Когда муж подносит к шее своей жены лезвие бритвы,
чтобы сбрить лишние волоски, и слышит из соседнего окна крик: "Убийца!" -- в
нем пробуждается бессознательное желание ее смерти, которое, в свою очередь
приводит к чувству вины и жажде самонаказания. "Эдипов треугольник" между
мужем, матерью и женой совершенно очевиден. Привязанность к матери
препятствует установ-лению зрелых отношений между мужем и его женой. Перенос
привязан-ности с матери на жену делает последнюю настолько важным объектом,
что визит двоюродного брата вызывает у мужа приступ ревности. В ка-честве
"закономерного" мы обнаруживаем в "эдиповом треугольнике" 1) проявление
любви к важной личности, 2) ревность, когда этой люб-ви угрожает появление
третьего лица, 3) ненависть к сопернику, гото-вую перерасти в желание его
смерти.
Драматургия Эдипова комплекса, обретшая классические очертания в
трагедии Софокла, была переплавлена Пазолини в современную фор-му в его
фильме "Царь Эдип" 7, в котором Сильвана Маньяно исполнила роль
Йокасты, а Франко Читти -- Эдипа. В этом фильме скомби-нированы
современность и классическое прошлое.
"Ты здесь, чтобы занять мое место. Первое, что ты отберешь у меня,
будет она, женщина, которую я люблю",-- говорит мужчина своему только что
родившемуся ребенку. В греческой трагедии пастух подбирает изгнан-ного
младенца и перевязывает ему ноги (как тут не вспомнить знаменитое изречение
"nomen est omen", ибо это действие дает ребенку имя Эдип, что в переводе
означает "с опухшими ногами").
В следующей сцене бездетная царская чета Полиб и Меропа в Коринфе берут
у пастуха на воспитание найденного им ребенка. Позднее подростка осеняет:
"Ты не сын этой матери и этого отца". Он не может в это поверить, и его
охватывает панический страх, когда дельфийский оракул предсказы-вает ему,
что он убьет своего отца и овладеет матерью. Он покидает своих приемных
родителей, дабы избежать исполнения пророчества, однако, не понимая связи
явлений, как раз способствует его исполнению. Убежденный в том, что он сын
Полиба и Меропы, Эдип покидает Коринф и отправляется в Фивы. Одна из самых
впечатляющих сцен -- та, где он кружится на до-роге. Он встречает на пути
какого-то знатного мужчину, восседающего на запряженной лошадьми колеснице.
Эдип не желает ему уступить дорогу и слышит угрозы: "Если ты не сойдешь с
дороги, я прибегну к силе!" Эдип издает пронзительный крик и убегает, слуги
его преследуют. В порыве ярости он убивает их одного за другим, затем
возвращается, издевается над сидящим в колеснице старцем и наконец убивает и
его.
В Фивах тем временем царит моровая язва, которой никто не в силах
победить. Чудовищный сфинкс -- получеловек, полузверь с божествен-ными
чертами -- говорит: "Бездна в которую ты погружаешься,-- в тебе самом".
Никто не понимает, почему город посетила беда. На вопрос Креонта дельфийский
Оракул отвечает: "Человек, жертвой которого пал Лай. живет в городе".
Ясновидящий Тиресий добавляет: "Если захочешь узнать. узнаешь". Ни о чем не
подозревающий Эдип, не ведая, что он сам всему виной, желает отомстить
виновному. Ясновидящий говорит на это: "Ты не должен распознавать свою суть,
ибо не сможешь этого вынести". Эдип готов узнать у Тиресия о виновнике.
Иокаста смеется, когда Тиресий продол-жает: "Я вижу вещи в их истинном
свете. Великое несчастье, что тебе дано отгадывать. В тебе говорит страх.
Родители -- твое несчастье. Чужак и все же рожденный здесь. Дети, отец и
брат, женщина -- мать, так решено бога-ми". Иокаста говорит ясновидящему:
"Это все ложь... людям не дано ви-деть будущее".-- Эдип (позднее): "Страшно
это знать" и "слишком много я уже знаю", в то время как Иокаста продолжает
упорствовать: "Я не хочу этого слышать. Лучше не знать". Следует признание
слуги: "Лучше бы ребенок умер. Я должен был это сделать. Он родом из дома
Лая, Иокаста дала его мне, чтобы я его убил".
Таким образом, открывается тайна. Иокаста вешается, а Эдип лишает себя
зрения: "Я не могу видеть мир, глаза, которые не смогли разглядеть правду,
ослепли, словно от резкого света. Я грешен и в то же время безгре-шен, ведь
не знал я; совершил, не зная что совершил".
К концу фильм переносится в наши дни: современный Эдип идет в
со-провождении летящего ангела, исполненный той трагической боли, что вновь
и вновь выпадает на его долю. Всякий из нас -- Эдип, если, казалось бы,
самые благие отношения приводят нас ко злу.
В беседах со студентами становится очевидным, что судьба Эдипа касается
нас всех: несмотря на все усилия разума в XIX и XX вв., мы зачастую не
ведаем, что творим, не знаем, какие мотивы побуждают нас к действию. Мы
полагаем, что можем избежать несчастья и позволяем ему беспрепятственно
приближаться. Подобно Эдипу, мы не знаем, по какому пути идем. и кто тот.
кого мы на нем встретим. Многие слова из фильма Пазолини звучат для нас
знаменательно: "Все важно ... Увидев одного, можно заключить о другом ... Я
заставил себя забыть ... Учись смотреть, тогда распознаешь ... Со множеством
понятий, мы ничего не понимаем, исполненные грехов -- безгрешны, таков
каприз богов".
Мы пребываем между жаждой узнать правду (даже тогда, когда ее
невозможно перенести) и страхом перед истиной. Слепота "внешних" глаз Эдипа
наделяет внутренним зрением -- мудростью, которую многие воспринимают как
проклятие; неудивительно, что у психоанали-за так много врагов.
К концу этой главы мы приходим к очевидному: поэты, драматурги и
писатели давно поняли то, что позднее открыл и систематизировал психоанализ.
Несомненно также влияние психоанализа на многие про-изведения литературы и
искусства -- достаточно вспомнить Томаса Манна, Германа Гессе, Джеймса
Джойса, Т. С. Элиота, Д. X. Лоуренса, живопись Дали, Пикассо и др.
С помощью психоаналитических экспериментов, анкет и тестов
человеческие, слишком человеческие конфликты выявляются не пол-ностью.
Поэтому я позволю произведениям европейской культуры. созвучным теории и
методам психоанализа, говорить самим за себя. Надеюсь, что эта вступительная
глава возбудила интерес читателя к по-следующим главам.
II. ДЕРЕВО ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ
1. Корни психоанализа: естественные науки, литература и философия
Наше изложение психоанализа начнем с того, что сравним его с древом
познания: ствол, состоящий, естественно, из произве-дений Фрейда, уходит
своими корнями в Вену конца XIX века. Проследить все эти корни было бы,
конечно, интересно, но заняло бы здесь слишком много места. Они произрастают
как из естествен-ных наук, так и из философии и поэзии, они питают ствол
произве-дений Зигмунда Фрейда, из которого возникли ветви и побеги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
чтобы сбрить лишние волоски, и слышит из соседнего окна крик: "Убийца!" -- в
нем пробуждается бессознательное желание ее смерти, которое, в свою очередь
приводит к чувству вины и жажде самонаказания. "Эдипов треугольник" между
мужем, матерью и женой совершенно очевиден. Привязанность к матери
препятствует установ-лению зрелых отношений между мужем и его женой. Перенос
привязан-ности с матери на жену делает последнюю настолько важным объектом,
что визит двоюродного брата вызывает у мужа приступ ревности. В ка-честве
"закономерного" мы обнаруживаем в "эдиповом треугольнике" 1) проявление
любви к важной личности, 2) ревность, когда этой люб-ви угрожает появление
третьего лица, 3) ненависть к сопернику, гото-вую перерасти в желание его
смерти.
Драматургия Эдипова комплекса, обретшая классические очертания в
трагедии Софокла, была переплавлена Пазолини в современную фор-му в его
фильме "Царь Эдип" 7, в котором Сильвана Маньяно исполнила роль
Йокасты, а Франко Читти -- Эдипа. В этом фильме скомби-нированы
современность и классическое прошлое.
"Ты здесь, чтобы занять мое место. Первое, что ты отберешь у меня,
будет она, женщина, которую я люблю",-- говорит мужчина своему только что
родившемуся ребенку. В греческой трагедии пастух подбирает изгнан-ного
младенца и перевязывает ему ноги (как тут не вспомнить знаменитое изречение
"nomen est omen", ибо это действие дает ребенку имя Эдип, что в переводе
означает "с опухшими ногами").
В следующей сцене бездетная царская чета Полиб и Меропа в Коринфе берут
у пастуха на воспитание найденного им ребенка. Позднее подростка осеняет:
"Ты не сын этой матери и этого отца". Он не может в это поверить, и его
охватывает панический страх, когда дельфийский оракул предсказы-вает ему,
что он убьет своего отца и овладеет матерью. Он покидает своих приемных
родителей, дабы избежать исполнения пророчества, однако, не понимая связи
явлений, как раз способствует его исполнению. Убежденный в том, что он сын
Полиба и Меропы, Эдип покидает Коринф и отправляется в Фивы. Одна из самых
впечатляющих сцен -- та, где он кружится на до-роге. Он встречает на пути
какого-то знатного мужчину, восседающего на запряженной лошадьми колеснице.
Эдип не желает ему уступить дорогу и слышит угрозы: "Если ты не сойдешь с
дороги, я прибегну к силе!" Эдип издает пронзительный крик и убегает, слуги
его преследуют. В порыве ярости он убивает их одного за другим, затем
возвращается, издевается над сидящим в колеснице старцем и наконец убивает и
его.
В Фивах тем временем царит моровая язва, которой никто не в силах
победить. Чудовищный сфинкс -- получеловек, полузверь с божествен-ными
чертами -- говорит: "Бездна в которую ты погружаешься,-- в тебе самом".
Никто не понимает, почему город посетила беда. На вопрос Креонта дельфийский
Оракул отвечает: "Человек, жертвой которого пал Лай. живет в городе".
Ясновидящий Тиресий добавляет: "Если захочешь узнать. узнаешь". Ни о чем не
подозревающий Эдип, не ведая, что он сам всему виной, желает отомстить
виновному. Ясновидящий говорит на это: "Ты не должен распознавать свою суть,
ибо не сможешь этого вынести". Эдип готов узнать у Тиресия о виновнике.
Иокаста смеется, когда Тиресий продол-жает: "Я вижу вещи в их истинном
свете. Великое несчастье, что тебе дано отгадывать. В тебе говорит страх.
Родители -- твое несчастье. Чужак и все же рожденный здесь. Дети, отец и
брат, женщина -- мать, так решено бога-ми". Иокаста говорит ясновидящему:
"Это все ложь... людям не дано ви-деть будущее".-- Эдип (позднее): "Страшно
это знать" и "слишком много я уже знаю", в то время как Иокаста продолжает
упорствовать: "Я не хочу этого слышать. Лучше не знать". Следует признание
слуги: "Лучше бы ребенок умер. Я должен был это сделать. Он родом из дома
Лая, Иокаста дала его мне, чтобы я его убил".
Таким образом, открывается тайна. Иокаста вешается, а Эдип лишает себя
зрения: "Я не могу видеть мир, глаза, которые не смогли разглядеть правду,
ослепли, словно от резкого света. Я грешен и в то же время безгре-шен, ведь
не знал я; совершил, не зная что совершил".
К концу фильм переносится в наши дни: современный Эдип идет в
со-провождении летящего ангела, исполненный той трагической боли, что вновь
и вновь выпадает на его долю. Всякий из нас -- Эдип, если, казалось бы,
самые благие отношения приводят нас ко злу.
В беседах со студентами становится очевидным, что судьба Эдипа касается
нас всех: несмотря на все усилия разума в XIX и XX вв., мы зачастую не
ведаем, что творим, не знаем, какие мотивы побуждают нас к действию. Мы
полагаем, что можем избежать несчастья и позволяем ему беспрепятственно
приближаться. Подобно Эдипу, мы не знаем, по какому пути идем. и кто тот.
кого мы на нем встретим. Многие слова из фильма Пазолини звучат для нас
знаменательно: "Все важно ... Увидев одного, можно заключить о другом ... Я
заставил себя забыть ... Учись смотреть, тогда распознаешь ... Со множеством
понятий, мы ничего не понимаем, исполненные грехов -- безгрешны, таков
каприз богов".
Мы пребываем между жаждой узнать правду (даже тогда, когда ее
невозможно перенести) и страхом перед истиной. Слепота "внешних" глаз Эдипа
наделяет внутренним зрением -- мудростью, которую многие воспринимают как
проклятие; неудивительно, что у психоанали-за так много врагов.
К концу этой главы мы приходим к очевидному: поэты, драматурги и
писатели давно поняли то, что позднее открыл и систематизировал психоанализ.
Несомненно также влияние психоанализа на многие про-изведения литературы и
искусства -- достаточно вспомнить Томаса Манна, Германа Гессе, Джеймса
Джойса, Т. С. Элиота, Д. X. Лоуренса, живопись Дали, Пикассо и др.
С помощью психоаналитических экспериментов, анкет и тестов
человеческие, слишком человеческие конфликты выявляются не пол-ностью.
Поэтому я позволю произведениям европейской культуры. созвучным теории и
методам психоанализа, говорить самим за себя. Надеюсь, что эта вступительная
глава возбудила интерес читателя к по-следующим главам.
II. ДЕРЕВО ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ
1. Корни психоанализа: естественные науки, литература и философия
Наше изложение психоанализа начнем с того, что сравним его с древом
познания: ствол, состоящий, естественно, из произве-дений Фрейда, уходит
своими корнями в Вену конца XIX века. Проследить все эти корни было бы,
конечно, интересно, но заняло бы здесь слишком много места. Они произрастают
как из естествен-ных наук, так и из философии и поэзии, они питают ствол
произве-дений Зигмунда Фрейда, из которого возникли ветви и побеги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100