Ни в чём Фретиле не уступал. И столь же угрюм стал и высокомерен. Прямо как герул.
Фретила тот в бурге во время чумы помер. Не спасло Фретилу умение его. Это оттого, что семя у фретилы, должно быть, слабое было. А вот у дедушки Рагнариса оно сильное было. И у него, у Агигульфа сильное. У герулов теперь оно тоже сильное, потому что укрепил его Агигульф. Вот когда он, Агигульф, в великом сражении смерть славную примет, трупы врагов тыном вокруг себя нагромоздя, – вот тогда-то герулы и подомнут нас. Ибо сильнее нас семенем окажутся.
Когда племя герульское, дядей Агигульфом укреплённое, в силу вошло и Ульфу глаз выбило и, в плену его бесславно потомив, отпустило, лишился Ульф вместе с глазом вторым обоерукого боя. Ибо для того широкий обзор надобен. А с одним глазом какой обзор? Половинный, считай. Узко стал глядеть Ульф. И мысли стали у Ульфа узкие.
Дядя Агигульф хорошо помнит, как Ульф после увечья впервые в бург приехал. Каждой бабы шарахался. Дядя Агигульф – брат ведь! – над ним тогда опеку взял. И ничего, пообвыкся Ульф. Умом, правда, так и остался узок.
Вот тогда-то и сжалился над Ульфом Снутрс. Снутрс и сам разумом неширок, потому родную душу почуял и обучать Ульфа начал, как со щитом биться. Ибо пришлось Ульфу в левую руку щит взять, как ни презирал он прежде щит.
Однако великое умение Фретила в Ульфа вложил – даже на бой со щитом хватило. И вскоре вновь уже стал заноситься Ульф, ибо опять не стало ему равных (Фретила-то помер).
А Снутрса с той поры почитает. Ибо никто в дружине не соглашался с Ульфом сражаться, руку Ульфу набивать – памятны были и насмешки ульфовы, и высокомерие его былое. Один только Снутрс не погнушался. А Ульф – он хоть и узок умом, хоть и чванлив, но добро помнит очень долго. Хотя зло – ещё дольше.
В дом входя, взялся Снутрс рукой за столб дверной, будто на прочность его пробуя. На скамью садился – скамью потрогал. Плошку ему подали за трапезой – плошку в пальцах повертел, не развалится ли. Говорил Снутрс хрипло, отрывисто, будто гавкал.
Это гавканье потом по всему селу разносилось, пока Снутрс повсюду ходил, ко всему приглядывался, взором щупал да руками трогал. И на всякое слово, к себе обращённое, хмыкал. Либо задумавшись.
Ильдихо хлопотала – хватил её за зад и хмыкнул. Богов дедовых рукой огладил – хмыкнул. К хродомерову подворью подошёл – аж два раза хмыкнул.
Спросил Ульфа:
– Здесь, что ли, тын ставить предлагаешь?
Ульф кивнул.
Снутрс спросил:
– А что Рагнарис говорил, будто на кургане ставить собираетесь?
– На кургане смысла нет. Место, может, и хорошее, а воды нет.
– Теодобад сказал, чтоб курган не трогали, – обронил Снутрс.
И тут навстречу им Хродомер вышел. Не успел поздороваться, как Снутрс уже загавкал ему в лицо:
– Много про твой колодец разного болтают, Хродомер! Слыхали мы в бурге, будто дрищете вы с этой воды уже два десятка лет. Вот, посмотреть пришёл на это диво!..
Хродомер лицом потемнел. И спросил:
– Кто это в бурге такое про мой колодец говорит?
– Агигульф, рагнарисов младший, говорил. Да и сам Рагнарис, когда его удар хватил, как раз об этом печалился…
Только рукой махнул Хродомер.
– Рагнарис меня и из хеля достанет, – сказал он.
А Снутрс засмеялся, точно пёс залаял.
– Дай мне, что ли, водицы из твоего колодца, – попросил он. – Не задрищу, стало быть – быть по твоему: здесь и будем тын ставить.
– Видано ли, чтобы от задницы старого пердуна такое важное дело зависело – где оборонительный вал ставить? – разворчался Хродомер.
– Ха, ха. Не ворчи, старик, – молвил Снутрс. – Теодобад тоже думает, что твоё подворье укреплять надо. «Иди, – так сказал мне вождь, – ступай, Снутрс, к Хродомеру, и испей. Не задрищешь – ставь тын!» Так он сказал.
– Мало ли какие глупости сопляк Теодобад следом за сопляком Агигульфом повторяет, – рассердился вконец Хродомер и палкой на Снутрса затряс.
– Сам посуди, – ничуть не испугался Снутрс, – коли все село у тебя на подворье задрищет, так никаких лопухов не хватит. А кругом враги вас осаждают… потонете ведь в дерьме, Хродомер! Теодобад хоть и сопляк, а до такого додуматься у него ума хватило.
Хродомера чуть удар не хватил.
– Ты зачем сюда явился? – зарычал он. – Меня позорить? Перед кем выставляешься? Перед этим (тут он впервые на Ульфа взор обратил), что из долгов, да плена, да рабства не вылезает?
На это Снутрс сказал так:
– Мне Теодобад велел тын здесь поставить. Вот я и гляжу, подходящее ли у тебя место. Людей он тебе даст, чтобы работу эту сделать. За то десять воинов в дружине кормить будете.
Хродомер поворчал ещё немного и в дом к себе пригласил.
И испил воды Снутрс. Весь вечер ходил, усмехаясь. По животу себя гладил. А на дворе у нас дядя Агигульф с друзьями своими из бурга пиво пил и Теодобада славил. Про гусли вспомнилось, про тот поход, когда Агигульф коня себе добыл. Многое вспоминалось в тот вечер… Подошёл к ним и Снутрс, поглядел тусклыми своими глазами из-под кустистых бровей, пива испил. И вдруг взревел:
– Ну что, герои? Сидите, ждёте – как, задрищет Снутрс или не задрищет?
И ветры испустил силы великой.
– А вот и не задрищешь, – сказал Арнульф, его приёмный сын.
– Почему это? – спросил Снутрс, немного обиженный.
– Если б живот разболелся у тебя, – разъяснил Арнульф (он отца своего приёмного хорошо знал), – побоялся бы ветры пускать. Штаны бы измазал.
И заржал. И следом за ним и прочие засмеялись.
На свою беду мимо Одвульф шёл. Словили дружинники Одвульфа, сперва лаской заманили, пивом угостили – Одвульф, доверчивая душа, и размяк. А как размяк, начали его предлагать в мирные вожди. Давно пора, мол, снова мирных вождей избирать. Отчего, мол, Одвульф тут в селе киснет, у баб портки выпрашивает, когда самое ему место – в бурге, рядом с Теодобадом, мирным вождём сесть?
Одвульф не сразу понял, что смеются над ним. А когда понял, то вдруг вспылил и лишнего наговорил. Не след таким молодцам лишнего говорить, да ещё кому? Одвульфу, «Бешеному Волку»! И поняв это, испугался вдруг Одвульф. И спросил дядя Агигульф вкрадчиво – голосом нежнейшим, будто девку на сеновал зовёт:
– А не сходишь ли ты, Одвульф, не разыщешь ли племянника моего Гизульфа?
И сказал Одвульф испуганно – точно как девка, которой и на сеновал идти боязно, и отказать герою невозможно:
– А зачем бы мне, Агигульф, племянника твоего искать? Сам бы поискал, коли охота.
– Племянник мой Гизульф мне сейчас очень нужен, – пояснил дядя Агигульф. – А у тебя глаз острый да и воин ты хороший. Куда мне сравниться с тобой. Не сыскать мне, пьяному, мальца по такой-то темени. Опять же, воины вон сердятся, что ты слов обидных им наговорил и уйти захотел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Фретила тот в бурге во время чумы помер. Не спасло Фретилу умение его. Это оттого, что семя у фретилы, должно быть, слабое было. А вот у дедушки Рагнариса оно сильное было. И у него, у Агигульфа сильное. У герулов теперь оно тоже сильное, потому что укрепил его Агигульф. Вот когда он, Агигульф, в великом сражении смерть славную примет, трупы врагов тыном вокруг себя нагромоздя, – вот тогда-то герулы и подомнут нас. Ибо сильнее нас семенем окажутся.
Когда племя герульское, дядей Агигульфом укреплённое, в силу вошло и Ульфу глаз выбило и, в плену его бесславно потомив, отпустило, лишился Ульф вместе с глазом вторым обоерукого боя. Ибо для того широкий обзор надобен. А с одним глазом какой обзор? Половинный, считай. Узко стал глядеть Ульф. И мысли стали у Ульфа узкие.
Дядя Агигульф хорошо помнит, как Ульф после увечья впервые в бург приехал. Каждой бабы шарахался. Дядя Агигульф – брат ведь! – над ним тогда опеку взял. И ничего, пообвыкся Ульф. Умом, правда, так и остался узок.
Вот тогда-то и сжалился над Ульфом Снутрс. Снутрс и сам разумом неширок, потому родную душу почуял и обучать Ульфа начал, как со щитом биться. Ибо пришлось Ульфу в левую руку щит взять, как ни презирал он прежде щит.
Однако великое умение Фретила в Ульфа вложил – даже на бой со щитом хватило. И вскоре вновь уже стал заноситься Ульф, ибо опять не стало ему равных (Фретила-то помер).
А Снутрса с той поры почитает. Ибо никто в дружине не соглашался с Ульфом сражаться, руку Ульфу набивать – памятны были и насмешки ульфовы, и высокомерие его былое. Один только Снутрс не погнушался. А Ульф – он хоть и узок умом, хоть и чванлив, но добро помнит очень долго. Хотя зло – ещё дольше.
В дом входя, взялся Снутрс рукой за столб дверной, будто на прочность его пробуя. На скамью садился – скамью потрогал. Плошку ему подали за трапезой – плошку в пальцах повертел, не развалится ли. Говорил Снутрс хрипло, отрывисто, будто гавкал.
Это гавканье потом по всему селу разносилось, пока Снутрс повсюду ходил, ко всему приглядывался, взором щупал да руками трогал. И на всякое слово, к себе обращённое, хмыкал. Либо задумавшись.
Ильдихо хлопотала – хватил её за зад и хмыкнул. Богов дедовых рукой огладил – хмыкнул. К хродомерову подворью подошёл – аж два раза хмыкнул.
Спросил Ульфа:
– Здесь, что ли, тын ставить предлагаешь?
Ульф кивнул.
Снутрс спросил:
– А что Рагнарис говорил, будто на кургане ставить собираетесь?
– На кургане смысла нет. Место, может, и хорошее, а воды нет.
– Теодобад сказал, чтоб курган не трогали, – обронил Снутрс.
И тут навстречу им Хродомер вышел. Не успел поздороваться, как Снутрс уже загавкал ему в лицо:
– Много про твой колодец разного болтают, Хродомер! Слыхали мы в бурге, будто дрищете вы с этой воды уже два десятка лет. Вот, посмотреть пришёл на это диво!..
Хродомер лицом потемнел. И спросил:
– Кто это в бурге такое про мой колодец говорит?
– Агигульф, рагнарисов младший, говорил. Да и сам Рагнарис, когда его удар хватил, как раз об этом печалился…
Только рукой махнул Хродомер.
– Рагнарис меня и из хеля достанет, – сказал он.
А Снутрс засмеялся, точно пёс залаял.
– Дай мне, что ли, водицы из твоего колодца, – попросил он. – Не задрищу, стало быть – быть по твоему: здесь и будем тын ставить.
– Видано ли, чтобы от задницы старого пердуна такое важное дело зависело – где оборонительный вал ставить? – разворчался Хродомер.
– Ха, ха. Не ворчи, старик, – молвил Снутрс. – Теодобад тоже думает, что твоё подворье укреплять надо. «Иди, – так сказал мне вождь, – ступай, Снутрс, к Хродомеру, и испей. Не задрищешь – ставь тын!» Так он сказал.
– Мало ли какие глупости сопляк Теодобад следом за сопляком Агигульфом повторяет, – рассердился вконец Хродомер и палкой на Снутрса затряс.
– Сам посуди, – ничуть не испугался Снутрс, – коли все село у тебя на подворье задрищет, так никаких лопухов не хватит. А кругом враги вас осаждают… потонете ведь в дерьме, Хродомер! Теодобад хоть и сопляк, а до такого додуматься у него ума хватило.
Хродомера чуть удар не хватил.
– Ты зачем сюда явился? – зарычал он. – Меня позорить? Перед кем выставляешься? Перед этим (тут он впервые на Ульфа взор обратил), что из долгов, да плена, да рабства не вылезает?
На это Снутрс сказал так:
– Мне Теодобад велел тын здесь поставить. Вот я и гляжу, подходящее ли у тебя место. Людей он тебе даст, чтобы работу эту сделать. За то десять воинов в дружине кормить будете.
Хродомер поворчал ещё немного и в дом к себе пригласил.
И испил воды Снутрс. Весь вечер ходил, усмехаясь. По животу себя гладил. А на дворе у нас дядя Агигульф с друзьями своими из бурга пиво пил и Теодобада славил. Про гусли вспомнилось, про тот поход, когда Агигульф коня себе добыл. Многое вспоминалось в тот вечер… Подошёл к ним и Снутрс, поглядел тусклыми своими глазами из-под кустистых бровей, пива испил. И вдруг взревел:
– Ну что, герои? Сидите, ждёте – как, задрищет Снутрс или не задрищет?
И ветры испустил силы великой.
– А вот и не задрищешь, – сказал Арнульф, его приёмный сын.
– Почему это? – спросил Снутрс, немного обиженный.
– Если б живот разболелся у тебя, – разъяснил Арнульф (он отца своего приёмного хорошо знал), – побоялся бы ветры пускать. Штаны бы измазал.
И заржал. И следом за ним и прочие засмеялись.
На свою беду мимо Одвульф шёл. Словили дружинники Одвульфа, сперва лаской заманили, пивом угостили – Одвульф, доверчивая душа, и размяк. А как размяк, начали его предлагать в мирные вожди. Давно пора, мол, снова мирных вождей избирать. Отчего, мол, Одвульф тут в селе киснет, у баб портки выпрашивает, когда самое ему место – в бурге, рядом с Теодобадом, мирным вождём сесть?
Одвульф не сразу понял, что смеются над ним. А когда понял, то вдруг вспылил и лишнего наговорил. Не след таким молодцам лишнего говорить, да ещё кому? Одвульфу, «Бешеному Волку»! И поняв это, испугался вдруг Одвульф. И спросил дядя Агигульф вкрадчиво – голосом нежнейшим, будто девку на сеновал зовёт:
– А не сходишь ли ты, Одвульф, не разыщешь ли племянника моего Гизульфа?
И сказал Одвульф испуганно – точно как девка, которой и на сеновал идти боязно, и отказать герою невозможно:
– А зачем бы мне, Агигульф, племянника твоего искать? Сам бы поискал, коли охота.
– Племянник мой Гизульф мне сейчас очень нужен, – пояснил дядя Агигульф. – А у тебя глаз острый да и воин ты хороший. Куда мне сравниться с тобой. Не сыскать мне, пьяному, мальца по такой-то темени. Опять же, воины вон сердятся, что ты слов обидных им наговорил и уйти захотел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155