И уговорами и угрозами им удалось привести его в клуб.
Джергеев вошел, оскалив в улыбке свои неестественно ровные и белые зубы, и вручил Фокину толстую пачку денег:
— Вот, позалыста! Исчастливой тебя пути... Фокин пересчитал деньги и завопил:
— Не хватает! Давай все или...
— Хыбатыт, дорогой, жадный нэлзэ.
Тем временем с озера прибежал человек. Надо было торопиться. Фокина уложили на носилки и понесли.
— Большой мошенник ты, оказывается, вот ты кто...— злобно зашипел Фокин, проплывая на носилках мимо Джергеева.
Джергеев громко забрякал во рту протезами, подбежал к носилкам и, глядя на Фокина сверху, заверещал:
— Аскарбыы нэлзэ человека!..
И никто не стал узнавать, что не поделили эти два ловкача, словно по нюху ухитрившиеся найти друг друга.Первый, громко чертыхаясь, покатил в санях к озеру. А второй, победоносно откашливаясь и побрякивая зубами, заспешил к дому.
Когда втаскивали Фокина в самолет, он сдержал стон и, сморщив лицо, собираясь не то заплакать, не то засмеяться, уныло сказал:
— Вы-то завтра на большом самолете полетите, со всеми удобствами. А как я доберусь, еще неизвестно...Возвращаясь с озера, Вася Губин с девушками подсели к Тимофею Титову и бойкой рысью поехали в поселок.
— Не вызывает во мне доверия этот ваш Егор Джергеев,— шагая рядом с Маркиным, говорил Тогойкин.— Мне кажется, что этот человек прикрывает свою гнилую сущность набором громких, трескучих фраз.
Они шли не спеша и разговаривали. И, уже подходя к воротам клуба, Маркин сказал:
— Ты, молодец, сразу почуял, что это за тип. Но и мы не лыком шиты, тоже кое-чего видим...
Пока Тогойкин с товарищами ездили на озеро, у Калмыкова началась агония и его перенесли в смежную комнату. Все медики ушли туда. Остальные собрались возле Иванова и Попова. Маркин и Титов тоже были здесь.
Там умирал человек. Умирал солдат...Слышался тонкий звон каких-то легких инструментов, доносился шепот врачей, ухо едва улавливало их мягкие шаги.
Нельзя было громко разговаривать, но неловко было и молчать. И потому люди тихо переговаривались. Впрочем, все они, пережившие вместе эти трудные дни, понимали друг друга и без слов. Стоило Александру Попову подумать: «Хорошо, что нет Фокина», как Иван Васильевич Иванов, взглянув на него, подумал о том же.
В полночь вышла к ним Анна Алексеевна и, глядя куда-то в пространство, поверх голов, сказала тихим, но твердым голосом:
— Товарищ Калмыков скончался...
Все, кто мог держаться на ногах, встали и склонили головы.
И в это время где-то в задних комнатах клуба вдруг громко заговорило радио. Сначала людям захотелось поскорее пойти и выключить репродуктор, так некстати заговоривший в этот момент. Но, услышав знакомый и такой необходимый каждому голос диктора, люди даже не заметили, как поднялись их головы, как посветлели их лица.
Жизнь, как всегда, одерживала верх над смертью.
Так прошел двенадцатый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Джергеев вошел, оскалив в улыбке свои неестественно ровные и белые зубы, и вручил Фокину толстую пачку денег:
— Вот, позалыста! Исчастливой тебя пути... Фокин пересчитал деньги и завопил:
— Не хватает! Давай все или...
— Хыбатыт, дорогой, жадный нэлзэ.
Тем временем с озера прибежал человек. Надо было торопиться. Фокина уложили на носилки и понесли.
— Большой мошенник ты, оказывается, вот ты кто...— злобно зашипел Фокин, проплывая на носилках мимо Джергеева.
Джергеев громко забрякал во рту протезами, подбежал к носилкам и, глядя на Фокина сверху, заверещал:
— Аскарбыы нэлзэ человека!..
И никто не стал узнавать, что не поделили эти два ловкача, словно по нюху ухитрившиеся найти друг друга.Первый, громко чертыхаясь, покатил в санях к озеру. А второй, победоносно откашливаясь и побрякивая зубами, заспешил к дому.
Когда втаскивали Фокина в самолет, он сдержал стон и, сморщив лицо, собираясь не то заплакать, не то засмеяться, уныло сказал:
— Вы-то завтра на большом самолете полетите, со всеми удобствами. А как я доберусь, еще неизвестно...Возвращаясь с озера, Вася Губин с девушками подсели к Тимофею Титову и бойкой рысью поехали в поселок.
— Не вызывает во мне доверия этот ваш Егор Джергеев,— шагая рядом с Маркиным, говорил Тогойкин.— Мне кажется, что этот человек прикрывает свою гнилую сущность набором громких, трескучих фраз.
Они шли не спеша и разговаривали. И, уже подходя к воротам клуба, Маркин сказал:
— Ты, молодец, сразу почуял, что это за тип. Но и мы не лыком шиты, тоже кое-чего видим...
Пока Тогойкин с товарищами ездили на озеро, у Калмыкова началась агония и его перенесли в смежную комнату. Все медики ушли туда. Остальные собрались возле Иванова и Попова. Маркин и Титов тоже были здесь.
Там умирал человек. Умирал солдат...Слышался тонкий звон каких-то легких инструментов, доносился шепот врачей, ухо едва улавливало их мягкие шаги.
Нельзя было громко разговаривать, но неловко было и молчать. И потому люди тихо переговаривались. Впрочем, все они, пережившие вместе эти трудные дни, понимали друг друга и без слов. Стоило Александру Попову подумать: «Хорошо, что нет Фокина», как Иван Васильевич Иванов, взглянув на него, подумал о том же.
В полночь вышла к ним Анна Алексеевна и, глядя куда-то в пространство, поверх голов, сказала тихим, но твердым голосом:
— Товарищ Калмыков скончался...
Все, кто мог держаться на ногах, встали и склонили головы.
И в это время где-то в задних комнатах клуба вдруг громко заговорило радио. Сначала людям захотелось поскорее пойти и выключить репродуктор, так некстати заговоривший в этот момент. Но, услышав знакомый и такой необходимый каждому голос диктора, люди даже не заметили, как поднялись их головы, как посветлели их лица.
Жизнь, как всегда, одерживала верх над смертью.
Так прошел двенадцатый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85