Подозвал он к себе дочку свою придурковатую – ибо после чумы повредилась Фрумо в рассудке, правда, несильно – и ласково её по животу огладил. Подумал, что с еды вспучило. И успокоился.
Однако в тот день, когда Двала выбил зуб Моке, беспокойство вновь овладело Агигульфом-соседом. Ибо продолжала Фрумо пребывать вспученной.
Тогда очень осторожно начал выспрашвать Фрумо Агигульф-сосед о тех вещах, о которых должна знать женщина. И по ответам дочери своей заключил, что она брюхата.
Света белого не взвидел от позора Агигульф. Однако, чтобы не спугнуть дочку, продолжал расспрашивать её тишком да лаской. С кем, мол, разговаривала. Не пугал ли её кто. Не брал ли вот так (и показал, как).
Фрумо сперва не понимала, о чём отец говорит, а после поведала, что случилось как-то раз в сумерках – больно ей сделали. А потом отпустили. Но это ещё зимой было. Она уж позабыть успела, сейчас вот только вспомнилось. И было то на берегу реки, добавила Фрумо.
Агигульф, отец Фрумо, недолго раздумывая, обвинил в бесчестии дочери своей нашего дядю Агигульфа. Сам, мол, на все село своё буйство нахваливал и говорил, что лютый до того, чтоб девкам подолы задирать.
И говорил все это тот Агигульф, придя в наш дом.
Наш же дядя Агигульф все сказанное отрицал. Поначалу терпел обвинения из уважения к обычаю гостеприимства, лишь лицом ужасно темнел, но потом Агигульфа-соседа вышвырнул. И убить грозил.
Агигульф, отец Фрумо, бежит домой, хватает меч, щит, шлем и в таком виде возвращается в наш двор и вызывает дядю Агигульфа на смертный бой. Дядя Агигульф хватает топор и выходит ему навстречу.
Так стоят два Агигульфа, оба овеяны доблестью, равные друг другу силой. Наш дядя Агигульф славен битвами с племенем герулов, а Агигульф-сосед – с племенем гепидов. Агигульф-сосед ходил на гепидов не с Теодобадом, нашим вождём, а с Лиутаром, сыном Эрзариха. Наш дядя Агигульф летами моложе и телом сильнее, а Агигульф-сосед опытом воинским крепок.
Быть бы тут славной сече между двумя Агигульфами. Мы с братом Гизульфом выскочили поглядеть, Ахма-дурачок тоже вылез, рот раскрыл от любопытства, изо рта слюна течёт.
Нам с братом Гизульфом не терпелось увидеть, как наш дядя Агигульф убьёт Агигульфа-соседа.
Вот-вот начаться битве, как из дома выходит дедушка Рагнарис. И разогнал дедушка Рагнарис двух могучих героев, как щенков, не допустив кровопролития у себя на подворье. И предложил он Агигульфу-соседу решить дело о бесчестии дочери его Фрумо на сельском тинге.
Агигульф-сосед нехотя прочь пошёл. Наш дядя Агигульф ему вслед обидные слова кричал, а мы с Гизульфом хохотали.
ПРИЕЗД ВЕЛЕМУДА
И решено было тинг собрать, когда луна полной станет.
За день до тинга мы с братом моим Гизульфом стояли возле наших ворот и говорили про бесчестие Фрумо. Ибо не верилось нам, чтобы дядя Агигульф в том виновен оказался.
Тут на улице показался всадник. Он со стороны храма Бога Единого ехал. Гизульф разговор оборвал и всматриваться начал. Я тоже стал глядеть на этого всадника. За всадником ещё одна лошадь шла в поводу. Она была навьючена выше ушей разной кладью.
Всадник был нам незнаком.
Он остановился возле нас. Перед ним в седле малец сидел лет семи. Малец кривлялся и показывал нам язык.
Всадник тот спросил:
– Дома ли Рагнарис?
Мы отвечали, что дедушка дома.
Тогда тот всадник назвал нас по именам, улыбнулся, с коня сошёл и к нам на двор направился.
Нас удивило, что он нас знает, а мы его нет. И следом пошли, поглядеть – что будет.
Посреди двора на колоде дедушка Рагнарис сидел, погруженный в раздумья о предстоящем тинге. Это нам так дедушка сказал, когда выгнал нас с Гизульфом за ворота, чтобы думать ему не мешали видом своим.
Завидев пришлеца, дед сперва вглядывался в его лицо, щурясь, после побагровел, на колоде подскочил и палкой затряс, в того человека целя. И заревел страшным голосом:
– Явился, вандальское отродье!
И как понёс на этого человека! Мол, Хильдегунду, жену свою, уморил, поди! Мол, все соки из неё, такой прекрасной, высосал! За новой женой, небось, явился? Теперь Сванхильду уморить надумал? Или Галесвинту? Ишь, какой быстрый! Думает старого Рагнариса провести? Не выйдет! И вандальскому лукавству предел есть!
Тут поняли мы, что это Велемуд, сын Вильзиса, к нам пожаловал. А малец противный – сын его Филимер, наш племянник.
Пока дедушка Рагнарис на Велемуда дохлых лисиц вешал и смертью ему грозил, Велемуд стоял, широко улыбаясь и радостью сочась. Он потом говорил нам, что его отец, Вильзис, куда круче нашего дедушки Рагнариса. И потому рагнарисовы крики для него, Велемуда, – сладкоголосое пеньё жаворонка.
Когда пришёл Тарасмунд и увидел Велемуда, они обнялись, как давние друзья. Я видел, что Тарасмунд очень рад Велемуду.
Велемуд, гордясь, показал Тарасмунду сына своего, Филимера. Увидев внука, расцвёл Тарасмунд, отец наш. Схватил он противного Филимера и к себе прижал. Филимер болтал ногами и лягал Тарасмунда. А Тарасмунд смеялся и подбрасывал Филимера в воздух. Когда Филимер заревел во весь голос, Велемуд его подхватил и пустил бегать по двору. Сказал – пусть освоится.
Мне совсем не хотелось, чтобы этот вандаленыш Филимер тут осваивался. И дедушке Рагнарису этого тоже не хотелось.
Велемуд сказал, что хорошие вести нам привёз. И стал рассказывать. Сперва сказал, что ещё одно прибавление в семье его будет – Хильдегунда хочет его новым ребёнком обрадовать. И снова они с Тарасмундом смеялись и друг друга по плечу хлопали. А дедушка Рагнарис надулся. И сделал вид, что дремота его одолевает от таких скучных разговоров. Вандальский выводок – эка!..
И тут Велемуд про Ульфа речь завёл. Сказал, что Ульф о себе сообщает.
Тут дедушка Рагнарис разом дремать перестал, дуться забыл, повернулся всем туловищем к Велемуду и закричал:
– Мало ли, что Ульф о себе сообщает! Может ничего не сообщать! Тут до Ульфа никому дела нет! Ульф с нами расплевался, вот пусть и проваливает! Куда хочет, пусть проваливает! Пусть хоть под землю провалится! А кстати, куда он провалился?
Велемуд подождал, пока дед отбушует. Отвечал, что Ульф с женой и сыном своим к ним в вандальское село пришёл и в доме его, Велемуда, кров обрёл. А Вильзис – он как отец им обоим, и Велемуду, и Ульфу, родичу его. И доволен и счастлив Ульф родством таким.
Дед выслушал все это очень внимательно, ни слова не пропуская, а после завопил, что, видать, полюбилось Ульфу в рабстве жить. Едва от теодобадовой власти избавился единственно заступничеством брата своего Тарасмунда, как тотчас же на чужбину подался и предался вандалам лукавым. И поделом ему, Ульфу!
Велемуд сказал, что просил его Ульф, когда будет он, Велемуд, в селе его родном, все высмотреть, вызнать доподлинно, запомнить, а после Ульфу передать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Однако в тот день, когда Двала выбил зуб Моке, беспокойство вновь овладело Агигульфом-соседом. Ибо продолжала Фрумо пребывать вспученной.
Тогда очень осторожно начал выспрашвать Фрумо Агигульф-сосед о тех вещах, о которых должна знать женщина. И по ответам дочери своей заключил, что она брюхата.
Света белого не взвидел от позора Агигульф. Однако, чтобы не спугнуть дочку, продолжал расспрашивать её тишком да лаской. С кем, мол, разговаривала. Не пугал ли её кто. Не брал ли вот так (и показал, как).
Фрумо сперва не понимала, о чём отец говорит, а после поведала, что случилось как-то раз в сумерках – больно ей сделали. А потом отпустили. Но это ещё зимой было. Она уж позабыть успела, сейчас вот только вспомнилось. И было то на берегу реки, добавила Фрумо.
Агигульф, отец Фрумо, недолго раздумывая, обвинил в бесчестии дочери своей нашего дядю Агигульфа. Сам, мол, на все село своё буйство нахваливал и говорил, что лютый до того, чтоб девкам подолы задирать.
И говорил все это тот Агигульф, придя в наш дом.
Наш же дядя Агигульф все сказанное отрицал. Поначалу терпел обвинения из уважения к обычаю гостеприимства, лишь лицом ужасно темнел, но потом Агигульфа-соседа вышвырнул. И убить грозил.
Агигульф, отец Фрумо, бежит домой, хватает меч, щит, шлем и в таком виде возвращается в наш двор и вызывает дядю Агигульфа на смертный бой. Дядя Агигульф хватает топор и выходит ему навстречу.
Так стоят два Агигульфа, оба овеяны доблестью, равные друг другу силой. Наш дядя Агигульф славен битвами с племенем герулов, а Агигульф-сосед – с племенем гепидов. Агигульф-сосед ходил на гепидов не с Теодобадом, нашим вождём, а с Лиутаром, сыном Эрзариха. Наш дядя Агигульф летами моложе и телом сильнее, а Агигульф-сосед опытом воинским крепок.
Быть бы тут славной сече между двумя Агигульфами. Мы с братом Гизульфом выскочили поглядеть, Ахма-дурачок тоже вылез, рот раскрыл от любопытства, изо рта слюна течёт.
Нам с братом Гизульфом не терпелось увидеть, как наш дядя Агигульф убьёт Агигульфа-соседа.
Вот-вот начаться битве, как из дома выходит дедушка Рагнарис. И разогнал дедушка Рагнарис двух могучих героев, как щенков, не допустив кровопролития у себя на подворье. И предложил он Агигульфу-соседу решить дело о бесчестии дочери его Фрумо на сельском тинге.
Агигульф-сосед нехотя прочь пошёл. Наш дядя Агигульф ему вслед обидные слова кричал, а мы с Гизульфом хохотали.
ПРИЕЗД ВЕЛЕМУДА
И решено было тинг собрать, когда луна полной станет.
За день до тинга мы с братом моим Гизульфом стояли возле наших ворот и говорили про бесчестие Фрумо. Ибо не верилось нам, чтобы дядя Агигульф в том виновен оказался.
Тут на улице показался всадник. Он со стороны храма Бога Единого ехал. Гизульф разговор оборвал и всматриваться начал. Я тоже стал глядеть на этого всадника. За всадником ещё одна лошадь шла в поводу. Она была навьючена выше ушей разной кладью.
Всадник был нам незнаком.
Он остановился возле нас. Перед ним в седле малец сидел лет семи. Малец кривлялся и показывал нам язык.
Всадник тот спросил:
– Дома ли Рагнарис?
Мы отвечали, что дедушка дома.
Тогда тот всадник назвал нас по именам, улыбнулся, с коня сошёл и к нам на двор направился.
Нас удивило, что он нас знает, а мы его нет. И следом пошли, поглядеть – что будет.
Посреди двора на колоде дедушка Рагнарис сидел, погруженный в раздумья о предстоящем тинге. Это нам так дедушка сказал, когда выгнал нас с Гизульфом за ворота, чтобы думать ему не мешали видом своим.
Завидев пришлеца, дед сперва вглядывался в его лицо, щурясь, после побагровел, на колоде подскочил и палкой затряс, в того человека целя. И заревел страшным голосом:
– Явился, вандальское отродье!
И как понёс на этого человека! Мол, Хильдегунду, жену свою, уморил, поди! Мол, все соки из неё, такой прекрасной, высосал! За новой женой, небось, явился? Теперь Сванхильду уморить надумал? Или Галесвинту? Ишь, какой быстрый! Думает старого Рагнариса провести? Не выйдет! И вандальскому лукавству предел есть!
Тут поняли мы, что это Велемуд, сын Вильзиса, к нам пожаловал. А малец противный – сын его Филимер, наш племянник.
Пока дедушка Рагнарис на Велемуда дохлых лисиц вешал и смертью ему грозил, Велемуд стоял, широко улыбаясь и радостью сочась. Он потом говорил нам, что его отец, Вильзис, куда круче нашего дедушки Рагнариса. И потому рагнарисовы крики для него, Велемуда, – сладкоголосое пеньё жаворонка.
Когда пришёл Тарасмунд и увидел Велемуда, они обнялись, как давние друзья. Я видел, что Тарасмунд очень рад Велемуду.
Велемуд, гордясь, показал Тарасмунду сына своего, Филимера. Увидев внука, расцвёл Тарасмунд, отец наш. Схватил он противного Филимера и к себе прижал. Филимер болтал ногами и лягал Тарасмунда. А Тарасмунд смеялся и подбрасывал Филимера в воздух. Когда Филимер заревел во весь голос, Велемуд его подхватил и пустил бегать по двору. Сказал – пусть освоится.
Мне совсем не хотелось, чтобы этот вандаленыш Филимер тут осваивался. И дедушке Рагнарису этого тоже не хотелось.
Велемуд сказал, что хорошие вести нам привёз. И стал рассказывать. Сперва сказал, что ещё одно прибавление в семье его будет – Хильдегунда хочет его новым ребёнком обрадовать. И снова они с Тарасмундом смеялись и друг друга по плечу хлопали. А дедушка Рагнарис надулся. И сделал вид, что дремота его одолевает от таких скучных разговоров. Вандальский выводок – эка!..
И тут Велемуд про Ульфа речь завёл. Сказал, что Ульф о себе сообщает.
Тут дедушка Рагнарис разом дремать перестал, дуться забыл, повернулся всем туловищем к Велемуду и закричал:
– Мало ли, что Ульф о себе сообщает! Может ничего не сообщать! Тут до Ульфа никому дела нет! Ульф с нами расплевался, вот пусть и проваливает! Куда хочет, пусть проваливает! Пусть хоть под землю провалится! А кстати, куда он провалился?
Велемуд подождал, пока дед отбушует. Отвечал, что Ульф с женой и сыном своим к ним в вандальское село пришёл и в доме его, Велемуда, кров обрёл. А Вильзис – он как отец им обоим, и Велемуду, и Ульфу, родичу его. И доволен и счастлив Ульф родством таким.
Дед выслушал все это очень внимательно, ни слова не пропуская, а после завопил, что, видать, полюбилось Ульфу в рабстве жить. Едва от теодобадовой власти избавился единственно заступничеством брата своего Тарасмунда, как тотчас же на чужбину подался и предался вандалам лукавым. И поделом ему, Ульфу!
Велемуд сказал, что просил его Ульф, когда будет он, Велемуд, в селе его родном, все высмотреть, вызнать доподлинно, запомнить, а после Ульфу передать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155