Жду ответа, как соловей лета! Ф е д я».
Прочтя письмо, Кретов подумал, что, конечно, же, было бы здорово пожить вместе с Федей, что надо обязательно поговорить с Маховым о какой-нибудь подходящей для Феди работе и подумать о новом жилье для себя и для Феди, раз уж Кудашиха решила продать свой дом вместе с времянкой — в объявлении о продаже дома он так и напечатал по просьбе Кудашихи: «Продается дом с хорошей времянкой, имеется водопровод, погреб, привозной газ, фруктовые деревья на приусадебном участке площадью...» и так далее. И еще он подумал, что до приезда Феди надо обязательно написать Верочке и спросить ее, получила ли она его предыдущее письмо, в котором он предложил ей руку и сердце, и приедет ли она к нему. Ведь может случиться так, что она все-таки приедет, и тогда ему придется подумать о более просторном жилье — для себя, для Верочки и для Феди Кислова. Какое это было бы счастье!..
Кретов, однако, не дал себе размечтаться, потому что надо было подумать и о другом: о предупреждении, которое принес старик Климов, о возможном намерении Додонова
с помощью Лукьянова упредить появление статьи Белова в газете подлой клеветой на него, может быть, анонимной. Кретов даже представил себе, как может выглядеть эта клевета: «Дорогая редакция! У нашего директора совхоза Махова есть дружок Кретов, который называет себя писателем, но на самом деле является тунеядцем и собутыльником Махова, потому что знаком с ним еще с детства. Этот же самый Кретов имеет какое-то непонятное влияние на вашего корреспондента товарища Белова, которого вызвал в наш совхоз, чтобы тот защитил от справедливой критики директора Махова...» Подобные письма приходили не раз и в редакцию газеты, в которой раньше работал Кретов. Пока такие письма проверялись, материалы, вызвавшие их появление, в газету не шли, утрачивалась их актуальность, пропадало драгоценное время. Клевета на журналиста — прием проверенный, не раз показанный в кино, простой и всем доступный. Тем более Додонову.
Кретов решил, что надо предупредить Белова. Но спешить с этим делом не стал, надеясь, что Белов все же навестит его.
Белов пришел под вечер. Кретов сидел на скамейке возле времянки, держа на коленях бесхвостого Васюсика — обрубок его хвоста был тщательно забинтован Кудашихой,— чесал Васюсика за ухом, говорил ему, ослабевшему и тихому, всякие назидательные слова о том, что нельзя шастать по соседским погребам и кухням, что лучше сидеть дома и довольствоваться тем, что дает Кудашиха. Васюсик безропотно слушал, хотя то и дело поглядывал на тополь, в листьях которого копошились и шумели воробьиные выводки. И едва Кретов перестал его почесывать — потому что к калитке подошел незнакомый человек в посверкивающих на солнце очках,— Васюсик соскочил с колен Кретова и направился к тополю, вихляя отощавшим задом.
— Вы Кретов? — спросил незнакомец.
— Я Кретов. А вы Белов? — в свою очередь спросил Кретов.
— Белов. Можно войти?
— Входите.
Белов был басовит, коренаст, но вопреки ожиданиям Кретова вовсе не блондин — тут, очевидно, фамилия Белов ввела Кретова в заблуждение,— а смуглый брюнет, правда, уже с проседью.
— Так где твое жилье, старина? — сразу же перейдя на ты, спросил Белов.— Почему Махов не хотел меня отпускать к тебе?
— А вот,— ответил Кретов, указывая на времянку.— Нормальное жилье. Для анахорета, конечно,
— Можно войти?
— Конечно.
Они вошли во времянку. Белов повертел головой, оглядывая ее, сказал, улыбнувшись:
— Ты прав: нормальное жилье. Для анахорета, конечно. Они оба засмеялись.
— Присядешь? — спросил Кретов.
— Разумеется.
Поговорили о будущем романе Кретова — Кретов главным образом отвечал на вопросы Белова,— о житейских делах и планах.
— Много неоправданного риска,— сказал Белов.— Но в случае удачи — новая жизнь. Не такая уж плохая вещь — новая жизнь, а? Необходимо ли мое вмешательство?
— Нет,— ответил Кретов.
Белов внимательно посмотрел на него поверх очков, поверх блестящей металлической оправы, переспросил:
— Ты сказал нет?
— Я сказал нет,— повторил Кретов.— Усвоил?
— Усвоил,— ответил Белов.— Но если вздумаешь вернуться на прежнюю стезю, как говорится, звякни мне: я дам тебе совет, куда податься. Все в нашей власти.
— Спасибо, старина,— поблагодарил его Кретов.— Твой телефон я помню, иначе ты не был бы здесь. Кстати, что здесь? — спросил он Белова.
— Хороший материал. Спасибо тебе. Додонов — страшный уходящий тип нашего брата-журналиста. Передергивание фактов, амбиции, неправильно понятая кадровая политика. Все, что мне надо. Обком и райком разделяют эту точку зрения, признают свою промашку. Ночью сделаю материал, утром передам в газету. Есть еще вопросы? — Белов дружески толкнул Кретова в плечо, признался: — А ты мне нравишься, старина. Таким я тебя и представлял. Рад, что вижу тебя.
— Я тоже рад,— сказал Кретов.— Но ты спросил, есть ли у меня еще вопросы. Есть. Мне стало известно, что Додонов замышляет против тебя гнусное письмецо в редакцию...
— Чепуха,— улыбнулся Белов.— Во-первых, старина, я вне всяких подозрений. Это самое главное. Проверен в самых рискованных переделках. Таково мое положение в редакции. Поэтому письмецо Додонова сразу же окажется в корзине. Во-вторых, он не успеет со своим письмецом: я
передам материал завтра же, а еще через день он появится в газете.
— А если телеграмма?
— Не рискнет, потому что дорого — это первое, а второе, как тебе известно, анонимных телеграмм практически не бывает, всегда легко установить автора, найти его. И, значит, привлечь к уголовной ответственности за клевету. Теперь у нас есть хороший закон против клеветников и он уже действует. Короче: твои опасения напрасны, старина. Удовлетворен?
— Вполне. А что ты скажешь о Махове? — спросил Кретов.
— Прочтешь в газете,— ответил Белов.— Но вот что ты не прочтешь: он тебе не друг.
— Почему?
— Он очень мучается тем, что я приехал по твоей просьбе, что выручил его из беды в конечном итоге ты. Не какие-то там высокие товарищи с положением, а ты. Ведь он тебя в упор не видит. Опасайся его.
— Ты преувеличиваешь.
— Нет. На такие вещи у меня давно глаз наметан. Хозяин он, конечно, хороший, еще поработает, сделает много полезного. Но тебя он возненавидит. Ты для него, как тот нищий, который подал милостыню королю. Поэтому прими мой совет: уезжай отсюда.
Они расстались через несколько минут.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
До приезда Федора Кислова Кретов успел сделать три важных дела: отправил законченную рукопись романа в издательство, устроил в больницу несчастного Заплюйсвечкипа и написал письмо Верочке. И жил теперь в ожидании: ждал Федю, ответ из издательства и письмо от Верочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Прочтя письмо, Кретов подумал, что, конечно, же, было бы здорово пожить вместе с Федей, что надо обязательно поговорить с Маховым о какой-нибудь подходящей для Феди работе и подумать о новом жилье для себя и для Феди, раз уж Кудашиха решила продать свой дом вместе с времянкой — в объявлении о продаже дома он так и напечатал по просьбе Кудашихи: «Продается дом с хорошей времянкой, имеется водопровод, погреб, привозной газ, фруктовые деревья на приусадебном участке площадью...» и так далее. И еще он подумал, что до приезда Феди надо обязательно написать Верочке и спросить ее, получила ли она его предыдущее письмо, в котором он предложил ей руку и сердце, и приедет ли она к нему. Ведь может случиться так, что она все-таки приедет, и тогда ему придется подумать о более просторном жилье — для себя, для Верочки и для Феди Кислова. Какое это было бы счастье!..
Кретов, однако, не дал себе размечтаться, потому что надо было подумать и о другом: о предупреждении, которое принес старик Климов, о возможном намерении Додонова
с помощью Лукьянова упредить появление статьи Белова в газете подлой клеветой на него, может быть, анонимной. Кретов даже представил себе, как может выглядеть эта клевета: «Дорогая редакция! У нашего директора совхоза Махова есть дружок Кретов, который называет себя писателем, но на самом деле является тунеядцем и собутыльником Махова, потому что знаком с ним еще с детства. Этот же самый Кретов имеет какое-то непонятное влияние на вашего корреспондента товарища Белова, которого вызвал в наш совхоз, чтобы тот защитил от справедливой критики директора Махова...» Подобные письма приходили не раз и в редакцию газеты, в которой раньше работал Кретов. Пока такие письма проверялись, материалы, вызвавшие их появление, в газету не шли, утрачивалась их актуальность, пропадало драгоценное время. Клевета на журналиста — прием проверенный, не раз показанный в кино, простой и всем доступный. Тем более Додонову.
Кретов решил, что надо предупредить Белова. Но спешить с этим делом не стал, надеясь, что Белов все же навестит его.
Белов пришел под вечер. Кретов сидел на скамейке возле времянки, держа на коленях бесхвостого Васюсика — обрубок его хвоста был тщательно забинтован Кудашихой,— чесал Васюсика за ухом, говорил ему, ослабевшему и тихому, всякие назидательные слова о том, что нельзя шастать по соседским погребам и кухням, что лучше сидеть дома и довольствоваться тем, что дает Кудашиха. Васюсик безропотно слушал, хотя то и дело поглядывал на тополь, в листьях которого копошились и шумели воробьиные выводки. И едва Кретов перестал его почесывать — потому что к калитке подошел незнакомый человек в посверкивающих на солнце очках,— Васюсик соскочил с колен Кретова и направился к тополю, вихляя отощавшим задом.
— Вы Кретов? — спросил незнакомец.
— Я Кретов. А вы Белов? — в свою очередь спросил Кретов.
— Белов. Можно войти?
— Входите.
Белов был басовит, коренаст, но вопреки ожиданиям Кретова вовсе не блондин — тут, очевидно, фамилия Белов ввела Кретова в заблуждение,— а смуглый брюнет, правда, уже с проседью.
— Так где твое жилье, старина? — сразу же перейдя на ты, спросил Белов.— Почему Махов не хотел меня отпускать к тебе?
— А вот,— ответил Кретов, указывая на времянку.— Нормальное жилье. Для анахорета, конечно,
— Можно войти?
— Конечно.
Они вошли во времянку. Белов повертел головой, оглядывая ее, сказал, улыбнувшись:
— Ты прав: нормальное жилье. Для анахорета, конечно. Они оба засмеялись.
— Присядешь? — спросил Кретов.
— Разумеется.
Поговорили о будущем романе Кретова — Кретов главным образом отвечал на вопросы Белова,— о житейских делах и планах.
— Много неоправданного риска,— сказал Белов.— Но в случае удачи — новая жизнь. Не такая уж плохая вещь — новая жизнь, а? Необходимо ли мое вмешательство?
— Нет,— ответил Кретов.
Белов внимательно посмотрел на него поверх очков, поверх блестящей металлической оправы, переспросил:
— Ты сказал нет?
— Я сказал нет,— повторил Кретов.— Усвоил?
— Усвоил,— ответил Белов.— Но если вздумаешь вернуться на прежнюю стезю, как говорится, звякни мне: я дам тебе совет, куда податься. Все в нашей власти.
— Спасибо, старина,— поблагодарил его Кретов.— Твой телефон я помню, иначе ты не был бы здесь. Кстати, что здесь? — спросил он Белова.
— Хороший материал. Спасибо тебе. Додонов — страшный уходящий тип нашего брата-журналиста. Передергивание фактов, амбиции, неправильно понятая кадровая политика. Все, что мне надо. Обком и райком разделяют эту точку зрения, признают свою промашку. Ночью сделаю материал, утром передам в газету. Есть еще вопросы? — Белов дружески толкнул Кретова в плечо, признался: — А ты мне нравишься, старина. Таким я тебя и представлял. Рад, что вижу тебя.
— Я тоже рад,— сказал Кретов.— Но ты спросил, есть ли у меня еще вопросы. Есть. Мне стало известно, что Додонов замышляет против тебя гнусное письмецо в редакцию...
— Чепуха,— улыбнулся Белов.— Во-первых, старина, я вне всяких подозрений. Это самое главное. Проверен в самых рискованных переделках. Таково мое положение в редакции. Поэтому письмецо Додонова сразу же окажется в корзине. Во-вторых, он не успеет со своим письмецом: я
передам материал завтра же, а еще через день он появится в газете.
— А если телеграмма?
— Не рискнет, потому что дорого — это первое, а второе, как тебе известно, анонимных телеграмм практически не бывает, всегда легко установить автора, найти его. И, значит, привлечь к уголовной ответственности за клевету. Теперь у нас есть хороший закон против клеветников и он уже действует. Короче: твои опасения напрасны, старина. Удовлетворен?
— Вполне. А что ты скажешь о Махове? — спросил Кретов.
— Прочтешь в газете,— ответил Белов.— Но вот что ты не прочтешь: он тебе не друг.
— Почему?
— Он очень мучается тем, что я приехал по твоей просьбе, что выручил его из беды в конечном итоге ты. Не какие-то там высокие товарищи с положением, а ты. Ведь он тебя в упор не видит. Опасайся его.
— Ты преувеличиваешь.
— Нет. На такие вещи у меня давно глаз наметан. Хозяин он, конечно, хороший, еще поработает, сделает много полезного. Но тебя он возненавидит. Ты для него, как тот нищий, который подал милостыню королю. Поэтому прими мой совет: уезжай отсюда.
Они расстались через несколько минут.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
До приезда Федора Кислова Кретов успел сделать три важных дела: отправил законченную рукопись романа в издательство, устроил в больницу несчастного Заплюйсвечкипа и написал письмо Верочке. И жил теперь в ожидании: ждал Федю, ответ из издательства и письмо от Верочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103