..
— Да,— сказал Кретов.— Да!
Возвратись домой, он взял паспорт и нашел на его последней странице домашний адрес Верочки.
— Спасибо тебе, Странничек,— сказал Кретов,— хотя ты — только плод моего воображения.
Пришла Кудашиха и принесла письмо, которое вручил ей, не найдя Кретова, почтальон Климов. Письмо было от Зои, бывшей жены Кретова. Впрочем, Кретов, взглянув на обратный адрес, не сразу это понял, потому что Зоя подписалась своей новой фамилией: Калашникова.
«Здравствуй, Николай,— прочел Кретов письмо Зои, когда Кудашиха ушла.— Я не собиралась тебе писать, но случайно встретила на улице твою толстозадую Федору и та вдруг призналась мне, что была у тебя, что нашла тебя в ужасном состоянии, в захудалой больнице, что от тебя остались только кожа да кости, что ты дышишь на ладан и т. п. Я не очень-то поверила ей, этой свихнутой на классических трагедиях дуре, но все-таки. Естественно, что мне не хотелось бы, чтобы ты там загнулся, брошенный всеми, без всякого ухода, без копейки денег, что было бы для всех нас вечным укором. Поэтому, пожалуйста, напиши мне, так ли все это и согласишься ли ты принять нашу денежную помощь. Не кочевряжься, хотя это в твоем характере. Я как-то сразу Ее подумала тогда, что тебе будут нужны деньги, и не предложила тебе снять их со сберкнижки. А ты, конечно, играл к благородство.
И еще: до меня тут дошли слухи (уже из других источников), что ты пишешь письма одной девице из вашей кор-рокторской и зовешь ее к себе в жены. Если это правда, то эти чрезвычайно странно: ведь той девице, как я выяснила, только двадцать пять лет, и потому она никем, кроме дурочки, быть не может. Ты что, спятил? Да и твоему сыну уже двадцать восемь! Или ты забыл? Тогда вспомни хотя бы о том, что тебе уже за пятьдесят, старый бабник. Кстати, о сыне: у него все хорошо, будет доктором наук.
Поторопись с ответом, потому что Через месяц я с Калашниковым снова полечу на Кубу. Зоя».
«Ревнует,— подумал Кретов.— И совесть неспокойна». Ругнул Федру за болтливость. Удивился, что слухи о его письмах к Верочке дошли до Зои. Как? Через кого? Сама Верочка рассказала кому-нибудь из своих подружек о письмах или они па самом деле были распечатаны в редакции? Пожалел, что письмо Зои не помогло ему разгадать эту загадку, а вернее, найти ответ на вопрос: получила ли Верочка его письмо с признанием в любви. Только ото было важно. И только это мучило его. Если получила и не отвечает — это одно. А если не получила, то это совсем другое. Совсем другое дело, которое нужно немедленно поправить, написав Верочке письмо домой.
«Все вздор,— ответил Зое Кретов.— Деньги есть, здоровье есть, жены нет. Привет сыну и Калашникову. Счастливого вам полета».
Верочке писать не стал: предположение Странничка, а вернее, его собственное предположение, что адресованное Верочке письмо попало в руки женщины из отдела писем редакции, а потом к редактору, который его уничтожил, не желая расстаться со своей лучшей корректоршей, было не очень убедительным. Предположение — это только предположение.
До поздней ночи работал над романом. Дело двигалось споро. Тепер уже Кретов мог сказать себе, что в обусловленные издательством сроки он уложится. Если, разумеется, ничего не помешает. Ставя точку, чтобы лечь спать, решил, что завтра непременно запишет разговор с Никифоровым. Но, вспомнив о Никифорове, вспомнил о несчастном Запдюй-свечкине, в равнодушии к судьбе которого упрекнул его сегодня Никифоров. Была в этом упреке правда: узнав о беде Махова, Кретов тотчас поспешил к нему с предложением помощи, а вот к несчастному Заплюйсвечкину почему-то не торопится, хотя беда Заплюйсвечкина постраншее махов-ской. Почему? «Все никак не собраться»,— увильнул от ответа Кретов. «Постыдись,— сказала ему совесть.— Ведь стыдно?»
— Стыдно,— ответил Кретов. Хотя в этом деле не все было так, как представлял себе Никифоров: не за благами побежал к Махову Кретов, не за благодарностью. По укоренившейся издревле привычке — вот в чем был подлинный стыд-то! — Кретов нет-нет да и делил людей на более важных и менее важных, на более ценных и менее ценных, хотя давно знал правильный ответ на тест, в котором спрашива-
ется, кого из трех тонущих — министра, ученого и портного надо спасать первым. Правильный ответ такой: надо первым спасать того, кто не умеет плавать. А Кретов в данном случае бросился спасать министра, потому что ведь ТОТ министр, а не какой-то там портной.
- Вот какие цветы хризантемы,— сказал себе Кретов, вспомнив присказку, услышанную от Никифорова.— Утром пойду к Заплюйсвечкину.
Кретов уже спал, когда в окно времянки кто-то осторожно постучал. Кретов легко проснулся, подошел к окну. Стук повторился. Разглядеть в темноте стучавшего он не мог, как ни старался. Пришлось откликнуться.
— Кто там? — спросил он.— Что надо?
— Сторож,— отозвался человек за окном.— Заплюйсвеч-кин. Дело есть.
— Входите,—сказал Кретов, включил свет и отпер дверь.
— Бывший сторож,— виновато улыбаясь, сказал, входя, Заплюйсвечкин.— Потому как уволен с должности уя;е некоторое время назад по причине повреждения ума,— хихикнул он.
Кретов предложил Заплюйсвечкину табуретку, взглянул на часы.
— Сколько? — поинтересовался Заплюйсвечкин, садясь.
— Три часа ночи,— ответил Кретов.
— Поздно,— вздохнул Заплюйсвечкин, протирая рубашкой очки.
— Как же вас жена отпустила?
— Ускользнул,— ответил Заплюйсвечкин и, надев очки, внимательно посмотрел па Кретова.— Ускользнул на предмет беседы с вами, если не прогоните.
— Я сам собирался заглянуть к вам,— сказал Кретов.— Правда, утром. Но вот уже и до утра недалеко.
— А по какому делу собирались заглянуть? — осторожно спросил Заплюйсвечкин.— Не по делу ли Лазарева, с которым я вас тогда грешным делом свел?
— Да, и по этому делу тоже,— не стал скрывать Кретов и прямо спросил: — Вы давно видели его?
Заплюйсвечкин замялся, снова принялся протирать очки подолом рубашки, спрятал от Кретова глаза.
— Не хотите отвечать? Почему? — не показывая досады, спросил Кретов.— Впрочем, если не хотите, то и не надо. Но вы первым заговорили о Лазареве, и я подумал, что у вас от него есть поручение ко мне. Разве нет?
— Тут такое дело,— Заплюйсвечкин надел очки и снова пристально посмотрел на Кретова.— Тут одно обстоятель-
ство... Словом, если вы дадите обещание... От него зависит мой ответ... Обещайте, что участковому Попову... Я поэтому и пришел ночью... Иначе он меня затаскает... А я ведь толком ничего не знаю, то есть не знаю, где теперь Лазарев, но Попов мне не поверит...
— Хорошо, я ничего не скажу участковому Попову,— сказал Кретов.— Такое обещание вас устроит?
— Теперь все,— облегченно вздохнул Заплюйсвечкин.— Теперь я скажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Да,— сказал Кретов.— Да!
Возвратись домой, он взял паспорт и нашел на его последней странице домашний адрес Верочки.
— Спасибо тебе, Странничек,— сказал Кретов,— хотя ты — только плод моего воображения.
Пришла Кудашиха и принесла письмо, которое вручил ей, не найдя Кретова, почтальон Климов. Письмо было от Зои, бывшей жены Кретова. Впрочем, Кретов, взглянув на обратный адрес, не сразу это понял, потому что Зоя подписалась своей новой фамилией: Калашникова.
«Здравствуй, Николай,— прочел Кретов письмо Зои, когда Кудашиха ушла.— Я не собиралась тебе писать, но случайно встретила на улице твою толстозадую Федору и та вдруг призналась мне, что была у тебя, что нашла тебя в ужасном состоянии, в захудалой больнице, что от тебя остались только кожа да кости, что ты дышишь на ладан и т. п. Я не очень-то поверила ей, этой свихнутой на классических трагедиях дуре, но все-таки. Естественно, что мне не хотелось бы, чтобы ты там загнулся, брошенный всеми, без всякого ухода, без копейки денег, что было бы для всех нас вечным укором. Поэтому, пожалуйста, напиши мне, так ли все это и согласишься ли ты принять нашу денежную помощь. Не кочевряжься, хотя это в твоем характере. Я как-то сразу Ее подумала тогда, что тебе будут нужны деньги, и не предложила тебе снять их со сберкнижки. А ты, конечно, играл к благородство.
И еще: до меня тут дошли слухи (уже из других источников), что ты пишешь письма одной девице из вашей кор-рокторской и зовешь ее к себе в жены. Если это правда, то эти чрезвычайно странно: ведь той девице, как я выяснила, только двадцать пять лет, и потому она никем, кроме дурочки, быть не может. Ты что, спятил? Да и твоему сыну уже двадцать восемь! Или ты забыл? Тогда вспомни хотя бы о том, что тебе уже за пятьдесят, старый бабник. Кстати, о сыне: у него все хорошо, будет доктором наук.
Поторопись с ответом, потому что Через месяц я с Калашниковым снова полечу на Кубу. Зоя».
«Ревнует,— подумал Кретов.— И совесть неспокойна». Ругнул Федру за болтливость. Удивился, что слухи о его письмах к Верочке дошли до Зои. Как? Через кого? Сама Верочка рассказала кому-нибудь из своих подружек о письмах или они па самом деле были распечатаны в редакции? Пожалел, что письмо Зои не помогло ему разгадать эту загадку, а вернее, найти ответ на вопрос: получила ли Верочка его письмо с признанием в любви. Только ото было важно. И только это мучило его. Если получила и не отвечает — это одно. А если не получила, то это совсем другое. Совсем другое дело, которое нужно немедленно поправить, написав Верочке письмо домой.
«Все вздор,— ответил Зое Кретов.— Деньги есть, здоровье есть, жены нет. Привет сыну и Калашникову. Счастливого вам полета».
Верочке писать не стал: предположение Странничка, а вернее, его собственное предположение, что адресованное Верочке письмо попало в руки женщины из отдела писем редакции, а потом к редактору, который его уничтожил, не желая расстаться со своей лучшей корректоршей, было не очень убедительным. Предположение — это только предположение.
До поздней ночи работал над романом. Дело двигалось споро. Тепер уже Кретов мог сказать себе, что в обусловленные издательством сроки он уложится. Если, разумеется, ничего не помешает. Ставя точку, чтобы лечь спать, решил, что завтра непременно запишет разговор с Никифоровым. Но, вспомнив о Никифорове, вспомнил о несчастном Запдюй-свечкине, в равнодушии к судьбе которого упрекнул его сегодня Никифоров. Была в этом упреке правда: узнав о беде Махова, Кретов тотчас поспешил к нему с предложением помощи, а вот к несчастному Заплюйсвечкину почему-то не торопится, хотя беда Заплюйсвечкина постраншее махов-ской. Почему? «Все никак не собраться»,— увильнул от ответа Кретов. «Постыдись,— сказала ему совесть.— Ведь стыдно?»
— Стыдно,— ответил Кретов. Хотя в этом деле не все было так, как представлял себе Никифоров: не за благами побежал к Махову Кретов, не за благодарностью. По укоренившейся издревле привычке — вот в чем был подлинный стыд-то! — Кретов нет-нет да и делил людей на более важных и менее важных, на более ценных и менее ценных, хотя давно знал правильный ответ на тест, в котором спрашива-
ется, кого из трех тонущих — министра, ученого и портного надо спасать первым. Правильный ответ такой: надо первым спасать того, кто не умеет плавать. А Кретов в данном случае бросился спасать министра, потому что ведь ТОТ министр, а не какой-то там портной.
- Вот какие цветы хризантемы,— сказал себе Кретов, вспомнив присказку, услышанную от Никифорова.— Утром пойду к Заплюйсвечкину.
Кретов уже спал, когда в окно времянки кто-то осторожно постучал. Кретов легко проснулся, подошел к окну. Стук повторился. Разглядеть в темноте стучавшего он не мог, как ни старался. Пришлось откликнуться.
— Кто там? — спросил он.— Что надо?
— Сторож,— отозвался человек за окном.— Заплюйсвеч-кин. Дело есть.
— Входите,—сказал Кретов, включил свет и отпер дверь.
— Бывший сторож,— виновато улыбаясь, сказал, входя, Заплюйсвечкин.— Потому как уволен с должности уя;е некоторое время назад по причине повреждения ума,— хихикнул он.
Кретов предложил Заплюйсвечкину табуретку, взглянул на часы.
— Сколько? — поинтересовался Заплюйсвечкин, садясь.
— Три часа ночи,— ответил Кретов.
— Поздно,— вздохнул Заплюйсвечкин, протирая рубашкой очки.
— Как же вас жена отпустила?
— Ускользнул,— ответил Заплюйсвечкин и, надев очки, внимательно посмотрел па Кретова.— Ускользнул на предмет беседы с вами, если не прогоните.
— Я сам собирался заглянуть к вам,— сказал Кретов.— Правда, утром. Но вот уже и до утра недалеко.
— А по какому делу собирались заглянуть? — осторожно спросил Заплюйсвечкин.— Не по делу ли Лазарева, с которым я вас тогда грешным делом свел?
— Да, и по этому делу тоже,— не стал скрывать Кретов и прямо спросил: — Вы давно видели его?
Заплюйсвечкин замялся, снова принялся протирать очки подолом рубашки, спрятал от Кретова глаза.
— Не хотите отвечать? Почему? — не показывая досады, спросил Кретов.— Впрочем, если не хотите, то и не надо. Но вы первым заговорили о Лазареве, и я подумал, что у вас от него есть поручение ко мне. Разве нет?
— Тут такое дело,— Заплюйсвечкин надел очки и снова пристально посмотрел на Кретова.— Тут одно обстоятель-
ство... Словом, если вы дадите обещание... От него зависит мой ответ... Обещайте, что участковому Попову... Я поэтому и пришел ночью... Иначе он меня затаскает... А я ведь толком ничего не знаю, то есть не знаю, где теперь Лазарев, но Попов мне не поверит...
— Хорошо, я ничего не скажу участковому Попову,— сказал Кретов.— Такое обещание вас устроит?
— Теперь все,— облегченно вздохнул Заплюйсвечкин.— Теперь я скажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103