюда! — Попов протянул руку к лыжам. Тогойкин схватил одну лыжу и подал ему.— Нет, другую!—-Попов взял вторую лыжу, протер ее ладонью, поднес поближе к глазам, поцарапал ногтем, постучал указательным пальцем и тихо проговорил:—Так и есть. Мне сразу не понравилось, что в этом месте прилип снег.
Тогойкин взял лыжу и разглядел между двумя отверстиями для ремня извилистую, тонкую, как нитка, трещину.
— Новую сделаем.
— Да! Но только деревянную!
— Самая надежная будет из лиственницы,— послышался из темного угла спокойный голос Коловоротова.
Так прошел пятый день. Тогойкин долго лежал без сна. Вася заснул сразу, но спал беспокойно, часто ворочался, стонал, перекладывал с места на место
больную руку. Видимо, боль в руке не отпускала его даже во сне. Фокин громко храпел. Коловоротов набирал полную грудь воздуха и с шумом выпускал его. Иванов и Попов лежали тихо, так что нельзя было понять, спят они или нет. Дону ниш сидели, прислонившись друг к другу. Порой они заменяли угасающий жирник новым и снова прижимались друг к другу. Бедняжки, когда же они спят? Может быть, они успевают немного соснуть днем, по очереди, конечно, а может быть, довольствуются тем, что так вот сидя дремлют!
А лыжи все-таки действительно очень непрочные. Ведь как он осторожно шел. Там, где попадались кочки, да и в лесу тоже Тогойкин нес их в руках. Да, на таких далеко не уйдешь...
Нехорошо получилось, что он не выказал радости, узнав об идее Попона использовать обломки железа как клинья. Догадайся они об этом раньше, теперь бы, пожалуй, у них были лыжи. За это дело надо взяться с самого утра. Они,— нет, он очень уж медлителен... Наверное, еще о чем-нибудь забыли.
Он лежал вот так, раздумывая, и вдруг к нему тихо обратился Иванов:
— Спи, спи, Коля.
Девушки приподнялись и поглядели по сторонам.
— Там, говорят, много железа для клиньев. Серебряные лыжи, видно, не подойдут.
— Да, не подойдут, Иван Васильевич.
— Тс-с!—девушки повернулись к Николаю.
— А сейчас давай спать,— прошептал Иванов.—Будем слушаться наших хозяек... У Тиховарова был складной нож...
— Ну да!..— вырвалось у Тогойкина, и он даже сел.— Как это было бы здорово!
Вдруг около него очутилась Даша и с негодованием зашептала:
— Не спишь, так дай хоть людям спокойно поспать!
— Ладно!
Тогойкин лег. Даша отошла. Воцарилась глубокая тишина.
Иванов, притворившись спящим, мерно посапывал, но вдруг чихнул. Попов подавил короткий смешок, а Тогойкин, чтобы не рассмеяться, уткнулся лицом в бок Васе и... заснул.
Проспал он недолго. Но проснулся со свежей головой, ощущая во всем теле бодрость.
Девушки, видно, уснули. Тогойкин осторожно поднялся, взял лыжи и тихо вышел. Только он встал на лыжи, как позади послышался встревоженный шепот Даши:
— Николай! Никуда не ходи! У тебя лыжа сломана.
— Знаю,— ответил он не оборачиваясь, чтоб не показать свое удивление.
— Ну, берегись!
— Не каркай!
Торопливо делая скользящие шаги, он устремился во мрак. Каким бы хорошим врачом была Даша! А чем она плоха на комсомольской работе? Да на любой работе такие люди хороши. Какой она по сути своей: прекрасный человек! Только некоторые молодые люди почему-то стесняются быть учтивыми, приветливыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85