Иные повадки, иные следы.
Тут дядя Агигульф, от Валамира подальше отодвинувшись, и заговорил степенно, дедушке Рагнарису голосом и повадкой подражая: мол, мир измельчал и к концу клонится, по всему видать. В такие времена лучше иметь над собою сильного вождя, который и оборонить сумеет в случае беды.
Наш военный вождь Теодобад, сказал дядя Агигульф, не только о своём народе радеет. Он мыслями вширь устремляется и ввысь, и вглубь. Весь мир мыслью своей Теодобад обнимает. И проницает те печали, которые роды здешние точат.
Так ловко ввернул дядя Агигульф поручение теодобадово.
Старейшины же внимали ему с тщанием, ибо и они ощутили на себе благодатную заботу теодобадову.
В точности все слова вождя своего передал старейшинам дядя Агигульф. Сказал: золота у Теодобада столько, что сам вождь его уж и не носит, дабы хоть чем-то от рядовых дружинников отличаться. Да и те брезговать начали. Золото в бурге у Теодобада только женщины и рабы носят. Одна девка шею сломала, такую гривну на себя водрузила. Хоронили недавно…
Теодобад из золота грызла отливает и коням в пасти сует, чтоб перетирали. Не знает прямо, куда столько золота девать. Уж и телегу золотом обшил, и сундук обшил. Когда уезжали посланцы к гепидам, в хлопотах Теодобад был: тын вознамерился золотом обшить. Пусть хоть блестит, все польза.
И то верно. Столько золота в бурге, ступить некуда. На земле валяется.
Был у вас Афара-Солевар, свирепый да жадный, за соль много требовал, своих же братьев примучивал, за что и был проклят жрецом Нутой. А как убил его Оган и сел на его место в бурге при солеварнях – что, лучше стало? Видать, не рождаются у дальних гепидов славные вожди, а рождаются сплошь какие-то скряги и кровопийцы.
Ведомо Теодобаду, что неприязнь между вашими родами и родами дальних гепидов пролегает. Все ведомо Теодобаду, ибо полнится он заботами о своих соседях. Говорит вам Теодобад: под меня идите. Вместе дальних гепидов изведём, сами на солеварнях сядем. По весне вандал один от Лиутара, сына Эрзариха, к Теодобаду приезжал. Спрашивал у Теодобада, не собирается ли осенью Теодобад в поход на дальних гепидов. Что ежели Теодобад не собирается, то он, Лиутар, пойдёт. И вот что отвечал ему Теодобад: до походов ли мне, когда о ближних гепидах сердце все изболелось. От лютости Огана изнывают, поди. Мол, ступай, Лиутар, сын Эрзариха, пощипли по осени Огана. Меня же оставь, ибо желаю о гепидах ближних скорбеть.
Вот каков наш военный вождь Теодобад.
К себе вас зовёт.
И ещё передавал Теодобад: пусть ваши старейшины к нему в бург приезжают. И из вашего села, и из других родов. Одарить вас Теодобад хочет. Да спрашивает, не топкое ли место, где вы живёте.
Тут насторожился Сьюки-старейшина. Что, мол, за дело Теодобаду-готу до топкости наших мест. Хорошее у нас место.
А то, продолжал дядя Агигульф, опасается Теодобад: как кони пройдут, дарами от него, Теодобада, навьюченные? Ибо столь много даров хочет передать вам Теодобад, что непременно нужно для меры одной лошади спину сломать. Как спина сломается от их тяжести – так значит мера достигнута. Вот каков Теодобад, сын Алариха.
Второй старейшина гепидский тут сказал, что негоже коню спину ломать, добро переводить. Мол, оттого-то вы, готы, такие нищие, что рачительности в вас – как в блохе весу. Мол, если пойдём в бург к Теодобаду за дарами, так двух волов возьмём. Так-то вот хозяйственные люди поступают.
Дядя Агигульф, им подпевая, стал их в наш бург манить. Расписывал, как принимать гостей станет Теодобад. Грозится Теодобад почти что до смерти кормить-поить. И ублажать грозится до одурения. Говорит Теодобад: пусть побольше старейшин приходит, ибо не все уйдут. Кто-нибудь обязательно от сытости смерть примет.
И ещё говорит Теодобад, что на этот случай заранее знатные погребальные костры приготовлены – два в ладье, один в домине. Кому как глянется.
Так что приходите, гепидские старейшины, к Теодобаду-готу в его золотой бург: ешьте досыта, пейте допьяна, гуляйте до одури, погребать будем с почестью. А жрецы у нас в бурге такие, что не захочешь – все равно в Вальхаллу отправят. Вот какие у нас жрецы. Одного, наиболее свирепого, сам Вотан побаивается.
Молит вас Теодобад: приходите к нему в золотой бург, о гепидские старейшины. Сладость владычества его над собой ощутите.
Так говорит Теодобад.
Дядя Агигульф о бурге рассказывать начал и все остановиться не мог – люб дяде Агигульфу бург. Говорил, идёшь, бывало, по бургу, а там везде псы валяются кверху лапами, с животами раздутыми, от сытости изо рта языки вываливаются, еле дышат бедняги. Вот как живут у Теодобада.
Женщины непраздные там не ходят. Всякая с детьми: одно дитя в утробе, с десяток за руку цепляются.
И все спрашивают у Теодобада, когда же, когда гепиды прибудут? Так желают гепидов в бурге видеть. Дети малые плачут: почему гепиды не едут? Кони – и те…
Тут остановился дядя Агигульф, поняв и сам, что сказал лишку.
Старейшины же гепидские на то отвечали, что посетят золотой бург, коли дети малые плачут и их зовут.
И спросил Сьюки:
– А что, условия, на каких под Теодобада пойдём, – тоже с конями обсуждать будем? Или с детьми малыми?
Дядя Агигульф ответил с достоинством, что столь важные вопросы Теодобад сам обсуждает, никому не доверяя.
А Валамир сидел и кивал.
Дядя Агигульф, нам все это рассказывая, поведал, что более всего боялся, как бы скудоумный Валамир рта не раскрыл. Оттого и пришлось ему, Агигульфу, языком молоть, как Ильдихо.
Долго ещё расписывал дядя Агигульф старейшинам гепидским, как их Теодобад в бурге принимать будет. На том порешили, что гепиды думать станут, а через несколько дней в селе тинг соберут и ответ посланцам теодобадовым дадут. За это время и к другим родам наведаются, в другие села, и оттуда ответ принесут.
Тут дедушка Рагнарис спросил:
– А задержались-то вы с Валамиром почему?
Дядя Агигульф сперва не хотел говорить, а после сознался. На свадьбу они попали ненароком. От приглашения особенно не отбивались, да и невежливо это, ведь посланцами от Теодобада приехали. Так они с Валамиром рассудили.
Дедушка Рагнарис осведомился: так ли они с Валамиром безобразничали на гепидской свадьбе, как обычно безобразничают, когда бражничают. На что дядя Агигульф ответил, что хуже. Потом спохватился и пояснил:
– Не мы хуже, а гепиды хуже. Гепидское бражничанье – скотство одно. Ни в чём гепид удержу не знает. А мы с Валамиром старались не отставать, не посрамить чести села нашего.
Дедушка Рагнарис спросил подозрительно:
– Убили кого-то, что ли?
Но дядя Агигульф клялся, что смертоубийства не было.
Дедушка засопел и велел рассказывать все, как было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Тут дядя Агигульф, от Валамира подальше отодвинувшись, и заговорил степенно, дедушке Рагнарису голосом и повадкой подражая: мол, мир измельчал и к концу клонится, по всему видать. В такие времена лучше иметь над собою сильного вождя, который и оборонить сумеет в случае беды.
Наш военный вождь Теодобад, сказал дядя Агигульф, не только о своём народе радеет. Он мыслями вширь устремляется и ввысь, и вглубь. Весь мир мыслью своей Теодобад обнимает. И проницает те печали, которые роды здешние точат.
Так ловко ввернул дядя Агигульф поручение теодобадово.
Старейшины же внимали ему с тщанием, ибо и они ощутили на себе благодатную заботу теодобадову.
В точности все слова вождя своего передал старейшинам дядя Агигульф. Сказал: золота у Теодобада столько, что сам вождь его уж и не носит, дабы хоть чем-то от рядовых дружинников отличаться. Да и те брезговать начали. Золото в бурге у Теодобада только женщины и рабы носят. Одна девка шею сломала, такую гривну на себя водрузила. Хоронили недавно…
Теодобад из золота грызла отливает и коням в пасти сует, чтоб перетирали. Не знает прямо, куда столько золота девать. Уж и телегу золотом обшил, и сундук обшил. Когда уезжали посланцы к гепидам, в хлопотах Теодобад был: тын вознамерился золотом обшить. Пусть хоть блестит, все польза.
И то верно. Столько золота в бурге, ступить некуда. На земле валяется.
Был у вас Афара-Солевар, свирепый да жадный, за соль много требовал, своих же братьев примучивал, за что и был проклят жрецом Нутой. А как убил его Оган и сел на его место в бурге при солеварнях – что, лучше стало? Видать, не рождаются у дальних гепидов славные вожди, а рождаются сплошь какие-то скряги и кровопийцы.
Ведомо Теодобаду, что неприязнь между вашими родами и родами дальних гепидов пролегает. Все ведомо Теодобаду, ибо полнится он заботами о своих соседях. Говорит вам Теодобад: под меня идите. Вместе дальних гепидов изведём, сами на солеварнях сядем. По весне вандал один от Лиутара, сына Эрзариха, к Теодобаду приезжал. Спрашивал у Теодобада, не собирается ли осенью Теодобад в поход на дальних гепидов. Что ежели Теодобад не собирается, то он, Лиутар, пойдёт. И вот что отвечал ему Теодобад: до походов ли мне, когда о ближних гепидах сердце все изболелось. От лютости Огана изнывают, поди. Мол, ступай, Лиутар, сын Эрзариха, пощипли по осени Огана. Меня же оставь, ибо желаю о гепидах ближних скорбеть.
Вот каков наш военный вождь Теодобад.
К себе вас зовёт.
И ещё передавал Теодобад: пусть ваши старейшины к нему в бург приезжают. И из вашего села, и из других родов. Одарить вас Теодобад хочет. Да спрашивает, не топкое ли место, где вы живёте.
Тут насторожился Сьюки-старейшина. Что, мол, за дело Теодобаду-готу до топкости наших мест. Хорошее у нас место.
А то, продолжал дядя Агигульф, опасается Теодобад: как кони пройдут, дарами от него, Теодобада, навьюченные? Ибо столь много даров хочет передать вам Теодобад, что непременно нужно для меры одной лошади спину сломать. Как спина сломается от их тяжести – так значит мера достигнута. Вот каков Теодобад, сын Алариха.
Второй старейшина гепидский тут сказал, что негоже коню спину ломать, добро переводить. Мол, оттого-то вы, готы, такие нищие, что рачительности в вас – как в блохе весу. Мол, если пойдём в бург к Теодобаду за дарами, так двух волов возьмём. Так-то вот хозяйственные люди поступают.
Дядя Агигульф, им подпевая, стал их в наш бург манить. Расписывал, как принимать гостей станет Теодобад. Грозится Теодобад почти что до смерти кормить-поить. И ублажать грозится до одурения. Говорит Теодобад: пусть побольше старейшин приходит, ибо не все уйдут. Кто-нибудь обязательно от сытости смерть примет.
И ещё говорит Теодобад, что на этот случай заранее знатные погребальные костры приготовлены – два в ладье, один в домине. Кому как глянется.
Так что приходите, гепидские старейшины, к Теодобаду-готу в его золотой бург: ешьте досыта, пейте допьяна, гуляйте до одури, погребать будем с почестью. А жрецы у нас в бурге такие, что не захочешь – все равно в Вальхаллу отправят. Вот какие у нас жрецы. Одного, наиболее свирепого, сам Вотан побаивается.
Молит вас Теодобад: приходите к нему в золотой бург, о гепидские старейшины. Сладость владычества его над собой ощутите.
Так говорит Теодобад.
Дядя Агигульф о бурге рассказывать начал и все остановиться не мог – люб дяде Агигульфу бург. Говорил, идёшь, бывало, по бургу, а там везде псы валяются кверху лапами, с животами раздутыми, от сытости изо рта языки вываливаются, еле дышат бедняги. Вот как живут у Теодобада.
Женщины непраздные там не ходят. Всякая с детьми: одно дитя в утробе, с десяток за руку цепляются.
И все спрашивают у Теодобада, когда же, когда гепиды прибудут? Так желают гепидов в бурге видеть. Дети малые плачут: почему гепиды не едут? Кони – и те…
Тут остановился дядя Агигульф, поняв и сам, что сказал лишку.
Старейшины же гепидские на то отвечали, что посетят золотой бург, коли дети малые плачут и их зовут.
И спросил Сьюки:
– А что, условия, на каких под Теодобада пойдём, – тоже с конями обсуждать будем? Или с детьми малыми?
Дядя Агигульф ответил с достоинством, что столь важные вопросы Теодобад сам обсуждает, никому не доверяя.
А Валамир сидел и кивал.
Дядя Агигульф, нам все это рассказывая, поведал, что более всего боялся, как бы скудоумный Валамир рта не раскрыл. Оттого и пришлось ему, Агигульфу, языком молоть, как Ильдихо.
Долго ещё расписывал дядя Агигульф старейшинам гепидским, как их Теодобад в бурге принимать будет. На том порешили, что гепиды думать станут, а через несколько дней в селе тинг соберут и ответ посланцам теодобадовым дадут. За это время и к другим родам наведаются, в другие села, и оттуда ответ принесут.
Тут дедушка Рагнарис спросил:
– А задержались-то вы с Валамиром почему?
Дядя Агигульф сперва не хотел говорить, а после сознался. На свадьбу они попали ненароком. От приглашения особенно не отбивались, да и невежливо это, ведь посланцами от Теодобада приехали. Так они с Валамиром рассудили.
Дедушка Рагнарис осведомился: так ли они с Валамиром безобразничали на гепидской свадьбе, как обычно безобразничают, когда бражничают. На что дядя Агигульф ответил, что хуже. Потом спохватился и пояснил:
– Не мы хуже, а гепиды хуже. Гепидское бражничанье – скотство одно. Ни в чём гепид удержу не знает. А мы с Валамиром старались не отставать, не посрамить чести села нашего.
Дедушка Рагнарис спросил подозрительно:
– Убили кого-то, что ли?
Но дядя Агигульф клялся, что смертоубийства не было.
Дедушка засопел и велел рассказывать все, как было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155