И страшно закричал Филимер, к Ульфу бросился, будто спрятаться хотел. А годья Винитар осенил себя крёстным знамением.
После этого Ахма, будто ослабнув, назад в костёр завалился, сноп искр подняв, и не шевелился больше. И пламя скрыло его вместе с дедушкой Рагнарисом.
Я смотрел неотрывно в пламя, пока глаза не заслезились. И сквозь слёзы увидел вдруг, что пришли Арбр-вутья и Аларих-курганный. И будто бы встаёт дед им навстречу и все втроём, обнявшись, как братья, растворяются они в ревущем пламени.
Я потом рассказал об этом Гизульфу, и Гизульф сказал, что видел то же самое.
Фрумо вдруг очень беспокойной сделалась, стала бегать между людьми, всех за руки хватала, в глаза засматривала и все спрашивала:
– Где?.. Ахма где?..
Агигульф, отец Фрумо, хотел было поймать свою безумную дочь, в дом отвести и там запереть, но Хродомер не позволил.
Сказал, пусть бегает и безумствует. Видно, время ныне безумствовать. Вотан, сказал Хродомер, коснулся пальцем своим агигульфовой дочери, наделив её пророческим даром. Но то бремя мужское, вот и не вынесла Фрумо – рехнулась. Пусть теперь ходит и лепечет. Не гнать её – слушать её надобно.
Так Хродомер сказал, и не посмел возразить ему Агигульф, отец Фрумо. Страшно вещует Фрумо, только и сказал Агигульф-сосед.
На это Хродомер отвечал, что судьба – она любой может быть, и лютой тоже, а дело человека – себя блюсти и честь свою, а о прочем не беспокоиться. Рагнарис, покуда жив был, так и поступал.
И ещё сказал Хродомер (удивились все, кто слышал), что Велемуд-вандал, сын Вильзиса, по тому же закону жил и умер.
Долго мы ждали, пока костёр догорит, и ветер его остудит. Солнце уже за полдень перешло, когда начали кости собирать и очищать их от пепла.
Два сосуда больших и красивых принесли, в один кости дедушки собрали, в другой – кости Ахмы-дурачка.
Хродомер сказал, что дух этих украшений с огнём ушёл, следом за Рагнарисом и Ахмой, а мы погребаем сейчас лишь тело этих украшений. Это золото силы не имеет, сказал Хродомер, оно всю свою силу в огне растворило.
И поднял Хродомер из пепла меч дедушки Рагнариса, огнём почти не тронутый. А когда выпрямился, увидел дядю Агигульфа – тот все ещё нагой стоял.
Прекрасен был в тот миг дядя Агигульф. Ничто не мешало видеть красоту его. Широкоплеч и статен он был, в бёдрах узок, в икрах силён; длинные белые волосы по плечам и по спине разметались; лик имел свирепый и вдохновенный, будто дедушкиного напитка из мухоморов отведал.
Когда увидел дядя Агигульф Хродомера с мечом Рагнариса в руке, глаза у Агигульфа загорелись, и обрадовался он несказанно.
Засмеялся Хродомер громко и страшно, руку протянул в сторону, и подали ему щит, будто ждали.
Сказал Хродомер дяде Агигульфу:
– Прекрасен и наг ты, отважный Арбр. Много почёта убить тебя!
Тут ветер вдруг подул, и мне показалось, что это дыхание Вотана всех нас коснулось и сделало безумными, вдохновенными и мудрыми.
Поглядел я на небо, чтобы увидеть Дикую Охоту, и увидел, как несутся облака, меняясь непрестанно.
И когда снова взглянул я на тех, кто стоял перед догоревшим костром, то были там уже не Хродомер и дядя Агигульф, а дедушка Рагнарис и Арбр.
Отважен был дедушка Рагнарис, свиреп и страшен был Арбр.
И сказал Арбр-Агигульф:
– Не одолеть тебя меня, Рагнарис!
В руке у Арбра-Агигульфа уже был меч. То был ульфов меч. Ульф никуда без меча не ходит.
И стали они биться между собой. И видно было, что бьются хоть и шутейно, а насмерть.
И сказал Хродомер:
– Так Рагнарис вызвал вутью Арбра на бой. Силой равны они были, были равны и отвагой.
С этими словами напал он на дядю Агигульфа. А дядя Агигульф отскочил назад, ловко уходя от удара (ибо не было у него своего щита, и ничего, кроме наготы, не защищало его тела) и сказал:
– Бились, себя не щадя, ударом за удар воздавая.
И сам набросился на Хродомера. На щит принял удар Хродомер. Видно было, что освирепел тогда вутья Арбр, кровью глаза его налились, пена на губах показалась, свой меч отбросил. Отпрыгнул он, к земле припал, а когда Хродомер меч занёс, чтобы его рубануть, от земли, как молния, прянул, руку с мечом, готовым разить, перехватил и к горлу Хродомера зубами потянулся. Тот вновь щитом отгородился.
– Диким зверем стал Арбр, дикой отваги полон. Смеётся от радости Вотан, на Арбра глядя.
Тут Арбр-Агигульф, себя не помня, в щит хродомеров зубами впился и грызть его начал. Ударил его Рагнарис-Хродомер щитом по зубам, и пошатнулся Арбр, зубы разжал.
И сказал Хродомер так:
– Забыл себя Арбр в ярости священной, и тут Рагнарис мудрый удар нанёс нежданный: щит рванул резко вверх, белоснежные зубы вутье-красавцу выбил. Два зуба оземь упало, в щите остался один.
Агигульф-Арбр ловко на ноги вскочил после падения и меч свой подхватил с земли так быстро, что глазом не усмотреть. И заговорил Агигульф-Арбр (а пена запеклась в углах его рта):
– Кроваво улыбка окрасилась, когда засмеялся Арбр. И меч свой в руки взяв, так молвил вутья: вот клык, чтоб поразить тебя!
И с этими словами вновь кинулся к Хродомеру.
Так обменивались они словами и ударами.
Я вспомнил, как дядя Агигульф говорил дедушке Рагнарису (это было, когда он гусли из бурга привёз), будто в бою у него песни сами собой слагаются. Не отделишь теперь песни от звона стали; единой музыкой все это звучало.
И заворожила всех эта музыка. Она будто силой полнила.
Я поневоле стал раскачиваться ей в лад; после я понял, что и все слегка покачиваются, словно вторя схватке между двумя героями, соединившимися сейчас в дальних чертогах.
И годья Винитар тоже покачивался, захваченный смертоносной песней.
И вдруг страшно сломалась музыка. Из меня будто душу вынули и оземь грянули; и потерял я мгновенно все мои силы.
Хродомер-Рагнарис вскрикнул вдруг не в лад этой музыке, разрушая чары, которые сам же и сплёл. И тотчас споткнулся Арбр-Агигульф, и оставили его силы. Пусть лишь мгновение и длилась растерянность; хватило этого мгновения искусному Хродомеру-Рагнарису, чтобы поразить вутью Арбра. Прямо в сердце ударил меч Рагнариса.
И показалось мне, будто это в мою плоть меч входит, холодной сталью, что разрубает кости и рассекает плоть.
Я закрыл глаза и призвал Доброго Сына Бога Единого, как годья учил. Годья всегда говорил: когда страшно, призывай Доброго Сына, вот ты и не один.
Когда я открыл глаза, то увидел, что Хродомер и дядя Агигульф стоят друг против друга, потные, тяжело дышат и смеются. И понял я (а поняв, удивился), что когда Хродомер Рагнарисом был, двигался Хродомер и пел, как молодой воин; теперь же, когда всё закончилось, вновь ветхим старцем стал.
Дядя Агигульф Хродомера по спине хлопнул, будто ровню, и вниз с кургана к реке побежал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
После этого Ахма, будто ослабнув, назад в костёр завалился, сноп искр подняв, и не шевелился больше. И пламя скрыло его вместе с дедушкой Рагнарисом.
Я смотрел неотрывно в пламя, пока глаза не заслезились. И сквозь слёзы увидел вдруг, что пришли Арбр-вутья и Аларих-курганный. И будто бы встаёт дед им навстречу и все втроём, обнявшись, как братья, растворяются они в ревущем пламени.
Я потом рассказал об этом Гизульфу, и Гизульф сказал, что видел то же самое.
Фрумо вдруг очень беспокойной сделалась, стала бегать между людьми, всех за руки хватала, в глаза засматривала и все спрашивала:
– Где?.. Ахма где?..
Агигульф, отец Фрумо, хотел было поймать свою безумную дочь, в дом отвести и там запереть, но Хродомер не позволил.
Сказал, пусть бегает и безумствует. Видно, время ныне безумствовать. Вотан, сказал Хродомер, коснулся пальцем своим агигульфовой дочери, наделив её пророческим даром. Но то бремя мужское, вот и не вынесла Фрумо – рехнулась. Пусть теперь ходит и лепечет. Не гнать её – слушать её надобно.
Так Хродомер сказал, и не посмел возразить ему Агигульф, отец Фрумо. Страшно вещует Фрумо, только и сказал Агигульф-сосед.
На это Хродомер отвечал, что судьба – она любой может быть, и лютой тоже, а дело человека – себя блюсти и честь свою, а о прочем не беспокоиться. Рагнарис, покуда жив был, так и поступал.
И ещё сказал Хродомер (удивились все, кто слышал), что Велемуд-вандал, сын Вильзиса, по тому же закону жил и умер.
Долго мы ждали, пока костёр догорит, и ветер его остудит. Солнце уже за полдень перешло, когда начали кости собирать и очищать их от пепла.
Два сосуда больших и красивых принесли, в один кости дедушки собрали, в другой – кости Ахмы-дурачка.
Хродомер сказал, что дух этих украшений с огнём ушёл, следом за Рагнарисом и Ахмой, а мы погребаем сейчас лишь тело этих украшений. Это золото силы не имеет, сказал Хродомер, оно всю свою силу в огне растворило.
И поднял Хродомер из пепла меч дедушки Рагнариса, огнём почти не тронутый. А когда выпрямился, увидел дядю Агигульфа – тот все ещё нагой стоял.
Прекрасен был в тот миг дядя Агигульф. Ничто не мешало видеть красоту его. Широкоплеч и статен он был, в бёдрах узок, в икрах силён; длинные белые волосы по плечам и по спине разметались; лик имел свирепый и вдохновенный, будто дедушкиного напитка из мухоморов отведал.
Когда увидел дядя Агигульф Хродомера с мечом Рагнариса в руке, глаза у Агигульфа загорелись, и обрадовался он несказанно.
Засмеялся Хродомер громко и страшно, руку протянул в сторону, и подали ему щит, будто ждали.
Сказал Хродомер дяде Агигульфу:
– Прекрасен и наг ты, отважный Арбр. Много почёта убить тебя!
Тут ветер вдруг подул, и мне показалось, что это дыхание Вотана всех нас коснулось и сделало безумными, вдохновенными и мудрыми.
Поглядел я на небо, чтобы увидеть Дикую Охоту, и увидел, как несутся облака, меняясь непрестанно.
И когда снова взглянул я на тех, кто стоял перед догоревшим костром, то были там уже не Хродомер и дядя Агигульф, а дедушка Рагнарис и Арбр.
Отважен был дедушка Рагнарис, свиреп и страшен был Арбр.
И сказал Арбр-Агигульф:
– Не одолеть тебя меня, Рагнарис!
В руке у Арбра-Агигульфа уже был меч. То был ульфов меч. Ульф никуда без меча не ходит.
И стали они биться между собой. И видно было, что бьются хоть и шутейно, а насмерть.
И сказал Хродомер:
– Так Рагнарис вызвал вутью Арбра на бой. Силой равны они были, были равны и отвагой.
С этими словами напал он на дядю Агигульфа. А дядя Агигульф отскочил назад, ловко уходя от удара (ибо не было у него своего щита, и ничего, кроме наготы, не защищало его тела) и сказал:
– Бились, себя не щадя, ударом за удар воздавая.
И сам набросился на Хродомера. На щит принял удар Хродомер. Видно было, что освирепел тогда вутья Арбр, кровью глаза его налились, пена на губах показалась, свой меч отбросил. Отпрыгнул он, к земле припал, а когда Хродомер меч занёс, чтобы его рубануть, от земли, как молния, прянул, руку с мечом, готовым разить, перехватил и к горлу Хродомера зубами потянулся. Тот вновь щитом отгородился.
– Диким зверем стал Арбр, дикой отваги полон. Смеётся от радости Вотан, на Арбра глядя.
Тут Арбр-Агигульф, себя не помня, в щит хродомеров зубами впился и грызть его начал. Ударил его Рагнарис-Хродомер щитом по зубам, и пошатнулся Арбр, зубы разжал.
И сказал Хродомер так:
– Забыл себя Арбр в ярости священной, и тут Рагнарис мудрый удар нанёс нежданный: щит рванул резко вверх, белоснежные зубы вутье-красавцу выбил. Два зуба оземь упало, в щите остался один.
Агигульф-Арбр ловко на ноги вскочил после падения и меч свой подхватил с земли так быстро, что глазом не усмотреть. И заговорил Агигульф-Арбр (а пена запеклась в углах его рта):
– Кроваво улыбка окрасилась, когда засмеялся Арбр. И меч свой в руки взяв, так молвил вутья: вот клык, чтоб поразить тебя!
И с этими словами вновь кинулся к Хродомеру.
Так обменивались они словами и ударами.
Я вспомнил, как дядя Агигульф говорил дедушке Рагнарису (это было, когда он гусли из бурга привёз), будто в бою у него песни сами собой слагаются. Не отделишь теперь песни от звона стали; единой музыкой все это звучало.
И заворожила всех эта музыка. Она будто силой полнила.
Я поневоле стал раскачиваться ей в лад; после я понял, что и все слегка покачиваются, словно вторя схватке между двумя героями, соединившимися сейчас в дальних чертогах.
И годья Винитар тоже покачивался, захваченный смертоносной песней.
И вдруг страшно сломалась музыка. Из меня будто душу вынули и оземь грянули; и потерял я мгновенно все мои силы.
Хродомер-Рагнарис вскрикнул вдруг не в лад этой музыке, разрушая чары, которые сам же и сплёл. И тотчас споткнулся Арбр-Агигульф, и оставили его силы. Пусть лишь мгновение и длилась растерянность; хватило этого мгновения искусному Хродомеру-Рагнарису, чтобы поразить вутью Арбра. Прямо в сердце ударил меч Рагнариса.
И показалось мне, будто это в мою плоть меч входит, холодной сталью, что разрубает кости и рассекает плоть.
Я закрыл глаза и призвал Доброго Сына Бога Единого, как годья учил. Годья всегда говорил: когда страшно, призывай Доброго Сына, вот ты и не один.
Когда я открыл глаза, то увидел, что Хродомер и дядя Агигульф стоят друг против друга, потные, тяжело дышат и смеются. И понял я (а поняв, удивился), что когда Хродомер Рагнарисом был, двигался Хродомер и пел, как молодой воин; теперь же, когда всё закончилось, вновь ветхим старцем стал.
Дядя Агигульф Хродомера по спине хлопнул, будто ровню, и вниз с кургана к реке побежал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155