Её Гизульф еле от меня оторвал и в кусты бросил.
Тут довелось нам воинскую науку лангобардскую на себе испытать. Зарычал Лиутпранд, когда с удушьем справился и мясо выкашлял. Тут мы с двух сторон напали на него.
Помню я, что над головой моей мосол обглоданный взметнулся. И испустил Лиутпранд ветры такой богатырской мощи и громкости, что, казалось, от рёва этого курганы содрогнулись до самого основания…
А когда пришёл я в себя, Лиутпранд уже тащил нас с Гизульфом, как два бревна, под мышкой зажав. К реке нёс.
Видел я, как вода приближается, и упали мы в воду. И видел я спину удаляющегося Лиутпранда, и слышал премерзкое хихиканье Галесвинты, сестры нашей. Мила ей была воинская наука лангобардов, так мы поняли.
И поклялись отомстить Лиутпранду. Гизульф сказал, что если Лиутпранд по своей глупости на Галесвинте женится, то иной мести коварному лангобарду и не нужно.
От холодной воды мы в себя немного пришли. И снова наверх по склону поднялись, туда, где стравное веселье кипело.
Лиутпранд снова Галесвинту тискал и обжирался; когда мы мимо проходили, он только кровожадно рыкнул нам вслед. Мы шагу прибавили.
Гизульф после рассудительно говорил, что хорошо было бы, если бы Галесвинта от Лиутпранда понесла, ибо нашему роду надобны свирепые воины.
И что мы с ним не дурью маялись, когда на Лиутпранда напали, а нарочно проверяли, достаточно ли он свиреп, чтобы семя своё в лоно нашей сестры заронить.
И в глупом хихиканье Галесвинты особая мудрость есть, нашей дуре-сестре невнятная за скудоумием её, ибо от того глупого хихиканья славная прибавка к нашему роду может выйти.
Так рассуждал Гизульф, а я ему вторил.
Мы с ним говорили об этом другой нашей сестре, Сванхильде, Галесвинту ей в пример поставив. Сванхильда же хохотала и отмахивалась обеими руками.
В великой битве за гусли дядя Агигульф верх одержал над другом своим Валамиром. Так дядя Агигульф говорил после, а Валамир возразить ему не мог, потому что дядя Агигульф там, в реке, обильно накормил его тиной и водорослями. Стало быть, дядя Агигульф и победитель.
Возрадовавшись от этой победы свыше всякой меры, стал дядя Агигульф нового противника искать для единоборства. И приметил он, что Арегунда-вандалка скучно сидит. Женщины с ней своих женских разговоров не заводили; мужчины же к ней не подходили, ибо в памяти каждого свежи были побои, коими наградила их вандалка, когда они к ней в гости ходили – богатырствовать.
И такую речь обратил дядя Агигульф к Арегунде-вандалке, девой В-вотана – в-валькирией – её именуя, на ногах слегка покачиваясь и длинными мокрыми волосами встряхивая:
– Не лепо ли тебе, о дщерь Вотана, в единоборстве честном сойтись с богов любимцем Агигульфом, сыном Рагнариса, в боях прославленным?
Арегунда-вандалка в своём одиночестве так набралась пива тёмного, что лишь посмотрела на дядю Агигульфа мутным взором. Однако ж чести своей не уронила и вскричала страшным голосом:
– Вотан!
И дядя Агигульф засмеялся и тоже радостно заревел, вандалке вторя:
– Вотан!
Решили они между собой на мечах биться и непременно кровь пролить, но поединка не получилось, ибо Арегунда встать не смогла.
Дядя Агигульф её на руки взял и к реке понёс любовно, дабы освежилась; но по дороге споткнулся и уронил. Освирепела вандалка и бранить дядю Агигульфа принялась.
Дядя Агигульф её кулаком огреть хотел, но промахнулся и по камню попал. Вандалка же его кулаками разом по обоим ушам съездила, и обмяк дядя Агигульф.
Выбраться же из-под бесчувственного дяди Агигульфа у вандалки сил не хватило. И задремала она под дядей Агигульфом.
Так и нашёл их Валамир. Будить не стал, вместо того удалился бесшумно и призвал к тому месту Гизарну, Аргаспа, Теодагаста, отца нашего Тарасмунда, Ульфа, годью Винитара, которого нарочно пробудил, и Ода-пастуха. И ещё Визимара-вандала – пусть полюбуется. Смогли же пойти с Валамиром Гизарна, Визимар, Ульф да я, хотя меня никто не звал.
Тут Гизарна с Валамиром и Ульфом хохотать стали, а Визимар насупился. Дядя Агигульф от смеха этого проснулся и с вандалки нехотя слез, потому что вандалка хоть и была костлявая, но всё же не такая жёсткая, как земля.
Поворочался дядя Агигульф, заплетающимся языком вызвал Ульфа на поединок, непременно до крови, и снова заснул сном младенческим.
Арегунда же вандалка так и не проснулась.
Визимар с Валамиром толкаться стали и Визимар Валамиру в лоб дал кулаком, а Валамир – Визимару.
Но в это время от села несколько рабов пришли и ещё пива принесли. Они драться бросили и пошли ещё пиво пить. Ульф строго спросил рабов, все ли спокойно в селе. Снага-раб сказал, что чужаков нет. Тогда Ульф разом полкувшина осушил и, рыгнув, дозволил всем пить.
И Валамир перепил Визимара, а Ульф перепил Валамира… А после всех перепил Снага-раб, но того уже не заметили.
…Бой стенка на стенку…
…Отец наш Тарасмунд с Ульфом боролись и одолел Тарасмунд Ульфа…
…Лиутпранд в костёр упал…
…Годья Винитар проснулся, словил Валамира (тот слаб был и отбиться не сумел) и о Боге Едином толковать ему начал, отчего произошло между годьей Винитаром и Валамиром столкновение, и Винитар Валамиру кровь носом пустил…
…Тарасмунд бился…
…Дядя Агигульф от забытья очнулся и, на курган лицом пав, рыдал прежалостно и дедушку Рагнариса протяжным голосом звал…
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. УЛЬФ
ЖЕЛЕЗНЫЙ КРЕСТ
Наутро после стравы, когда мы с Гизульфом от хмельного сна очнулись, все вокруг нас было новым. И сами мы были новыми, как будто только что народились.
Мы пошли к реке умыть лица. Река была на том же самом месте, что и до смерти дедушки. И курган аларихов на прежнем месте был.
У реки мы услышали голоса – там, где мы Арегунду нашли в тот день, когда дедушка из бурга вернулся. Мы за кустами притаились, как нас дядя Агигульф учил. Подкрались незаметно и стали слушать.
Мы таились больше для развития в себе воинского навыка, нежели из желания подслушать. Но потом пришлось таиться уже по-настоящему, ибо у реки разговаривали Ульф с Арегундой. И если бы Ульф увидел, что мы подслушиваем, он бы нас без лишних слов прибил.
Ульф Арегунде дивные вещи говорил. Говорил Ульф о том, что вчера село никто не берег. Ни один воин в разъезд не отправился. Да если бы и отправился – что толку, коли все село перепилось, хоть голыми руками бери? Он, Ульф, может быть, и пошёл бы в разъезд, да как отца не проводить.
И сознался Ульф Арегунде, что страшно ему вчера было. Всё время спиной вздрагивал, чудились копья и стрелы вражеские.
А Арегунда молчала.
Как деда с Ахмой не стало, изменилось все в доме. Без деда все из рук валилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Тут довелось нам воинскую науку лангобардскую на себе испытать. Зарычал Лиутпранд, когда с удушьем справился и мясо выкашлял. Тут мы с двух сторон напали на него.
Помню я, что над головой моей мосол обглоданный взметнулся. И испустил Лиутпранд ветры такой богатырской мощи и громкости, что, казалось, от рёва этого курганы содрогнулись до самого основания…
А когда пришёл я в себя, Лиутпранд уже тащил нас с Гизульфом, как два бревна, под мышкой зажав. К реке нёс.
Видел я, как вода приближается, и упали мы в воду. И видел я спину удаляющегося Лиутпранда, и слышал премерзкое хихиканье Галесвинты, сестры нашей. Мила ей была воинская наука лангобардов, так мы поняли.
И поклялись отомстить Лиутпранду. Гизульф сказал, что если Лиутпранд по своей глупости на Галесвинте женится, то иной мести коварному лангобарду и не нужно.
От холодной воды мы в себя немного пришли. И снова наверх по склону поднялись, туда, где стравное веселье кипело.
Лиутпранд снова Галесвинту тискал и обжирался; когда мы мимо проходили, он только кровожадно рыкнул нам вслед. Мы шагу прибавили.
Гизульф после рассудительно говорил, что хорошо было бы, если бы Галесвинта от Лиутпранда понесла, ибо нашему роду надобны свирепые воины.
И что мы с ним не дурью маялись, когда на Лиутпранда напали, а нарочно проверяли, достаточно ли он свиреп, чтобы семя своё в лоно нашей сестры заронить.
И в глупом хихиканье Галесвинты особая мудрость есть, нашей дуре-сестре невнятная за скудоумием её, ибо от того глупого хихиканья славная прибавка к нашему роду может выйти.
Так рассуждал Гизульф, а я ему вторил.
Мы с ним говорили об этом другой нашей сестре, Сванхильде, Галесвинту ей в пример поставив. Сванхильда же хохотала и отмахивалась обеими руками.
В великой битве за гусли дядя Агигульф верх одержал над другом своим Валамиром. Так дядя Агигульф говорил после, а Валамир возразить ему не мог, потому что дядя Агигульф там, в реке, обильно накормил его тиной и водорослями. Стало быть, дядя Агигульф и победитель.
Возрадовавшись от этой победы свыше всякой меры, стал дядя Агигульф нового противника искать для единоборства. И приметил он, что Арегунда-вандалка скучно сидит. Женщины с ней своих женских разговоров не заводили; мужчины же к ней не подходили, ибо в памяти каждого свежи были побои, коими наградила их вандалка, когда они к ней в гости ходили – богатырствовать.
И такую речь обратил дядя Агигульф к Арегунде-вандалке, девой В-вотана – в-валькирией – её именуя, на ногах слегка покачиваясь и длинными мокрыми волосами встряхивая:
– Не лепо ли тебе, о дщерь Вотана, в единоборстве честном сойтись с богов любимцем Агигульфом, сыном Рагнариса, в боях прославленным?
Арегунда-вандалка в своём одиночестве так набралась пива тёмного, что лишь посмотрела на дядю Агигульфа мутным взором. Однако ж чести своей не уронила и вскричала страшным голосом:
– Вотан!
И дядя Агигульф засмеялся и тоже радостно заревел, вандалке вторя:
– Вотан!
Решили они между собой на мечах биться и непременно кровь пролить, но поединка не получилось, ибо Арегунда встать не смогла.
Дядя Агигульф её на руки взял и к реке понёс любовно, дабы освежилась; но по дороге споткнулся и уронил. Освирепела вандалка и бранить дядю Агигульфа принялась.
Дядя Агигульф её кулаком огреть хотел, но промахнулся и по камню попал. Вандалка же его кулаками разом по обоим ушам съездила, и обмяк дядя Агигульф.
Выбраться же из-под бесчувственного дяди Агигульфа у вандалки сил не хватило. И задремала она под дядей Агигульфом.
Так и нашёл их Валамир. Будить не стал, вместо того удалился бесшумно и призвал к тому месту Гизарну, Аргаспа, Теодагаста, отца нашего Тарасмунда, Ульфа, годью Винитара, которого нарочно пробудил, и Ода-пастуха. И ещё Визимара-вандала – пусть полюбуется. Смогли же пойти с Валамиром Гизарна, Визимар, Ульф да я, хотя меня никто не звал.
Тут Гизарна с Валамиром и Ульфом хохотать стали, а Визимар насупился. Дядя Агигульф от смеха этого проснулся и с вандалки нехотя слез, потому что вандалка хоть и была костлявая, но всё же не такая жёсткая, как земля.
Поворочался дядя Агигульф, заплетающимся языком вызвал Ульфа на поединок, непременно до крови, и снова заснул сном младенческим.
Арегунда же вандалка так и не проснулась.
Визимар с Валамиром толкаться стали и Визимар Валамиру в лоб дал кулаком, а Валамир – Визимару.
Но в это время от села несколько рабов пришли и ещё пива принесли. Они драться бросили и пошли ещё пиво пить. Ульф строго спросил рабов, все ли спокойно в селе. Снага-раб сказал, что чужаков нет. Тогда Ульф разом полкувшина осушил и, рыгнув, дозволил всем пить.
И Валамир перепил Визимара, а Ульф перепил Валамира… А после всех перепил Снага-раб, но того уже не заметили.
…Бой стенка на стенку…
…Отец наш Тарасмунд с Ульфом боролись и одолел Тарасмунд Ульфа…
…Лиутпранд в костёр упал…
…Годья Винитар проснулся, словил Валамира (тот слаб был и отбиться не сумел) и о Боге Едином толковать ему начал, отчего произошло между годьей Винитаром и Валамиром столкновение, и Винитар Валамиру кровь носом пустил…
…Тарасмунд бился…
…Дядя Агигульф от забытья очнулся и, на курган лицом пав, рыдал прежалостно и дедушку Рагнариса протяжным голосом звал…
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. УЛЬФ
ЖЕЛЕЗНЫЙ КРЕСТ
Наутро после стравы, когда мы с Гизульфом от хмельного сна очнулись, все вокруг нас было новым. И сами мы были новыми, как будто только что народились.
Мы пошли к реке умыть лица. Река была на том же самом месте, что и до смерти дедушки. И курган аларихов на прежнем месте был.
У реки мы услышали голоса – там, где мы Арегунду нашли в тот день, когда дедушка из бурга вернулся. Мы за кустами притаились, как нас дядя Агигульф учил. Подкрались незаметно и стали слушать.
Мы таились больше для развития в себе воинского навыка, нежели из желания подслушать. Но потом пришлось таиться уже по-настоящему, ибо у реки разговаривали Ульф с Арегундой. И если бы Ульф увидел, что мы подслушиваем, он бы нас без лишних слов прибил.
Ульф Арегунде дивные вещи говорил. Говорил Ульф о том, что вчера село никто не берег. Ни один воин в разъезд не отправился. Да если бы и отправился – что толку, коли все село перепилось, хоть голыми руками бери? Он, Ульф, может быть, и пошёл бы в разъезд, да как отца не проводить.
И сознался Ульф Арегунде, что страшно ему вчера было. Всё время спиной вздрагивал, чудились копья и стрелы вражеские.
А Арегунда молчала.
Как деда с Ахмой не стало, изменилось все в доме. Без деда все из рук валилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155