– Не дам тебе мёда, и так мало осталось! Зачем это тебе мёд понадобился?
Отец наш Тарасмунд рядом был и в разговор вмешался. Дядя Агигульф и сознался, что мёд для Валамира нужен – захворал друг его Валамир.
И добавил:
– Полночи голый в воде простоял, как тут не простынешь. Все ждал, пока огольцы до кузницы доберутся… А те, видать, тащились нога за ногу.
Мёда Ильдихо так ему и не дала. Но мы с Гизульфом ночью видели, как дядя Агигульф его украл. А он видел, что мы видим, и кулак нам показал. Мы на дядю Агигульфа больше не сердились.
Когда Гизульф женится и у него будут дети, мы обязательно такую потеху для них устроим. Это мы с Гизульфом так решили. Все равно ему придётся брать жену и заводить детей, потому что он старший. Гизульф сказал, что впервые без уныния об этом думает.

КНЯЗЬ ЧУМА

Раньше в нашем селе жило много больше народу, чем теперь. В нашем селе было три больших рода – Хродомера (он первый на эту землю пришёл и сел), Рагнариса, дедушки нашего, и Сейи (из того села, что на восход солнца от бурга – оно потом сгорело с половиной народа и старейшинами). Хродомер этого Сейю знал хорошо и в походы с ним, бывало, ходил. Это ещё в прежние времена было, когда Аларих жив был и лютостью своей в страхе соседние племена держал. Ещё когда Ариарих, отец Алариха, жив был.
После той чумы в нашем селе куда меньше народу осталось. Но я почти не помню, каким наше село до чумы было, потому что был тогда ещё совсем мал. И Гизульф плохо помнит. Ахма-дурачок, может быть, и хорошо помнит, но ничего толком рассказать не может.
Дядя Агигульф тоже помнит, но дядя Агигульф не любит о чуме вспоминать.
Только один раз он рассказал нам с братом Гизульфом о скамаре.
Дедушка Рагнарис говорит, что князь Чума, которому все подвластны, часто облик скамара без роду и племени принимает и бродит так от села к селу, от бурга к бургу. И везде, где ни пройдёт, семена мора рассеивает.
Потому и не любят у нас скамаров. Неизвестно, не князь ли Чума в обличии человеческом в село пожаловал – от скамара же не узнать, кто от родом и где земля его. Да и крадут они, говорит дедушка.
И что страшнее всего, иной раз в стаи сбиваются, могут пастуха убить и стадо угнать, а то и село разорить. Дедушка Рагнарис говорит, что раз разорила вот так скамарья стая одно герульское село. А Аларих как раз на герулов походом собирался. Пришёл, а село разорено – скамары побывали. Единственный раз и был за всю жизнь, говорит дедушка, когда мы с герулами бок о бок против одного врага бились.
Окружили общими силами скамаров этих и многих мечами посекли. А кто остался – тех кого конями разметали себе на потеху, кого по герульскому обычаю живьём зарыли. Все холмы вокруг были в красных пятнах да в кишках скамарьих. Очень зол был Аларих на скамаров, говорит дедушка Рагнарис.
Когда один скамар в село приходит, часто, на пропитание зарабатывая, народ потешает, на руках, как другие на ногах, ходит, побасёнки рассказывает, песенки поёт, новости разносит. Скамары – слуги Локи, так дедушка говорит, оттого и веры им нет. И смех у них недобрый. Когда скамар один – смеётся, а как товарищей себе найдёт – в глотку готов вцепиться.
Работу же в сёлах им давать не любят и в дома не пускают.
Да и какая вера может быть тому человеку, который отдельно от рода своего по свету скитается?
Чума к нам летом пришла, но ещё с весны слухи доходили, что прошёлся князь Чума по становищам аланским, задел и вандальские села. Но далеко от нас это было.
Но всё равно, говорил дядя Агигульф, тревога к нам закралась. Подобно тому, как смотришь на полыхание зарниц далёкой грозы, а на душе беспокойно делается.
И Теодобад (молод тогда был, только-только дружину под себя взял) в бурге тревожился. Как дикий зверь взаперти метался и от тревоги этой лютовал. Когда человек один теодобадов горячкой захворал, Теодобад ему из бурга уйти повелел, а дом его сжёг, хоть и роптала на то дружина. Потом нашли того человека. Так и помер на дороге, недалеко от бурга. И не от чумы умер, сказывали, а от обычной лихоманки.
Только все едино – не уберёг Теодобад бурга. И дружину не уберёг. Пришла в бург чума и многие умерли.
Наше село поначалу старые боги оберегали. Да и добрый Сын Бога Единого им в том пособлял. Так дядя Агигульф рассуждал.
Но потом, как чума прошла через село наше, годья Винитар немало попрёков наслушался.
Дедушка Рагнарис и Хродомер пеняли годье Винитару, что врёт он все про этого доброго Сына. Если бы его хвалёный Бог Единый такой сильный и добрый бог был, разве позволил бы он чуме такое в нашем селе сотворить?
Вот Вотан и Доннар – они недобрые. Никто и не врёт, что они добрые.
Годья же Винитар ярился и кричал, что Бог Единый попускает такие беды по грехам нашим многочисленным. И то диво, что не все село от чумы вымерло, а лишь часть, ибо истуканы на каждом шагу и идолопоклонство процветает.
Тогда-то, во время чумы, и уверовал Одвульф в Бога Единого, а после перед всем селом похвалялся, как Бог Единый с Сыном от напасти его, Одвульфа, уберегли.
С самим же годьей Винитаром так вышло. Годья за долг свой почитал по умирающим ходить, слово Божье им толковать, чтобы те хоть померли с пользой для души своей, коли жили, как зверьё, в идолопоклонстве. И гневно с умирающими беседовал.
Рагнарис же с Хродомером между собою решили, что негоже годье со двора на двор бродить, чуму на плечах таскать. Предложили ему, коли он такой истовый, в храме Бога Единого денно и нощно молитвы возносить, но чтобы из храма ни-ни.
И отца нашего Тарасмунда на годью натравили. В доброте своей великой и нерассуждающей спас Тарасмунд годью от чумы, неукоснительно следя за тем, чтобы завет старейшин выполнялся.
Как вышел годья из храма, к умирающим идти вознамерившись, так и заступил ему дорогу Тарасмунд со щитом и мечом. Годья и понять-то толком не успел, что к чему, а Тарасмунд уже с размаху ударил его краем щита в подбородок, едва зубы годье не выбил. Но лучше уж живу быть, хоть и беззубу, чем с зубами, да в могиле.
Тело годьи бесчувственное в храм Бога Единого сволок. Занавес там висел, алтарную часть отделял; снял Тарасмунд этот занавес и ложе годье мягкое возле алтаря устроил. Себе же у входа ложе сделал. И никого в храм не пускал, а годью из храма не выпускал. Так и принудил годью подле Бога Единого и Сына Его жить.
Дядя Агигульф рассказывал, что еду и питьё годье и Тарасмунду, носил он с шуточками и прибауточками, желая их взбодрить. Тогда он, Агигульф, совсем молодой был. Дядя Агигульф и сейчас в Бога Единого не верует, а тогда и вовсе для него ничего святого не было. Так дядя Агигульф говорит.
Отец наш Тарасмунд, которому мы с Гизульфом дядин рассказ потом пересказывали, возразил, что вовсе не было тогда у Агигульфа ни шуточек, ни прибауточек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155